препятствовал существованию жизни. В пещеру запускали птиц, кошек и собак, привязанных к шнуру, а когда вытягивали обратно – находили их мертвыми… (Жрецы) демонстрировали чудеса, оставаясь в среде ядовитых газов… контролируя дыхание, оставались в пещерных проемах, где (скапливался) чистый воздух… (Они) могли там долго находиться… и выходили живыми. Таким образом это чудо способствовало росту славы и развитию города». Вот в чем был секрет смертоносной ехидны, которую никто – кроме жрецов, разумеется, – не видел. Не исключено, что апостолы раскрыли фокус жрецов, отчего те и были так злы на них.
Если идти от развалин храма Аполлона прямо в гору, можно посетить роскошный и неплохо сохранившийся римский театр II века н. э. на 10 тысяч зрителей: место, мало напоминающее христианскую святыню, но, судя по моим наблюдениям, имеющее право на звание таковой. Хранящиеся в музее Иераполиса, расположенном в римских банях (о замечательной истории которых мы еще расскажем), театральные барельефы с изображением гладиаторских боев подтверждают гипотезу об использовании бывшего эллинистического театра, перестроенного римлянами, в качестве цирка. А римский цирк – это не только гладиаторские бои: невозможно перечислить, сколько христиан пролило свою кровь на аренах римских цирков, когда их расстреливали, жгли, травили дикими зверями; тот же римский Колизей один чего стоит! Недаром на его арене установлен крест в память первых христиан, и накануне католической Пасхи в этом гигантском амфитеатре совершается крестный ход. Что же касается Иерапольского театра, то предположение мое переросло в уверенность, когда на одном из блоков театра мною был обнаружен византийский равносторонний крест в круге: вполне возможно, что, как и театр в городе Сиде, и другие театры, в IV веке он был освящен как церковь. Такая практика существовала в первые годы официального принятия Римской империей христианства ввиду, с одной стороны, недостатка церквей, а с другой – опять же из почтения к пролитой крови мучеников, на которой, как сказано, Церковь стоит и утверждается. И далеко, вверх и влево от театра, на пустынном возвышении, располагается главная святыня Иераполиса – мартириум (мавзолей) святого Филиппа. Именно мавзолей, не церковь: византийская базилика, вернее, ее руины, располагается неподалеку, имеются и развалины и иных церквей; мартириум был построен именно как погребальное сооружение памятного типа; не будучи церковью, это сооружение, тем не менее, давало возможность проводить в нем торжественные Богослужения. Построенный в V веке, каменный восьмиугольный мартириум имел размеры 20 × 20 м, размещался на квадратной основе и был увенчан деревянным куполом со свинцовым покрытием. Факт, что мартириум был уничтожен пожаром, но когда и по какой причине – неизвестно. Вероятнее всего, в период Турецко-византийских войн, когда город подвергся окончательному опустошению, о чем было рассказано в предыдущей главе. С тех пор пострадавшее от огня здание медленно, но верно разрушалось, и по этой причине сегодня можно видеть лишь развалины уникальной святыни. Однако эти руины до сих пор указывают нам то место, с которого в последний раз смотрел на негостеприимный Иераполис страждущий апостол Господень Филипп…
Однако наш рассказ об Иераполисе был бы неполным, если бы мы не вспомнили еще нескольких замечательных людей, прославивших свою родину. Одним из них был Эпиктет (50—138 гг. н. э.) – уникальный философ-стоик, бывший раб; и хотя он не был христианином, но его стоическая философия, несомненно, перекликалась с христианским учением. Он писал, что и кажущийся свободным, знатным и т. д. человек может быть рабом своих страстей, а стойкий духом раб – быть внутренне свободным. Утешая других, он утешал себя, как отмечает историк философии А.