class="v">Мы душою и сердцем с тобой.
Официальные баннеры на трибунах гласили: «Это столичный град», «Это лучший клуб», а болельщики скандировали «Питер» и «Зенит». Город был не столько помешан на футболе, сколько предан «Зениту» сердцем и душой. Как выразился один спортивный корреспондент, «все, кому нравится футбол, болеет за “Зенит”» [1151]. Особой популярностью пользовался нападающий Андрей Аршавин, который недолго играл за «Арсенал», а в 2012 году вернулся в свой родной клуб [1152]. Предпринятая в 2009–2010 годах попытка создать в городе вторую команду, «Динамо», была скорее похожа на официальные потуги придумать оппозицию «Единой России», искусственную и неэффективную [1153].
В 2000-е футбол как вид досуга, играющий на чувстве местного патриотизма, уже успешно соперничал с культурой. (Другие виды спорта – такие как баскетбол и волейбол – перешли в категорию «для специалистов», и соответствующим клубам, какими бы известными они в прошлом ни были, пришлось бороться за выживание. Хотя аудитория у популярной музыки, если объединить все жанры, была больше, чем у спорта, ни одна отдельная группа или направление не обладали репрезентативной силой спортивных болельщиков [1154].) Успехи «Зенита» (или, наоборот, хулиганские выходки болельщиков «Зенита», порочащие традиции «культурной столицы») сопровождались куда большим выбросом эмоциональной энергии, нежели постановки в городских театрах. В 2008 году произошел неприятный инцидент, когда фанаты «Зенита» развернули плакат с надписью: «Сдох Яшин, сдохнет и Динамо» (имеется в виду Л. Яшин, 1929–1990, самый известный вратарь Советского Союза и клуба «Динамо») – результатом стали мириады высказываний в прессе и онлайн-комментариев [1155]. Новости же классического искусства теперь стали вотчиной телеканала «Культура», эфиры которого явно были ориентированы на публику пожилого возраста. «Спящая красавица», поставленная Начо Дуато в Михайловском театре, вызвала больше споров в Москве и Великобритании, чем в Петербурге [1156]. Забвение настигло даже самые выдающиеся фигуры 1960-х и 1970-х. Столетие со дня рождения Л. Якобсона в 2011 году было отмечено единственным исполнением его «Хореографических миниатюр» в театре Консерватории – крупнейшие петербургские театры юбилей просто проигнорировали [1157]. Из балетов Л. Якобсона в репертуаре остались только самые кассовые: «Шурале» и «Спартак» [1158].
Мало кто из работников искусства сожалел о советском прошлом, когда представителей творческих профессий навязчиво контролировали. Но кое-кто пусть и неохотно, но признавал, что прежде почтения к культуре было больше. «Особая публика ходила тогда на симфонические концерты» – вспоминал один из ведущих музыкантов. Он не скучал по организованным группам из НИИ и с заводов, которых «загоняли туда», а они потом «сидели и зевали» на выступлениях, – ему не хватало опытных слушателей, тех, кто прежде находил время и силы, чтобы посещать филармонию каждый день [1159]. Бывшие участники советского арт-андеграунда были особенно склонны ностальгически вздыхать о духе общности и романтическом бунтарстве прежних времен. «В ленинградской рок-среде действительно было братство», – вспоминает радиоведущий А. Кан [Кан 2011]. Уйдя в прошлое, те баснословные дни оставили после себя явление, которое можно назвать постностальгией – тоска по событиям былых времен у тех, кто, в силу юного возраста, не мог в них непосредственно участвовать [1160]. К 2000-м годам видеохостинги типа YouTube и его русского аналога RuTube сделали видео с выступлениями и клипы В. Цоя, Б. Гребенщикова и С. Курехина доступными для нового поколения.
То, что Гребенщиков – единственный из трех рок-идолов 1980-х, физически доживший до нового века, безусловно, лишь подчеркивает ощущение, что ушла уникальная музыкальная эпоха [1161]. Могилы Курехина и Цоя превратили в импровизированные места поклонения – фанаты музыкантов приносят сюда свои подношения. Котельная «Камчатка» (по народному названию), где когда-то работал Цой, превратилась в полноценный народный музей. Целая эпоха, точнее, один ее конкретный аспект обрел воображаемый некрополь – собрание полустертых следов прошлого [1162].
6.13. Надписи фанатов на внешней стене «Камчатки», июнь 2012. Обратите внимание на подношение в виде пивной бутылки
Что касается традиционного драматического театра и классической музыки, то тут местная культура в некотором смысле сдавала позиции. Теперь о себе все громче заявляли и другие города, где сложились сильные театральные и иные художественные традиции – и это были не только Москва, но и Пермь, Екатеринбург, Новосибирск и многие другие города. Петербургский театр потерял тот флер таинственности, которым когда-то был окружен ленинградский театр. Появились люди из провинции, которые заявляли, что в их родных местах театры, вообще-то, лучше, – в советские годы они бы вряд ли стали утверждать подобное [1163]. Министр культуры и вице-губернатор Перми (2010–2012) театральный режиссер Б. Мильграм – уникальный пример успешного местного политика и деятеля искусств в одном лице. Пермь тратила на культуру и искусство огромные деньги. Поддержанная правительством заявка города на титул Культурной столицы Европы, торжественно поданная в 2012 году, свидетельствует о масштабах притязаний города [1164].
Сохранил ли Петербург статус «культурной столицы» в чьих-либо глазах к 2010 году – вопрос спорный [1165]. Важность этого звания, конечно, отчасти намекала, что во всем остальном город занимает далеко не первые позиции. Теперь же местной элите предстояло пережить переезд в Петербург ряда государственных структур, в том числе компании «Газпром» и Верховного суда, не говоря уже о появлении в «коридорах власти» такого числа представителей, какого город не видел с 1926 (если не с 1917) года. Рядовые петербуржцы тоже перестали благоговеть перед искусством. Многие предпочитали смотреть концерты или спектакли по телевидению [1166]. Многие из крупнейших кинотеатров советской эпохи – если они вообще выжили – стали выполнять совсем иные (по большей части коммерческие) функции, а когда в Доме кино демонстрировали свежие российские и постсоветские фильмы, залы кинотеатра были, как правило, почти пусты [1167]. Сама киностудия «Ленфильм», на которой теперь практически ничего не снимали, испытывала серьезные финансовые затруднения и была брошена на произвол судьбы. Так продолжалось вплоть до сентября 2012 года, когда министр культуры В. Р. Мединский [1168] назначил новый совет директоров студии. Среди групп, выступавших за спасение «Ленфильма», сразу же начался раскол. Поскольку пришедшая в упадок территория студии весьма обширна и находится в непосредственной близости от Каменноостровского проспекта, одной из самых «элитных» зон городской застройки, было неясно, насколько выполнимо желание сохранить историческую студию – во всяком случае, на прежнем месте [1169].
Даже если люди давали себе труд посетить культурное мероприятие, отношение их к происходящему на сцене или на экране было далеко от пиетета. Шепот и даже разговоры были обычным явлением: типичный раздражающий разговор по мобильному телефону начинался со слов: «Привет! НЕ МОГУ