ДЖОРДЖО ВАЗАРИ - ЖИЗНЕОПИСАНИЯ НАИБОЛЕЕ ЗНАМЕНИТЫХ ЖИВОПИСЦЕВ, ВАЯТЕЛЕЙ И ЗОДЧИХ

Недавно он для дона Сильвано Рацци, большого своего друга, камальдульского монаха флорентийской обители дельи Анджели, написал на холсте вышиной чуть ли не в полтора локтя св. Екатерину, настолько прекрасную и настолько хорошо сделанную, что она ни в чем не уступает любой другой картине, написанной этим благородным художником, настолько, говорю я, что ей как будто только не хватает дыхания и того слова, которым она изобличила тирана, исповедуя до последнего вздоха Христа, своего жениха возлюбленнейшего. Не удивительно, что у этого святого отца, как человека поистине благородного, нет ни одной вещи, которую он ценил бы и которой дорожил бы больше, чем этой картиной. Аньоло написал также с кардинала дона Джованни Медичи, сына герцога Козимо, портрет, который был послан ко двору императора королеве Иоанне, а затем портрет синьора дона Франческо, князя Флоренции, очень похожий и написанный настолько тщательно, что производит впечатление миниатюры.

В ознаменование бракосочетания австрийской королевы Иоанны, супруги названного государя, он на трех больших холстах, которые, как будет сказано в конце, были развешаны у моста алла Каррайа, изобразил три истории свадьбы Гименея настолько прекрасные, что они казались не праздничными украшениями, но вещами, достойными занять на вечность почетное место, таковы были законченность и тщательность их исполнения. А несколько месяцев тому назад он написал для названного синьора, князя Флоренции, небольшую мелкофигурную картину, которая не имеет себе равных и про которую можно сказать, что это действительно миниатюра.

А так как он в своем теперешнем, шестидесятипятилетнем, возрасте нисколько не менее влюблен в свое искусство, чем в своей юности, он в конце концов по желанию герцога взялся написать фреской две истории на стене, что рядом с органом в церкви Сан Лоренцо, в которых он, как я не сомневаюсь, покажет себя тем непревзойденным Бронзино, каким он всегда был.

Он всегда увлекался и до сих пор еще сильно увлекается поэзией. Недаром он сочинил немало капитулов и сонетов, часть которых напечатана. Но главное (поскольку речь идет о поэзии) – это его удивительное владение стилем Берни в сочинении капитулов, настолько, что в наше время нет человека, который в этом роде стиха писал бы вещи более смелые и свободные, чем он, как это и обнаружится в тот день, когда будет напечатано полное собрание его сочинений, на что многие рассчитывают и надеются.

Бронзино был и остается нежнейшим и очень верным другом, человеком приятным в обращении и очень честным во всех своих делах. Он всегда распоряжался своими вещами с такой щедростью и с таким бескорыстием, какие только доступны благородному художнику, как он. Он всегда невозмутим, никого никогда не обижал и всегда с любовью относился к собратьям по искусству, как это хорошо знаем мы, поддерживающие с ним тесную дружбу в течение сорока трех лет, то есть с 1524 года и по нынешний день, ведь именно тогда начал я с ним общаться и дружить, когда он вместе с Понтормо работал в Чертозе и писал те фрески, которые я, будучи еще совсем юнцом, ходил срисовывать в этом монастыре.

Много было питомцев и учеников у Бронзино. Но первый из них (поскольку сейчас речь идет о наших академиках) – Алессандро Аллори, который был всегда любим своим учителем не как ученик, а как родной сын, да и жили и живут они вместе, питая друг к другу такую же любовь, какая бывает между добрым отцом и его сыном. Во многих портретах, написанных им вплоть до нынешнего его тридцатилетнего возраста, Алессандро показал себя достойным учеником такого наставника, учеником, который прилежно и непрерывно пополнял свои знания и стремился к достижению того столь редкого совершенства, какое можно ожидать от талантов отменных и возвышенных.

