духа взглянуть на неё. Она была страшна. Она ударила зубами в зубы и открыла мёртвые глаза свои. Но,
не видя ничего, с бешенством – что выразило её задрожавшее лицо – обратилась в другую сторону и, распростерши руки, обхватывала ими каждый столп и угол, стараясь поймать Хому»; «Бурсак содрогнулся. ‹…›. Но, покосивши слегка одним глазом, увидел он, что труп не там ловил его, где стоял он, и, как видно,
не мог видеть его». [437]
Маттиас Грюневальд. Поругание Христа, 1503 год
Маковский К. Е. Игра в жмурки, 1890-е годы
Моё видео о жмурках
Ослепление царевны, Или зачем в сказках невестам глаза вырезали
Жил-был купец пребогатый. И была у него дочь одна, да такая красавица, что сам царь пожелал на ней жениться. Однако счастью девушки помешала её служанка. Позавидовала она невесте, увела к синему морю, напоила там зельем дурманным, да и вырезала у ней глаза. Спрятала очи ясные в карманчик, переоделась в её платье и отправилась самозванкой под венец… Таков сюжет русской народной сказки «Купеческая дочь и служанка» [438] – ещё одного фольклорного триллера из сборника Афанасьева. Несмотря на все перипетии, история заканчивается благополучно: истина торжествует, невеста возвращает себе глаза, а злодейка-чернавка терпит наказание. Однако остаётся вопрос: почему преступница выбирает именно такой изощрённый, но ненадёжный способ, чтобы «убрать» соперницу? Зачем она лишает её глаз?
Сказочному мотиву ослепления, по всей вероятности, соответствует древний свадебный обряд, в котором славяне «лишали» невесту зрения. Ведь она умирала для своих родителей, с тем чтобы возродиться в доме мужа в статусе жены, а значит, являлась в каком-то смысле «покойницей». Глаза, конечно, ей никто не выкалывал, но обязательно, как усопшей, «завешивали» лицо платком или длинным покрывалом, что и означало её слепоту. [439] Эта традиция сохранилась и по сей день, когда девушки, вступая в брак, скрывают под фатой своё лицо, вот только с незрячестью «покойницы» обычай никто не связывает…
К невестам славяне относились с крайней осторожностью. «Мертвец» среди живых мог нанести много вреда. Болгары, например, запрещали такой девушке смотреть на посевы, чтобы «не унесло урожай», или на скот, чтобы не случился падёж. [440] Верили, что, раз она находится в пограничном состоянии (одной ногой – в мире мёртвых, другой – в мире живых), то через её глаза глядит нечистая сила. Кроме того, укрытие лица было и оберегом от тех же самых злых духов. В некоторых регионах покрывало надевали на голову невесте уже за неделю до венчания.
Играя свадьбу, славяне отождествляли её с похоронами. И в самом деле, в их обрядовых элементах много общего. Например, накануне свадьбы невеста с подружками ходила в баню, что являлось аналогом омовения покойника. Подобно умершей, ей расплетали косы и при этом оплакивали её. Завершающим элементом ритуала было окутывание невесты в белые покрывала, которые символизировали прежде всего простыни, в которые заворачивали мертвых. Белый цвет – отнюдь не знак чистоты в данном случае, а символ смерти.
«Оживление» новобрачной происходило после венчания в доме жениха. На Украине свёкор подходил к сидящим за столом молодым и палкой тыкал «в глаза невестки, спрашивая: не слепа ли она, что сидит под фатою?» В удостоверение своё он снимал с неё серпянку [441] и от радости, что она не слепая, подчивал вином». [442]
Историчен в сказке и мотив переодевания соперницы в невестино платье. На Руси подружки обрученницы [443] в каком-то смысле выполняли роль её заместителя и впрямь рядились в её одежду. Например, так они делали во время девичника, когда направлялись в дом жениха. Или, когда жених сам приезжал к суженой, подружки вместе с ней закрывались платками и «выстраивались в рядки», а парень должен был отыскать среди них свою избранницу и выкупить ее. [444] Интересно, что последний описанный обычай сохранялся в Симбирской губернии вплоть до XX века.
Смысл таких переодеваний заключался в том, что невеста считалась уязвимой в своём положении, поэтому, чтобы уберечь её от злых духов, девушки выполняли роль подсадных уток. Если вдруг нечистая сила захочет навредить молодой, то отличить её от других девушек она не сможет и в итоге оставит всех в покое. Есть, конечно, и более прагматичное объяснение: подружки переодевались в невесту, чтобы уберечь её от умыкания. По обычаю родового строя, сверстники жениха имели на неё равные с ним права. По этой же причине в свите новобрачного в день свадьбы не могло быть холостых. [445]
Итак, мы видим, что с давних времён люди относились к браку как к делу серьёзному. От того, как пройдут свадебный обряд и сама подготовка к нему, напрямую зависело семейное благополучие супругов. Поэтому в народе и шли на такие мудрёные хитрости, которые обернулись сегодня запутанными сказочными сюжетами. Иногда эти сюжеты могут вызывать у читателей недоумение, иногда восхищение, но у исследователей – всегда неподдельный интерес к тому, что же скрывается за оборотной стороной сказки, какая реальность прошлого.
Посмотреть, как выглядела невеста русской деревни…
Страшную историю о серийном муже-убийце рассказывали не только во Франции. У русского народа была похожая сказка под названием «Медведь и три сестры», вот только в роли душегуба в ней выступал не злой волшебник с синей бородой, а косолапый мишка. Кратко перескажу сюжет.
Три сестры по очереди попадают к Потапычу в лесной дом и становятся ему жёнами. Завязка криминальной истории начинается с того момента, когда медведь просит свою первую супругу испечь ему пышек, а сам удаляется в лес по делам. Перед уходом он даёт девушке ключи ото всех дверей со словами: «Во все ты комнаты ходи, а вот в эдакую-то не ходи!» [446] Только медведь за порог – жена начинает сгорать от любопытства: «Отчего он мне не велел в эту комнату ходить? Дай я посмотрю, что в ней есть!» Отперев запретную дверь, она видит в комнате котлы со смолой: «подошла да пальчик и окунула в смолу, он и отпал у ней».
Позже косолапый возвращается домой, и тут разворачивается настоящая семейная драма: муж требует пышек, жена подаёт ему их, и он замечает, что у неё нет пальца: «Жена! Что это у тебя палец завязан?» Она и говорит: «Я капустку рубила да обрубила». – «Ну-ка покажи!» Она ему показала; он
