М. Е. Салтыкова-Щедрина введение правды в «Рождественскую сказку». Неожиданным для атеистических убеждений её автора. Он вкладывает здесь правду в уста батюшки. В своей проповеди он сказал: «В чём же заключается Правда, о которой я беседую с вами? На этот вопрос отвечает нам евангельская заповедь. Прежде всего, люби бога, и затем люби ближнего, как самого себя. Заповедь эта, несмотря на свою краткость, заключает в себе всю мудрость, весь смысл человеческой жизни» [3: 53]. Эти слова запали в душу маленького Серёжи. Но он заболел и умер – со словами: «Мама! смотри! весь в белом… это Христос… это Правда… За ним… к нему….» [3: 62].
Как понимать финал этой сказки? Видимо, его надо понимать так: нет правды на земле, она – в небесах, у Бога. Вот как объясняют этот финал В. Н. Баскаков и А. С. Бушмин: «Салтыкову не свойственна апелляция к религии и церкви, он прекрасно понимал и неоднократно разоблачал в своей сатире их реакционную сущность… Почему же Салтыков прибегнул к религиозной форме, не соответствующей сущности его социального и поэтического мировоззрения?…Выбор “религиозной формы” повествования… навязан писателю конкретно-историческими условиями времени» [2: 561].
Если освободить правду, выраженную в последней сказке М. Е. Салтыкова-Щедрина, от религиозной формы, то она должна звучать так: «Люби ближнего». А если этот ближний окажется похожим на майора Топтыгина, который, как только появился в своём воеводстве, так сразу же чижика съел? А если этот ближний похож на щуку, которая съела карася-идеалиста? Именно он собирался эту щуку до седьмого пота прошибить правдой. Например, такой: «Зло душило, давило, опустошало, предавало мечу и огню, а зиждущей силой являлось только добро. Оно устремлялось на помощь угнетённым, оно освобождало от цепей и оков, оно пробуждало в сердцах плодотворные чувства, оно давало ход парениям ума» [2: 401].
лам. Он призывал своих читателей к очеловечению. Он призывал их к очеловечению и в своих сказках.
Литература
1. Салтыков-Щедрин М. Е. Собрание сочинений в десяти томах. Т. 7. М.: Правда, 1988. – 576 с.
2. Салтыков-Щедрин М. Е. Собрание сочинений в десяти томах. Т. 8. М.: Правда, 1988. – 576 с.
3. Салтыков-Щедрин М. Е. Собрание сочинений в десяти томах. Т. 9. М.: Правда, 1988. – 559 с.
Иванушка-дурак в произведениях М. Е. Салтыкова-Щедрина
Возрождение наше не может быть достигнуто иначе, как посредством Иванушки-дурака.
М. Е. Салтыков-Щедрин
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин (1826–1889) переселил сказочного Ивана-дурака в свои произведения. Он оказался у него на перекрестке, по крайней мере, трёх жанров – сказочного, сатирического и летописного. Но при этом он стремился найти в нём черты реальных Иванушек. Это позволило ему в своих произведениях приблизиться не к декларативной сложности и многосторонности образа Иванушки-дурака, а к его действительной противоречивости и многогранности.
Образ Иванушки впервые появился у М. Е. Салтыкова-Щедрина в коротенькой сказке «Сон», которую он поместил в конце очерка «Скрежет зубовный» (1860). Этот образ обрисован в традиционно сказочном духе. Иванушка в ней выглядит как прекрасный русский богатырь:
«Пошёл Иванушка по той нетореной дороге, где младая жизнь кишит, где цветут цветочки алые, где растёт трава шёлковая, где поют птицы райские, где бегут ручьи молочные… Любо Иванушке! Глаза у него разгорелися, кудри русые по широким плечам разметалися, ходенем пошла грудь могучая, встрепенулось в ней сердце богатырское, пьёт не напьётся он воздуха вольного…» [5, 3: 380].
В 1862 г. были написаны щедринские очерки глуповского цикла – «Наши глуповские дела», «Глупов и глуповцы», «Глуповское распутство» и др. В число их героев начинает вписываться Иванушка-дурак.
В очерке «Наши глуповские дела» город Глупов уподобляется горшку, в верхней части которого живут глуповцы отборные, а в нижней – Иванушки:
«Хотя мы сами и урождённые глуповцы, но глуповцы, так сказать, отборные, всплывшие на поверхность нашего родного горшка. О том, что происходило там, в глубине горшка, мы не тужили; мы знали, что там живут Иванушки (Иванушки, да ещё глуповские – поди, раскуси такую штуку!)… Жизнь наша была постоянным праздником: мы пили, ели, спали, играли в карты, подписывали бумаги и, подобно сказочной Бабе-яге, припевали: “Покатаюся, поваляюся на Иванушкиных косточках, Ива-нушкина мясца поевши!”» [5, 3: 492–493].
Обитателей Глупова в фантастической сатире «Глупов и глуповцы» М. Е. Салтыков-Щедрин поделил на две группы – Сидорычей и Иванушек: «Обитатели эти разделяются на два сорта людей: на Сидорычей, которые происходят от коллежских асессоров, и на Иванушек, которые ниоткуда и ни от кого не происходят. Это последнее обстоятельство самим глуповцам кажется столь странно замысловатым, что глуповская академия не на шутку потревожилась им. Устроен был конкурс на задачу: “Откуда произошли Иванушки?”, и молодые глуповские учёные отовсюду спешили откликнуться на зов просвещённой alma mater. Увенчано было премией сочинение, доказывавшее, что Иванушки происходят от сырости» [5, 4: 203].
Развёрнутую характеристику Иванушек М. Е. Салтыков-Щедрин даёт в сатире «Глуповское распутство». В этой характеристике две части – положительная и отрицательная.
С одной стороны, летописец в этой сатире повествует: «Славная наша история служит мне в сем случае не только достаточною порукою, но и не меньшею утехою. Везде и всегда показывает она нам Иванушку надёжною опорой глуповской славы и глуповского величия! везде и всегда она представляет его: в мирное время кротко возделывающим землю, во время брани – беспрекословно сеющим смерть в рядах неприятельских! (“Браво! браво!”, “добрый Иванушка! храбрый Иванушка!”) Ужели же теперь он захочет изменить столь славным преданиям? Ужели теперь> когда наш старый, славный Глупов трещит, он не потщится, вместе с нами, восстановить его посрамленную физиономию? Нет! моя мысль не в состоянии обнять предположения, столь мало патриотического!» [5,4: 228].
А что же теперь? Увы, описание теперешнего Иванушки выглядит не самым радужным образом: «В том-то и ошибка старых глуповцев, что когда они рассуждают о различных Иванушкиных качествах, то всегда забывают главное из них – Иванушкину неосновательность. Это последнее качество, соединенное с Иванушкиным неразумием, до такой степени известно целому миру, что ни для кого не может составлять тайны. Разъяснить его с рациональной точки зрения едва ли возможно, но история положительно доказывает, что Иванушки везде и во все времена были одинаковы и что, как ни выбивались из сил благодетельные начальники, чтоб вывести их из колеи невежества и заблуждений, они всё-таки упорно оставались при своей неосновательности» [5, 4: 231].
Далее М. Е. Салтыков-Щедрин вкладывает в уста своего летописца слова, которые отражают барский взгляд на Иванушек: «Им бы только лопать да пить, подлецам, да с бабами на печи валяться, а о том, в
