Читандуви, начинающийся в горах Савал, настолько широк и глубок, что в его устье, углубленное морскими приливами, входят даже большие суда. Нижняя часть его русла извивается сквозь бывшие когда-то обширным заливом болота или равы, образовавшиеся от илистых наносов потоков. От всего этого прежнего залива осталась только мелкая бухта Киндер-Зе, называющаяся по-малайски Сегара-Анакан[186]. После полуторачасового плавания мы вошли в вышеназванную бухту, которая с юга отделяется от моря длинным скалистым островом Нусакамбанган[187]. Последний задерживая от свободного стока в море речного ила, способствует еще более обмельчению Киндер-Зе. Остров и Ява отделены уже теперь только узким болотистым ручейком, тогда как не так давно еще они находились на довольно значительном расстоянии друг от друга. Нусакамбанган почти не заселен: лишь несколько деревушек рыболовов возвышаются на сваях из воды вдоль северного его прибрежья. Мы прошли совсем близко от них и удивлялись тому, каким образом барахтающиеся без присмотра на площадках домов ребятишки спасались от преждевременной смерти утоплением. Каждый дом стоял отдельно и имел свою лодку, посредством которой поддерживается сообщение с берегом.
Весь Киндер-Зе настолько мелок, что при отливе даже небольшие суда не могут проходить по нем, только вдоль западного и южного его берегов благодаря морским течениям остаются два прохода постоянно судоходными, имея при этом не более двенадцати футов глубины. Бухта соединяется с морем узким проливом, находящимся у западной оконечности Нусакамбангана с севера и запада она граничится непроходимыми болотами, простирающимися до подножья гор резидентства Баньюмас.
Переход через Сегара-Анакан занял более двух часов; после чего мы снова вошли в реку или скорее устье реки Сапурегел, сливающееся с рукавом моря и разветвляющееся на многие русла. По всем этим руслам медленно поднимались и спускались нагруженные и порожние прау[188], идущие или возвращающиеся из Чилачапа с сельскими продуктами.
Мы пришли в 4 ½ часа в Чилачап при проливном дожде и были встречены у пристани французским консулом г-ном Перроном, который, узнав от хозяина гостиницы о нашем приезде и желая сделать нам любезность, сам от себя приехал на встречу и предложил свой экипаж. Гостиница была из ряду вон плоха: маленькие, темные, грязные комнаты и прескверная еда.
Вечером пришли г-н Перрон и зять его г-н Констан, здешний ассистент-резидент; оба, несмотря на французские фамилии, как оказалось, — голландцы. Перрон давно уже живет на Яве и хорошо знаком с краем; он говорил, что в прежние времена, когда Чилачап не был дренирован и никакие меры не принимались для осушения местности, санитарное состояние его было самое плачевное. Зловредная лихорадка до того сильно свирепствовала, что правительство принуждено было удалить отсюда гарнизон; на одном французском военном судне, зашедшем в Чилачап по пути в Новую Голландию, в несколько дней умерло до двадцати человек от этой болезни. Пароходы перестали даже заходить в порт, опасаясь инфекции. Особенность здешней лихорадки состоит в том, что она в большинстве случаев появляется лишь по отъезде из нездоровой местности; живущие же здесь постоянно, пока они не покидают города, редко от нее страдают. Последствия ее всегда пагубны для здоровья и весьма часто бывают смертельны. Ныне благодаря канализации города и окрестностей санитарное состояние значительно улучшилось.
Не имея теперь почти никакого значения, Чилачап в скором времени, когда железная дорога из Чибату будет готова, станет важным Центром как соединительный пункт двух рельсовых путей, сходящихся здесь с различных концов Явы.
Суббота 13 февраля, Магеланг. — Утром, встав рано, мы прокатились Немного по городу, после чего в семь часов выехали по железной дороге в Пурвореджо. В Кутоарджо наш вагон прицепили к другому поезду, так как первый шел в Соло и Сурабаю; наш же по короткой ветви доставил нас в двадцать минут езды на место назначения, куда мы прибыли в одиннадцать часов.
С. телеграфировал накануне ассистент-резиденту, прося его приготовить нам экипаж для проезда в Магеланг, отстоявший от Пурвореджо в сорока верстах. Согласно депеши четырехместный весьма старый фаэтон дожидался нас у выхода; позавтракав в гостинице, мы выехали в двенадцать часов из Пурвореджо. Проезжая мимо станции, мы застали там еще Джона, хотя раньше ему наказывали не мешкать, дабы поспеть до вечера в Магеланг. Оказалось, что, отправив Серафиму одну без всяких вещей, он послал нанять двух гэрри под себя и чемоданы; выбранив его за нераспорядительность, С. приказал ему нагрузить все на приготовленную телегу и выезжать немедленно за нами. Отъехав затем не более двух верст, мы увидали Серафиму, стоявшую в стороне от дороги и без самса. На наш вопрос, зачем она остановилась и где кучер, она ответила, что он ушел за добавочною лошадью.