Он расписал и весьма тщательно всю целиком выполнил собственной рукой капеллу семейства Монтагути в церкви Нунциаты, а именно алтарный образ маслом, а стены и свод – фреской. На образе изображены вверху Христос и Мадонна, вершащие суд, а внизу в разных положениях множество фигур, отлично написанных и заимствованных из Страшного суда Микеланджело Буонарроти. Около этого образа на той же стене изображены по две фигуры сверху и снизу от него четыре больших пророка, или евангелиста, а на своде несколько сивилл и пророков, весьма старательно, прилежно и тщательно написанных с попыткой подражать Микеланджело в обнаженных телах. На левой стене, если смотреть на алтарь, изображен отрок Христос, спорящий во храме среди книжников, которым он, изображенный в очень хорошей позе, явно что-то доказывает в ответ на их домогательства, книжники же и другие, внимательно к нему прислушивающиеся, имеют разные лица, разные движения и разные одежды, и среди них много похожих портретов, написанных с натуры и изображающих друзей самого Алессандро. Насупротив, на другой стене – Христос, изгоняющий из Храма тех, которые, занимаясь куплей-продажей, превращали его в рынок и в гульбище, и многое в этой фреске достойно внимания и похвалы. Над этими двумя историями – несколько других из жизни Богоматери, а на своде – фигуры, не очень крупные, но в должной мере привлекательные, в обстановке разных строений и пейзажей и свидетельствующие своими свойствами о том, насколько Аллори любит свое искусство и добивается совершенства в рисунке и в замысле. А за алтарным образом, в самом верху, – история Иезекииля, созерцающего великое множество костей, которые облекаются в плоть, снова покрывающую члены человеческих тел. По этой фреске видно, насколько этот юноша жаждет овладеть анатомией человеческого тела, в какой мере он этого уже достиг и сколь усердно он это изучает. И действительно, в первом своем значительном произведении – круглых скульптурных фигурах и живописных историях, исполненных им по случаю бракосочетания Его Высочества, он дал высокие образцы своего искусства, позволившие возлагать на него большие надежды, и продолжает это делать, поскольку ему суждено стать живописцем, выдающимся среди других. Имея на своем счету это и некоторые другие произведения, меньшие по своему значению, как, например, самые последние, – небольшую, но в высшей степени похвальную картину, полную мелких фигур, как на миниатюре, написанную им для флорентийского князя дона Франческо, а также и другие картины и портреты, – он с великим усердием и тщательностью писал и другие картины и портреты, чтобы набить себе руку и выработать широкую манеру.

Хорошими навыками и большой сноровкой обладает также и другой юноша, опять-таки ученик Бронзино, наш академик, по имени Джованмариа Буттери, заслуживший себе это звание тем, что им помимо многих картин и других более мелких произведений было сделано для похорон Микеланджело и по случаю приезда светлейшей королевы Иоанны во Флоренцию.

Живописец Кристофано дель Альтиссимо был также учеником сначала Понтормо, а затем Бронзино. Написав в своей юности много картин маслом и несколько портретов, он был послан синьором герцогом Козимо в Комо, чтобы скопировать в музее монсиньора Джовио целый ряд портретов знаменитых людей среди бесчисленного множества таковых, собранных в этом месте этим редкостным в наше время человеком, и чтобы пополнить ими то собрание портретов, которое было создано герцогом Козимо благодаря стараниям Джорджо Вазари. Указатель всех этих портретов будет помещен на особой таблице в конце этой Книги, дабы не загромождать им настоящего изложения. Кристофано весьма усердно справился с этой задачей и добился того, что количество этих портретов, добытых им вплоть до сегодняшнего дня и занимающих целых три ряда в одной из гардеробных названного синьора герцога, как будет сказано в другом месте, при описании его сокровищ, превышает двести восемьдесят единиц, включая князей церкви, императоров, королей и других государей, военачальников, литераторов, – словом, всех, кто по той или иной причине приобрел славу и известность. Ведь, по правде говоря, мы обязаны Джовио и герцогу за все труды и старания, потраченные им на это дело. В самом деле, не только комнаты государей, но и комнаты многих частных лиц украшаются, в соответствии с родиной, семейным происхождением и склонностями каждого из их хозяев, портретами того или другого из названных мужей. И вот Кристофано, остановившись на этом роде живописи, отвечающей его таланту, или, скажем, призванию, мало что другого и делал, как человек, вынужденный извлекать из этого как можно больше чести и пользы.

Стефано Пиери и Лоренцо делла Шорина тоже питомцы Бронзино. И тот и другой проявили себя в похоронах Микеланджело и в свадебных торжествах Его Высочества так, что были причислены к нашим академикам.