Сборник - Поклонник вашего таланта: искусство и этикет

Помните ли вы ситуацию, в которой правила этикета сыграли ключевую роль?

Самая безумная история, которую я на этот счет слышал, была про художника, к которому пришли кураторы из Музея Уитни, они искали работы для биеннале. У кураторов были с собой книги, обернутые бумагой, чтоб никто не разглядел названия. Когда дилер этого художника поинтересовался, откуда они о нем узнали, то ответ был: «У нас свои каналы». У художника они почти ничего не говорили по делу, спросили только, где он учился. Остальное – обычная болтовня. Откуда такие правила – понятия не имею, но строгость их исполнения подразумевает, что кто-то сидел и придумывал их специально.

Какие привычки и манеры характерны именно для представителей художественной среды?

Манеры, характерные для художественной среды, зависят от культурной значимости деятельности. Представители художественной среды уверены, что изобразительное искусство коренным образом отличается от других сфер культурной деятельности. У разных партий в рамках этой среды свои представления и методы, и преследуют они свои цели. Молодой любимец кураторов и критиков может сначала очень туго продаваться, но если он не отступится, со временем его работы станут цениться однозначно выше, чем картины какого-нибудь симпатичного гея – даже если вначале рынок воспринял этого гея несравнимо более благосклонно. С поведенческой точки зрения над любой деятельностью в этом поле довлеет представление, что искусство – это вам не жук чихнул. Впрочем, некоторые художники добились головокружительных успехов, исходя как раз из обратного.

К каким неловким или затруднительным ситуациям может привести нарушение правил этикета?

Для меня это довольно странный вопрос, ведь меня как критика обычно принимают за врага. Меня могут поить и кормить по случаю, приглашать на пресс-конференции, предлагать встретится с художниками, за годы совместных времяпрепровождений, а иногда и проектов, со мной могут даже подружиться; но критик должен сохранять независимость, а это означает, что я, в принципе, могу разнести любую виденную мною выставку – устно или письменно. Кураторы и галеристы, которым небезразлично мое мнение, могут постараться наладить дружеские отношения, что означает, что я всегда приду и посмотрю, но все равно выскажу свое мнение. Сколько-нибудь достойные критики всегда вовлечены в социальную жизнь, поддерживают отношения, разговоры, участвуют в событиях, которые и создают это явление – искусство, однако их отношение к человеку это одно, а их критическая оценка произведений – совсем другое. Есть люди, которые воспринимают независимость суждений как нарушение общественного договора. Понятно, что тот, кто без устали расхваливает художника, может возненавидеть того, кто бесцеремонно объявляет его работы вторичными. Из-за этого от меня уходили девушки и приходили письма поддержки от людей, согласных с моей позицией. Из-за этого галеристы интриговали, чтобы меня выгнали с работы или с вечеринки. Уверен, не сегодня-завтра, после очередной нелицеприятной рецензии, меня подкараулят в темном углу и пырнут ножом в бок. Неловкость – это неотъемлемая часть моей социальной роли, что входит в противоречие с другими ролями, частью которых являются поддержка искусства через продажу, попечительство или создание общественного резонанса.

Каков, по-вашему, основной принцип, «золотое правило» этикета?

Когда я только входил в художественную среду, еще до того, как я приобрел какой-то вес как критик, люди были со мной добродушны и милы – и не потому, что я мог им что-то предложить, а просто потому, что я тоже человек. Это прозвучит совсем банально, но вести себя нужно так, будто все вокруг – тоже люди со своими проблемами, устремлениями и мечтами, и даже если чьи-то эстетические усилия кажутся вам пустяковыми, с творцами этой чепушатины тоже нужно обращаться по-честному, по-человечески.

Изменились ли правила этикета с переменой финансового климата?

Люди стали менее резкими. У художников сразу оказалось больше времени и сил, у галеристов не прибавилось ничего, кроме склонности к дурацким измышлениям. Художники больше не требуют полосных реклам в Artforum, роскошных обедов и больших бюджетов на открытие. Ни у кого на все это просто нет денег. Если раньше художникам приходилось постоянно создавать видимость успеха, то теперь никто не стесняется говорить, что у него есть дневная работа.