Широкая аллея, по которой мы следовали, обсаженная деревьями канари и фикусами, проходила меж полей по гористой местности, почти всей обработанной под рис, индиго, табак и пр. Вообще отсутствие лесов составляло резкий контраст с пейзажами последних двух дней. Население тоже выглядывало иное, так как в средней части Явы, где мы теперь находимся, живут яванцы, а в западных, только что покинутых нами провинциях, — сунданийцы[189]. Зато, если замечалась разница в крае и жителях, лошади не изменили своего характера, и путешествие разнообразилось обычными их приемами, только, будучи еще мельче и тоще преангерских, остановки повторялись чаще обыкновенного, и мы еле подвигались вперед, хотя перегоны были не более двенадцати верст.
С полдороги стали видны на востоке вулканы-близнецы Мербабу (10,214 футов) и Мерапи (9,375 футов), соединенные узким кряжем холмов. Первый давно бездействует, но из второго беспрерывно выделяется столб белого пара, имеющий у основания, по словам Юнгхуна, не менее 650 футов в окружности. Вечно дымящийся Мерапи не подвергался в исторические времена таким страшным извержениям, как остальные вулканы Явы; он только выкидывал пепел, переходящий иногда под влиянием падающих единовременно дождей в жидкую грязь.
На северо-запад от «близнецов» и на противоположной стороне большой долины Кеду, с вершинами, теряющимися в облаках, обрисовывались силуэты двух других вулканов — Синдоро (10,240 футов) и Сумбинг (10,935 футов), прозванных моряками «двумя братьями».
Синдоро, т. е. «Величественный», — самая величавая гора Явы, отличается замечательною правильностью контуров. Вершина его точно срезана ножом, а скаты покрыты потоками лавы, образовавшими толстый ровный слой и наполнившими отчасти пространство между ним и Сумбингом. Последний, который, вероятно, обязан своим именем «Рассеченной горы» расщелине его кратера, выше Синдоро, но менее красивой формы. Характеристичную черту Сумбинга составляет равномерность наружных его борозд, которые от вершины до основания идут лучами, отделенными друг от друга гребнями в 250–300 футов вышины. «Два брата» кажутся совсем потухшими, и лишь струившийся из них дым указывает на то, что подземные огни сохранили еще остаток деятельности.
Погода, бывшая с утра очень удушливой, немного посвежела после полудня, но, пройдя версты две пешком, пока перепрягали лошадей, нам стало так жарко, что мы купили продававшиеся по дороге, помоло (Citrus decumana), оказавшиеся замечательно вкусными и освежительными. Привозимые из Вест-Индии в Европу помоло не могут сравниться с яванскими ни по вкусу, ни по аромату; здесь помоло при хорошей культуре достигают совершенства, неизвестного в других странах. Величиною с детскую голову, они весят до 12–15 фунтов и настолько сочны, что из одного плода можно наполнить большую суповую тарелку.
Другой плод, встречающийся всюду на Яве, — рамбутан (Nephelium lappaceum) более красив, чем вкусен. По форме и ярко-красному цвету он похож на очень крупную землянику, но имеет твердую наружную корку, покрытую частыми крупными мягкими волосками; внутри скорлупы находится съедобная белая желеобразная мякоть, обладающая неприятным кисловатым вкусом. Плоды растут кистями и весьма живописны, когда они на базарах сложены в большие кучи.
На последней станции нам запрягли вместо четырех шесть лошадей, так как от этого места дорога шла почти все время в гору. Начавшийся незадолго до того сильный дождь не прекращался до самого Магеланга. В двух километрах от города мы въехали в предместья его, тонувшие в массе зелени и пересеченные по всем направлениям широкими аллеями, по обеим сторонам которых выстроены были дома туземцев и китайцев и красивые виллы европейцев, все окруженные садами.
Гостиница «Лозе», куда мы приехали в четыре с половиною часа дня, была довольно посредственна: вся меблировка комнат состояла из трех или четырех предметов и каменные полы ничем не прикрывались; широкая, сама по себе удобная веранда выходила на задний двор, где спереди висело грязное белье, а сбоку мыли столовую посуду.
