Амир Хисамутдинов - Русская Япония

Почти все склоны горы Инаса густо облеплены небольшими домами. Ближе к берегу этажность увеличивается. Со стороны города вид на Инасу загораживает пара высотных домов. Вдоль бухты пролегла скоростная дорога.

Склоны ближайшей сопки, как обычно в Японии, укреплены бетоном, но кое-где выложены диким камнем и искусно обсажены деревцами и травой. Все по деньгам…

Признаюсь, немного волновался, подходя к Русской горе, даже почувствовал, как учащенно забилось сердце. Одно дело сидеть в библиотеках или архивах, а другое — вдыхать ароматы истории на тротуарах этого легендарного местечка. Японцы говорят, что «путь [познания] ведет к вершине горы. Но достигший ее сомневается, истинным ли путем шел он».

Тем ли путем, кстати, иду я? Взяв немного вправо, по узкой улочке стал подниматься наверх. Пять минут ходьбы — и я в бывшей Русской деревне, как называли эту местность в конце XIX века. Дома налеплены один на другой, все очень разные. Около них ютятся мотороллеры, мопеды или маленькие автомобили — большие сюда просто не пройдут. От прошлого остались раздвижные двери, которые при желании можно открыть на ширину всего дома. Некоторые из них служат входом в мастерскую обувщика или зеленщика. Может, постучаться и спросить, что они знают о моих соотечественниках, некогда живших здесь?

Судя по карте, до храма Госиндзи и Иностранного кладбища рукой подать. Встретился японец с европейскими чертами лица. Нет ли у него в роду русских корней? Так и хотелось сказать ему по-русски «здравствуйте»: в свое время это слово, как и «спасибо», и «хорошо», отлично знали все жители русской Инасы.

Вот показалась роскошная крыша типичного японского храма и указатель «улица Храма Госиндзи» (Goshinji Temple Street). В уме мелькнули строки, написанные одним из первых русских жителей этого места: «Храм обращен на юг, и больные целый день пользовались живительными лучами солнца, которое в октябре месяце в Нагасаки почти не помрачается облаками. Расположенный на горе, далеко от городского шума и дурных испарений, которые бывают так сильны в городах, где не обращено внимания на чистоту воздуха, и, наконец, возвышаясь над туманами, ложившимися по утрам на нижний город, храм представлял счастливое сочетание гигиенических условий».

И сейчас храм Доброго Разуменья Госиндзи стоял весь залитый солнцем, глядя с высоты на оживленную бухту. Подходя к храму, увидел здание районной полиции. Вспомнилось, что первыми японскими полицейскими стали те, кто охранял покой русских моряков с «Аскольда». Главные ворота храма стояли в лесах: большой ремонт. Почти ничего не осталось от знаменитой каменной лестницы, по которой поднималась и спускалась не одна сотня русских моряков. Именно здесь, на верхней ступеньке, на длинном флагштоке развевался русский флаг, заметный даже с рейда. Там, где располагался домик японского полицейского, переводчика и чиновника, а потом грелись на солнышке русские больные, теперь находилась стоянка автомобилей.

Знаменитым стало и Иностранное кладбище при храме. Здесь нашли последний приют китайцы, португальцы, голландцы, русские, англичане и немцы. Первыми, уже в 1602 г., стали хоронить китайцев, позже голландцев, следом за ними русских (с 1858) и других иностранцев (с 1859). До сих пор сохранился алтарь китайцев — бетонная чаша и по обе стороны от нее два столбика метровой высоты.

Из-за боязни ошибиться и сбиться с пути решил уточнить дорогу у пары пожилых людей, которые мирно перемывали косточки соседу.

— Вы не подскажите, где здесь русские могилы?

Удивленно посмотрев на меня, старик махнул рукой:

— Пройдете сотню шагов и увидите белое здание с крестом…

Меня не смутила калитка, закрытая на металлическую цепь с замком. Если уж последний российский император перелез здесь через изгородь, то и я решил не пренебрегать этим способом.

Еще вчера тщательно, до боли в глазах, изучил оба описания Русского кладбища, поделив его условно на три уровня: Старый или Аскольдовский, Офицерский и периода Русско-японской войны, или Эмигрантский. Действительно, выгравированная надпись целиком взята из японской книги, ксерокс которой у меня в руках. Теперь надо выяснить, почему это произошло. Сравнивая со старинным планом, вижу, что у «аскольдовцев» было четыре ряда могил, а стало пять. Могилы в последних рядах вообще расположены не в том порядке, что указан в довоенном списке. Даже голова закружилась от этой неразберихи! Только разложил бумаги, как за изгородью мелькнули две молодые фигуры. По всему видно, проявляют большой интерес к кладбищу, но заходить не рискуют. Тем не менее стали приноравливаться к фотосъемке.