А за преподавательские должности держатся обеими руками, и никто не сетует, как раньше. Галеристам больше не нужно держать марку и ездить на бесконечные художественные ярмарки; все, наконец, признали, что если вы не подали заявку на участие в Art Basel, это не значит, что больше вы никогда туда не попадете. Вечеринки стали куда веселее; если раньше это было про то, как преувеличить или – наоборот – скрыть свои успехи, то теперь, скорее, про искреннее человеческое общение – хотя самих вечеринок стало меньше, да и качество алкоголя заметно снизилось.

Что считается дурным тоном?

Худший из известных мне представителей художественной среды – неутомимая карьеристка, расистка, расчетливая и вероломная тварь, всегда готовая, прикрывшись ветошью любезностей, ухватить кусок пожирнее, человек, который всегда относился к подчиненным, как к собачьему дерьму, прилипшему к ее дорогим туфлям, и самозабвенно лизал задницы своим повелителям – людям, обладавшим деньгами, влиянием или славой, сегодня – важный куратор в одном из ведущих нью-йоркских музеев. Так что дурной тон – это весьма относительно.

Неужели мы и впрямь друзья с арт-критиком Джерри Сальцем?[4] – спрашиваю я себя всякий раз, как вижу его фотографию на фейсбуке в разделе «Люди, которых вы можете знать». Я знаю его. Однажды мы разговорились и даже обменялись мнениями по вопросам искусства и политики на открытии какой-то выставки или в галерее. У нас сорок три общих друга, абсолютный рекорд среди моих нефейсбучных знакомых. Однако достаточно ли хорошо мы знаем друг друга, чтобы стать друзьями на фейсбуке? Посмотрим. Сегодня четверг, 15:01, просто кликаю «Добавить в друзья», без личного сообщения. Аватар у Сальца несколько устрашающий. Он стоит рядом с Биллом Клинтоном, а может, с картонным Биллом Клинтоном. В любом случае заставка дает понять, что его фейсбучные амбиции весьма высоки. А в 15:47 получаю подтверждение. Теперь мы друзья. Интересно, а Питер Шелдал[5] есть в соцсетях?

Социальное поведение на открытиях выставок по сути то же, что и на любом другом событии, где есть выпивка и много людей, знакомых друг с другом. Все знают, как вести себя на вечеринке, так что тут проблем не возникает. Проблемы с этикетом возникают из-за арт-объектов, которые являются предлогом для подобных сборищ. Кто-то решает эти проблемы просто не обращая на искусство никакого внимания. Так, глянут мельком или заметят периферийным зрением, пока ищут взглядом тех, с кем хотели поговорить, или стол с пивом и вином. Такие люди, как правило, находят художника или художников (если это групповая выставка) и говорят им какие-то приятные вещи, но к восприятию искусства это не имеет никакого отношения.

Поскольку именно нахождение объектов искусства в пространстве галереи существенно осложняет проблемы этикета в художественной среде, возникает вопрос: сколько нужно смотреть на искусство, чтобы продемонстрировать свою заинтересованность? Если объекты не вызывают во мне интереса, что бывает нередко, я вижу это практически сразу. Должен ли я изображать интерес и смотреть на них дольше, чем хотелось бы, в надежде, что я что-то в них пойму или подсознательно соберу о них достаточно визуальной информации, чтобы по прошествии какого-то времени меня наконец осенило? Должен ли я демонстрировать интерес, которого не испытываю? Или можно ограничиться тремя секундами на объект и двигать дальше?

Кинематограф подготовил нас к восприятию огромного количества визуальной информации. Мы привыкли смотреть по 24 немного отличающихся друг от друга картинки в секунду, так что три секунды на одну – вполне достаточно. А иногда даже слишком. Иногда, посмотрев четыре, хочется пойти и дать художнику по лицу. Плохого искусства очень много, но такие эксцессы редки. Я считаю это доказательством того, что люди знают, что такое хорошие манеры и что хорошие манеры – серьезная проблема для художественной среды.

Если работы мне нравятся – и тут с этикетом все непросто. Что если некое произведение меня просто перепахало? Как быть – стоять перед ним разинув рот, нарушая плавную циркуляцию зрителей? Вскрикнуть и показать на него пальцем, не в силах более себя сдерживать? Или стоит взглянуть на то, что нравится, мельком и завязать узелок, чтобы потом вернуться и рассмотреть как следует, когда народу будет поменьше? Конечно, я знаю, что на это у меня просто может не хватить времени – я просто не буду рядом. Так что в этом тоже есть некая неискренность.