— Вот и она! — воскликнула Виктория. — Давно не виделись.
— Вот и она! — повторили Наташа с Милочкой.
Познакомились Виктория с Кирой летом на киносъемках. Беспорядочная суета массовок соединила их на две-три недели, в течение которых Кира встречалась несколько раз с Наташей и Милой, затем, узнав их всех поближе, она порвала с ними резко и высказала однажды кому-то более чем неодобрительное мнение об их образе жизни и поведении, особо отметив неожиданное для нее нравственное уродство Виктории, к которой она поначалу относилась с особым почтением как к балерине, актрисе. «Кто-то» услужливо передал это Виктории, а она рассказала о «высокомерии Киры» Наташе и Миле.
— Вот и она!
Дорога к Академии художеств ведет через парк. Они окружили Киру — безмолвно, не тратя времени на объяснения, будто совершая нечто само собой разумеющееся. Первой нанесла удары Наташа, массированно, обеими руками по голове, потом по-боксерски в лицо, в одну из самых сокровенных «точек», удар в которые важен тем, что резко нарушает кровообращение. Кира пошатнулась, но не упала. Рука у Наташи точная, но не сильная, нежная. Она ударила опять и опять… Кира побежала, выронила папку, рисунки рассыпались по мокрой земле, она остановилась, растерянная, не понимая, что творится и что делать ей дальше. Виктория подбежала к ней, посоветовала вернуться за рисунками. Кира обреченно вернулась, собрала рисунки, и тут Наташа стала ее бить по лицу и била долго, не отрываясь, пока не устала, потом, утомившись, стянула с руки перчатку, и Кира, уже терявшая сознание, заметила на ее пальцах тяжкие кольца. Подошла Виктория и тоже ударила по лицу — раз, два, три… А Милочка подбежала и ногой — по ногам ее, по ногам… Альбертик отвернулся. «Не мужское это дело — бить, — объяснял он потом. — Для этого нужны хорошие женские нервы».
Они избивали ее, как явствует из обвинительного заключения, сорок минут и, конечно, устали. Можно было, разумеется, немного отдохнуть, потом бить дальше, но чувствовалось, что Кира вот-вот упадет, а надо было в полном сознании поставить ее на колени. Иначе торжество было бы неполным. Виктория ударила в последний раз и потребовала, чтобы Кира теперь опустилась перед ней на колени и извинилась за те слова.
Но оказалось, к удивлению Виктории, что поставить на колени человека, если он сам этого не хочет, не просто. Можно его повалить на землю, избить до потери сознания, но не поставить на колени, потому что в этом акте непременно должен наличествовать элемент, пусть неосознанной, добровольности. А Кира, наоборот, последним усилием сознания заставляла себя не опуститься на колени. И Виктория, Наташа, Милочка ощутили вдруг беспомощность перед этой жестоко избитой ими девушкой. Они начали суетиться и делали то, что в иной ситуации показалось бы, пожалуй, комичным: например, стали тянуть Киру к земле за пальто. Потом Милочка опять ударила ногой, по ногам, но тут в осеннем пустом парке послышались явственные шаги: в Академию художеств шли студенты, и компания быстро ретировалась, а Кира опустилась на землю…
Выйдя из парка, они дальше пошли не спеша, успокоенные, в состоянии легкой усталости. И одной лишь Милочке было не по себе, она не унималась, мучительно завидуя Наташе. «Научи и меня бить, — требовала она, — я тоже хочу, как ты…» «Научу, добродушно улыбалась Наташа, — но для этого нужно, — она поискала определение, рассмеялась, — живое пособие». «Живое учебное пособие», — улыбнулся Альбертик. Он уже отошел от тех тошнотворных минут и хотел показать себя мужественным, ироничным. «Найдем, научим, — решила Виктория, — да и мне покажи, Наташа, ловко это у тебя…»
Наташа смеялась: «Хотите, устроим „контору“ первому, кто появится сейчас на улице, кто бы это ни был. Хотите?»
Первой появилась Д. — тоже восемнадцати лет, тоже ровесница Виктории и Наташи; она возвращалась из театра и шла в том рассеянно-праздничном состоянии, когда ничего не видишь вокруг.
Виктория ударила ее по лицу. Д. выронила сумку, кинулась бежать, но ее нагнала Наташа, а потом Милочка…
Альбертик отвернулся.
Теперь, перед тем как изложить мнение на жестокость педагога, врача, социолога и психолога, которым рассказывал я в подробностях эту историю, разрешу себе небольшое отступление, посвященное так называемым немотивированным действиям.