С. Богомолов. Эпиктет писал о едином Боге, считал, что счастье и добродетель совпадают, следовательно, счастлив тот, кто добродетелен. Побывав (против воли, в качестве раба) в Риме, впоследствии он, когда был свободен и приглашен в Рим самим императором, отказался от сего высочайшего приглашения наотрез и наименовал Рим «городом греха». В первом томе «Истории философии» про него написано: «Эпиктет… высмеивал сочинителей книг, говоря, если книга стоит 5 денариев, то и излагаемое в ней не стоит большего. Он требовал не книжной мудрости, а нравственных поступков, поэтому он предпочитал непосредственное живое общение с учениками и личный пример как лучшую форму философской деятельности. От своих учеников Эпиктет требовал не простой любознательности, а претворения философии в жизнь… Эпиктет осуждает рабство: “То положение, которого ты не терпишь, не создавай для других. Не желаешь быть рабом – не терпи рабства около себя… Как порок и добродетель ничего между собой общего не имеют, так и свобода и рабство…” Его этические предписания во многом совпадают с моральными нормами раннего христианства». Случайно ли это? Филиппа он слышать, конечно, не мог, поскольку был увезен в Рим в правление Нерона (54–68 гг.), но мог же мальчиком или даже подростком раб-иераполец слушать еще Епафраса или иных христианских проповедников? Опять же и окружающая среда (этическая, политическая, религиозная и т. д.) могла «выпестовать» столь похожие отдельными гранями христианство и стоицизм – недаром Энгельс назвал философа-стоика Сенеку «дядей христианства»! Обратимся немного к учению самого Эпиктета, чтоб не быть голословными (цит. по изданию 1904 г.)…
«Напрасно, друг мой, ты падаешь духом и сомневаешься в Боге. Когда мы видим какое-нибудь творение людское, то мы понимаем, что работу эту делал человек. Точно так же и весь мир, очевидно, имеет своего Создателя. Начало всех начал, причину всех причин. Отца мира вещественного и духовного мы называем Богом. Человек, который понимает то, что делается вокруг него в Божьем мире, если только он способен к благодарности, будет постоянно благодарить Бога за все благодеяния видимого мира, которыми люди окружены. Только неразумный человек не понимает блага всего того, что находится вокруг него, и не благодарит Бога, столь благо и премудро устроившего мир…
Человеку постыдно довольствоваться одного своею животною жизнью и забывать о человеческой разумной и духовной жизни. Человек должен поступать так, как указывают ему совесть и разум его. Старайся же, друг, чтобы ты не умер прежде, чем исполнишь твое назначение. Мне, как человеку, дано знать, кто я такой, для чего я родился и на что нужен мне разум мой. Оказывается, что я получил самые лучшие духовные способности: разумение, мужество, смирение. А с ними – какое мне дело до того, что может со мною случиться? Кто сможет рассердить или смутить меня? Ничего не может быть в тягость мне, и я ни о чем внешнем не стану ни сожалеть, ни сокрушаться. Напротив того, что бы со мною ни случилось, я приложу к делу то, что дано душе моей. Пойми это и ты, всмотрись хорошенько в свои силы и способности и скажи в душе своей: “Пошли мне, Господи, все, что Ты хочешь! Ты дал мне такие пособия, с которыми я могу справиться со всякими случайностями”. А ты вместо этого постоянно боишься, как бы не случилось с тобою того или другого, жалуешься и плачешь, когда с тобою случается то, чего тебе не хочется, и укоряешь судьбу. Судьба же так устроила тебя, что ты можешь уразуметь смысл жизни, и если захочешь терпеть и любить, то никто не в силах помешать тебе в этом. И что же оказывается? Ты получил такие высокие и могущественные душевные способности, и, несмотря на это, ты не прикладываешь их в жизни своей. Ты теряешь время, плачешь, стонешь и либо вовсе не думаешь о Боге, либо упрекаешь Его…
Желай быть праведным перед своею собственною совестью – перед Богом. Если будешь стремиться к этому, то преодолеешь свои порочные
