class="a">[37].
— «За внешне безобидными и невнятно сформулированными принципами социалистического реализма лежат взгляды самого Сталина» [38].
— «Но разве не отражает этот термин реальную сращенность искусства, объявленного “новым” и “революционным” с политикой? Отражает» [39].
— Соцреализм в терминах Х. Гюнтера «процесс огосударствления» культуры [40].
— «Таким же внебрачным сыном политики является и социалистический реализм. Он родился как теория, которая должна оправдывать кровавую практику — в данном случае практику выламывания рук литературе» [41].
— «Ключ к ее (советской культуре — Л.Б.) пониманию — полная детерминация культурной жизни общества советской идеологией» [42].
— Признание идеологической детерминации искусства соцреализма при всей справедливости и убедительности такого подхода представляется тем не менее недостаточным [43].
Последняя позиция нам представляется важной. Рассматривая соцреализм только как искусство по преимуществу идеологическое, а значит свидетельствующее только об идеологическом состоянии советского общества, мы тем самым, по мнению исследователя Т. Кругловой, утверждаем принцип обязательного соотнесения всей художественной практики и художественных текстов с императивами социалистической идеологии. Такое соотнесение помогает обнаружить некий принципиальный разрыв между тем, что «было на самом деле», и тем, что утверждалось в художественных произведениях [44]. При этом легко обнаруженное их несоответствие в итоге лишает искусство соцреализма того реалистического начала, которое в нем все-таки было. «Исследователи, занимающие такую позицию, — пишет Т. Круглова, — трактуют соцреалистическое искусство как отчужденное от исторической реальности 30—50-х годов XX века» [45].
Признавая такой разрыв (он был в советском искусстве, хотя здесь надо различать случаи, когда он возникает в силу имманентных законов самого искусства, и когда — в силу идеологической спекуляции) и понимая его как разрыв между «словом и делом», не надо при этом забывать, что подобное было характерно не только для культурной практики СССР, но также, например, и для Ренессанса.
Это было отмечено, в частности, в работах философа К.М. Кантора: «Большинство произведений искусства ... позднего Средневековья и Ренессанса, как бы они ни были художественно совершенны и верны текстам Священного Писания, проповедуют христианскую идеологию, но не христианскую религию, но только не учение Иисуса Христа. И только искусство таких художников, как Данте, Микеланджело, Рабле, Шекспира, Сервантеса, Эль Греко, Брейгеля Мужицкого, Босха, Фуке, Грюневальда, Дюрера раскрывают в художественных образах содержание Священного Писания, показывая разрыв между словами и поступками священников и тем, чему учил Иисус Христос примером своей жизни и смерти» [46].
Однозначность такого понимания «идеологии» в осмыслении художественных эмпирий советского периода в действительности репрезентирует одну из сторон известной дискуссии о дихотомической природе взаимоотношения «социалистической идеологии» и «советской культуры», особенно актуализированную за последние два десятилетия. Правда, надо отметить, что в настоящее время обозначился некий рубеж, оставляющий позади тот период, когда доминировало абсолютное отрицание проблемы взаимосвязи идеологии и культуры. Наиболее мягкая попытка ухода от негации научного содержания понятия «идеология» представлена Е. Добренко: «Обычной и малопродуктивной сегодня “критике идеологии” автор противопоставляет “интерпретацию идеологии”» [47].
Спектр современных научных позиций по вопросу о роли и месте идеологии в процессах развития советской культуры можно представить следующим образом.
Первая. Идеология рассматривается только как форма отчужденных отношений, более того, как форма тоталитарного сознания, «работающая» на подавление творческих интенций культуры и утверждающая лишь ее монистическую модель развития.
«В стране, объединенной единой идеологией и политикой, требуется еще и культурная единая платформа. Это и есть тоталитаризм, только в рамках которого вообще возможна постановка вопроса о культурной политике: в свободных странах художественная культура развивается самостоятельно, спонтанно, никому не придет в голову спускать с высоты государственной власти культурные директивы. Однако советский режим был именно тоталитарным. Отсюда насущная потребность такого режима в единообразии художественного творчества, подчиненного определенным идеологическим задачам. И отсюда же — громадная значимость личных вкусов самого тоталитарного вождя» [48], — так представляет этот подход Б. Парамонов.
Вторая. Идеология — это основа, более того — субстанция советской культуры. Как отмечает М. Гребнюк, советская культура «представляет собой особый тип культуры, сформированной на идеологии марксизма-ленинизма, принципе соцреализма, тоталитарных постулатах, социальных функциях» [49].
Третья. Оставаясь системой господствующих отчужденных отношений, идеология представляет собой еще и отлаженный механизм умелого использования гуманистического содержания культуры в своих интересах. «Ловкость приемов советской идеологии заключалась в том, — отмечает, например, Н. Иванова, — что она довольно тонко, даже утонченно использовала прекрасные, гуманные идеи, выработанные человечеством: идеи бескорыстной дружбы, нравственных взаимоотношений в любви, приоритета труда перед бездельем, особого отношения к своей родине, почитания старших, отстаивания пользы дела и т.д., и т.п. Советский киномиф и был создан этой идеологией, а не наоборот» [50].
Об инструментальном назначении искусства соцреализма говорится и в материалах курса «Культурология»: «Данное определение соцреализма опиралось на сталинское определение писателей как “инженеров человеческих душ”. Тем самым художественной культуре, искусству придавался инструментальный характер, то есть отводилась роль инструмента формирования “нового человека”» [51].
Четвертая. Советская культура стала формой опредмечивания императивов социалистической идеологии. Эту позицию можно найти, в том числе в работе О. Гончаровой: «Позже, в 30-е годы, советская культура уже мыслит себя “свершившейся утопией”, и в своем функционировании (дискурсивной практике) озабочена, прежде всего овеществлением, опредмечиванием идеологической парадигмы, лежащей в ее основе...» [52].
Пятая. Идеология претендовала на роль универсального регулятора порядка общественной жизнедеятельности индивида со всеми ее культурными практиками в соответствии с известным постулатом, из которого исходит культурная и социальная антропология: человек может жить только в упорядоченном мире, т. е. в ситуации наложения культурного порядка на порядок природный. «Этот порядок, — подчеркивает Т. Круглова, — должен восприниматься как достаточно надежный. В советском обществе на роль такого универсального регулятора порядка претендовала идеология. Но для того чтобы эту претензию реализовать даже в условиях тоталитарного репрессивного аппарата, она должна была обрести модальность культурной практики» [53].
Шестая. Идеология есть идейно-художественный норматив творчества.
Как подчеркивал В. Щедрин, «государственным стандартом» театральной формы для социалистических театров стал МХАТовский реализм, а «ГОСТом» содержания — репертуар, основанный на литературе критического и социалистического реализма. «Это требование, — отмечала В. Клявина, — в условиях государственной монополии на театр открыло прямой путь к унификации творческих коллективов» [54].
Итак, мы видим, что все эти позиции, по-разному подчеркивая детерминирующее значение идеологии в развитии советской культуры, в действительности отводят ей две роли.
Первая: институт идеологии рассматривается в качестве генетически исходного отношения метода соцреализма, задающего отчужденный характер общественного бытия художественной культуры независимо от личной позиции творца (идейной и творческой). Соответственно этому реальная художественная практика соцреализма — это закономерное проявление имманентных законов