Немотивированные, то есть необъяснимые и бесцельные, жестокие действия по отношению к совершенно, разумеется, неизвестному лицу, как и спонтанная жестокость, рассматриваются рядом криминалистов и социологов в качестве типического явления XX века, которое не имеет аналога в минувших столетиях. Суждение, разумеется, далеко не бесспорное, но совершенно бесспорно, что суды сталкиваются с подобными явлениями все чаще. Это подтверждается обилием соответствующих уголовных дел.
Чувствуя себя дилетантом в этой области я не углубляясь в существо явления, хочу лишь поделиться одним наблюдением. Жертвами безмотивных действии весьма часто оказываются удивительно хорошие люди, духовно одаренные, творческие личности. Возможно, именно мне попадались подобные дела и мои вывод субъективен. Тем не менее не могу умолчать о том, что мотив безмотивных действий открывался мне часто в личности потерпевших Создавалось впечатление агонии зла, наносящего последние слепые, беспорядочные удары по добру.
Нередко в зале суда думал я о том, что социально-этические достижения нашего общества и века создали нравственное сознание, само существование которого непереносимо для зла (в ситуации локальной это выступает, как в нашей истории, в форме бескомпромиссного суждения о чьем-то образе жизни, суждения, за которое хотят избить, убить…).
И Кира — ее избили хотя и «мотивированно», но спонтанно, — и Д., ставшая жертвой чисто безмотивных действий, духовно богаты и нравственно чисты.
Киру можно назвать антиподом Виктории, это — то, чем Виктория могла стать, но не стала, не развив в себе духовное нравственное существо. Кира — художница, музыкант, это личность, несмотря на те же восемнадцать лет, с хорошо развитым чувством человеческого достоинства и ясным моральным сознанием. Ее можно избить до физической потери человеческого облика, но нельзя заставить встать на колени, то есть утратить этот облик нравственно. Она держала себя и на суде с восхитившими Антонину Павловну Шагову великодушием и человечностью, не жаждала мести, а жалела (по существу, лицом к лицу — Виктория и Кира — столкнулись два мира, два мировоззрения).
Разумеется, наблюдения мои об агонии зла могут показаться локально-эмпирическими и наивными, поэтому лучше перейти к точкам зрения ученых на спонтанную (неожиданную, взрывную) жестокость.
Мне не удалось найти в научном мире ни одного человека, который был бы сосредоточен на исследовании этой сферы деструктивного поведения; ученые, беседовавшие со мной на волнующую меня тему, корректно уточняли, что их суждения не больше чем «поток мыслей», «импровизация», игра воображения, которые не покоятся на «солидном фундаменте».
Психолог (женщина, 38 лет). Мы забываем о воздействии ритма на человека. А оно могущественно. Об этом могуществе догадывались мыслители античности. Любой из нас обладает собственным ритмом: сердца, биотоков мозга, дыхания — ритмом индивидуальным, совершенно неповторимым, как почерк или узор кожи.
Влияя на ритм, меняя его, можно формировать и человеческое поведение. В вашей истории важен джаз. Да, именно джаз. Кому не известно, что воинственные народы в старину не разрешали исполнения музыкальных ритмов, которые изнеживают, а народы миролюбивые, наоборот, избегали ритмов воинственных, развязывающих опасные страсти. Ритм — великая сила; ритм джаза — тоже, возможно даже сила не меньшая, чем ритм античной трагедии. Но с обращением плюса в минус. Та, «работая на повышение», поднимала биологическое на уровень нравственного, вызывая высокое потрясение, очищение, катарсис. Ритм джаза, «работая на понижение», низводит духовное, нравственное до биологического, высвобождая, развязывая опасные импульсы… Нам до сих пор неизвестны, к сожалению, законы гармонии, о существовании их догадывался еще Пифагор, но и сегодня мы лишь размышляем об этих законах, но не познали их, не овладели ими с математической точностью. Не сомневаюсь, что наука сумеет выразить их в конце концов на языке математических формул. И тогда можно будет доказать с неотразимой убедительностью, что ритм джаза вызывает антикатарсис. Это — ритм дисгармонии, разрушающий человека.
Разумеется, и сам джаз — не первопричина, но ведь мы с вами беседуем о том непосредственном, что усиливало деструктивное поведение девушек из вашей истории. Они, видимо, находились в состоянии непрерывного антикатарсиса под мощным воздействием ритма джаза. Возможно, лет через сто, повторяю, математика докажет подобное суждение как теорему. А пока не познаны законы гармонии, это не более чем эссеистское рассуждение о таинственной силе ритма…