— Откуда вы? И почему не заходите? — спросил их вначале по-японски, а затем, приметив европейское лицо юноши, по-английски.

Оказалось, что можно было обойтись родным языком. Гриша — москвич, изучает японский язык, он высокий и немного нескладный, а Морико — изящная японка, можно сказать, куколка, будущий лингвист. Оба из Киото, а на каникулах решили посетить Нагасаки. Судя по взглядам, которыми то и дело обмениваются, влюбленные.

— Вначале мы поехали в город Мацуяма на термальные источники Дого, — перебивая друг друга, рассказывали студенты. — Узнали, что во время Русско-японской войны там находилось около шести тысяч военнопленных. Нам посоветовали зайти на местное кладбище, где мы обнаружили 98 могил! Знаете, японцы разместили могильные каменные столбики так, чтобы они смотрели на север, где находится Россия. Мы посчитали, что это знак свыше, и решили побывать и в Нагасаки. А за ограду кладбища не зашли, потому что прочитали надпись на калитке: без сопровождения просят этого не делать!

Вот что значит быть грамотным и законопослушным. Что ж, это обычное дело в Японии — следовать установленным правилам. Но через несколько минут Гриша и Морико были уже по мою сторону ограды, и мы оживленно делились впечатлениями. Мои собеседники обрадовались, узнав, что я занимаюсь историей этого погоста, и засыпали вопросами. Невольно пришлось стать экскурсоводом. Свой рассказ начал с первого уровня, на котором нашли последний причал «аскольдовцы».

— Посмотрите, это самая старинная часть Русского кладбища. Здесь примерно 22 могилы. А сюда, как мне кажется, упал мощный снаряд.

— Может, это следы атомного взрыва?

— Не думаю, что повреждения на этом кладбище возникли от атомного взрыва. Отсюда далеко до эпицентра, да еще и рельеф местности нужно учитывать. Но нельзя забывать, что помимо атомной здесь были и обычные бомбежки, которые причинили немало разрушений. Вот этот памятник слесарю Селиверстову перенесли сюда с противоположной стороны, на нем сохранилась только часть надписи: «Умер 17 сентября 1901 г.». А здесь виден четкий след от осколка бомбы. Это надгробие кочегара парохода «Шилка» Василия Смирнова: почти половина фамилии сбита, и трудно разобрать дату смерти — 17 января 1903 г. Зато бетонный крест хорош — заметно, что его установили много лет спустя, как и большинство крестов на этом кладбище. Видите, они сделаны по трафарету и стоят рядком!

Некоторые надгробные плиты «аскольдовцев» сохранились в отличном состоянии, и все надписи легко читались. В других случаях в ходе ремонта надписи оказались заштукатуренными, и на могиле остались просто идеально ровные надгробные плиты.

— Ой, — совсем по-русски вскрикнула Морико, — как четко видна эта надпись: «Во имя Отца и Сына и Святого духа Аминь. Здесь погребено тело раба Божия Назара Силуянова. Мастерового 5-го рабочего экипажа с российского корвета «Посадник». Скончавшегося 29-го июля 1860 года на 45 году от рождения». Надо же, а ведь прошло уже почти 150 лет!

Девушка с грустью продекламировала по-японски:

— Опять твой любимый Басё, — заметил ее спутник.

Морико скромно опустила глаза, а я продолжил тему.

— Он и у нас во Владивостоке очень популярен. Даже местные переводчики его стихов есть.

И я вспомнил строки из перевода Татьяны Иосифовны Бреславец:

Заодно рассказал ребятам историю «Посадника», командир которого хотел захватить остров Цусима. Вместе мы переходили от могилы к могиле, разбирая надписи на плитах.

— Посмотрите, как хорошо сохранилось надгробие отставного коллежского регистратора Филиппа Котлярского, скончавшегося 9 июня 1902 г. Как вы думаете, он приезжал сюда по делам или на лечение? А вот еще: «Здесь погребено тело губернского секретаря Димитрия Ивановича Волосевич. Скончался 31 марта 1899 года на 29 году своей жизни».