Гостиница «Лозе», куда мы приехали в четыре с половиною часа дня, была довольно посредственна: вся меблировка комнат состояла из трех или четырех предметов и каменные полы ничем не прикрывались; широкая, сама по себе удобная веранда выходила на задний двор, где спереди висело грязное белье, а сбоку мыли столовую посуду.
Серафима явилась только в девять часов вечера, и когда мы легли спать, Джон еще и не показывался. Погода вечером и ночью была очень жаркая, и только к утру стало немного прохладнее.
Воскресенье 14 февраля, Магеланг. — Магеланг (1,213 футов над уровнем моря), — столица резидентства Кеду — расположен в центре великолепной долины, орошаемой рекой Прого и удобряемой пеплом вулканов. Проточная вода, великолепные густые деревья, громадные горы, высящиеся на горизонте, — все это способствует тому, чтобы сделать из Магеланга очаровательное местопребывание.
Намереваясь остаться здесь с неделю, мы устроились насколько возможно удобно в гостинице. Вчерашнее замечание хозяину произвело должный эффект: двор вычистили, белье убрали, веранду огородили ширмами, так что образовался отдельный уголок, называвшийся нашей гостиной, нашлись и ковры на полы и кое-какая мебель, так что в конце концов мы остались вполне довольными своими комнатами.
Джон прибыл сюда лишь в девять часов утра: оба его экипажа сломались при выезде из Пурвореджо и так как нигде нельзя было достать лошадей, то он нанял большую телегу, на которую сложил весь багаж, весом в с лишком двадцать пудов. Грузную эту кладь везли сорок верст трое людей, запросив всего около десяти рублей за труд. Они шли безостановочно день и ночь и только раз часа три отдыхали, так что бедный Джон, шедший тоже пешком, совсем изнурен и еле стоит на ногах. Следует отдать справедливость гоанийцам[190] в том, что они действительно замечательно расторопный народ. Не говоря и не понимая ни слова из малайского языка, не быв никогда на Яве, Джон при всей своей неразвитости всюду умеет ловко устроиться и распорядиться. Всегда услужливый, в высшей степени работящий и покладистый, он неоценим при подобных путешествиях. С. написал ассистент-резиденту в Пурвореджо, чтобы пожаловаться на беспорядки почтового тракта.
Все утро мы провели дома, занимаясь чтением и писанием. После четырех часов мы катались по городу и окрестностям его; причем проехали мимо горы Тидар (1,651 футов), называемой туземцами «гвоздем», так как, по их повериям, посредством его земной шар прикреплен к мировому диску.
Под вечер мы прошлись немного пешком вокруг обширной площади, расположенной напротив гостиницы и занимающей весь центр города. На ней весь день обучаются солдаты, проезжают лошадей или под тенью деревьев играют дети. Погода сегодня была довольно жаркая: термометр показывал утром и вечером 18° R., в полдень в тени 23° R., а на солнце 40° R.
Понедельник 15 февраля, Магеланг. — В семь с половиною часов утра мы выехали в Боробудур, где находятся самые обширные развалины индо-буддийской эпохи на Яве. Широкая аллея деревьев канари оживлялась толпами туземцев, несшими различные сельские продукты в город. Удивительно близкими казались сегодня четыре вулкана, словно грозные сторожа, окружавшие Магеланг: Мерапи и Мербабу, соединенные друг с другом, точно горным узким мостом, а на северо-западе «величественный» Синдоро и Сумбинг, поднимающийся почти прямо из равнины. Сквозь прозрачный утренний воздух легко было различить все контуры этих вулканов, вершины которых отчетливо выделялись на безоблачном небе, только вокруг Мерапи плавало легкое белое облако, окружая его главу как будто газовым тюрбаном. У оголенного же Сумбинга, на котором не растет ни одно дерево, ясно виднелись от самой подошвы до высшей точки его конуса малейшие подробности его своеобразной формации.
К юго-западу, куда мы направлялись, вид заслонялся невысоким кряжем скалистых гор, зубчатые и заостренные оконечности и голые каменистые скаты которых обрисовывались еще резче благодаря падающим на них прямым лучам только что взошедшего солнца. В пространстве, заключенном между вулканами и этим хребтом, простиралась волнистая с невысокими холмами долина реки Прого, покрытая рисовыми полями, насаждениями джута, индиго и др. и разнообразимая рощами пальм с ютившимися под ними деревнями, группами деревьев и многочисленными ручейками, весело струившимися по всем направлениям.
На первой станции, в семи верстах от Магеланга, нам запрягли шестерку лошадей, и, свернув с почтового тракта, мы поехали проселочной, нешоссированной дорогой. В одном месте последняя проходила через такую густую и высокую рощу бамбуков, что под ними царила точно ночная тьма. Несколько верст не доезжая до Боробудура, мы остановились в Мендуте, любопытный храм которого не так давно был случайно найден под грудой земли, покрывавшей его.
«Совершенно другого характера, чем Боробудур, храм в Мендуте, хотя и небольшой, но представляет собой серьезный интерес для истории яванской архитектуры. Он стоит на фундаменте, имеющем семьдесят квадратных футов и от пятнадцати до шестнадцати футов вышины. Самый храм, включая выступы на каждом фасе, дающие ему слегка крестообразную форму, равняется приблизительно сорока пяти квадратным футам. Внутри, под крышей, похожей на опрокинутую пирамиду, находится храмина в двадцать квадратных футов, вмещающая три колоссальные сидячие статуи в одиннадцать приблизительно футов вышины каждая. Средняя изображает Будду, боковые, — вероятно, Вишну и Шиву[191]. На одном из наружных фасов высечен образ Лакшми[192] о восьми руках, а на другом — божество с четырьмя руками, сидящее на лотусе, стебли которого поддерживаются двумя фигурами с семью змеиными головами. Эта группа, несомненно, повторение той, которая, причисляемая к самым древним скульптурам, имеется на фасаде пещеры в Карли Индии и относится к VI или VII веку; здешняя принадлежит более современной эпохе.
Любопытно то, что мендутское изваяние несравненно более окончено и художественно, чем карлийское. Одно кажется слабым усилием вымирающего искусства, другое, яванское, по изяществу может сравниться с наилучшими произведениями индийской скульптуры. То же замечание относится и к священному дереву, под которым сидит божество; как таковые же символические деревья в Боробудуре, оно по исполнению стоит много выше индийских.
Главный же интерес этого храма заключается в том, что его сооружение, несомненно, последовало немедленно после постройки Боробудура. Если верно предположение, что последний относится к 650–750 году после Р.Х.[193], то мендутский должен был быть воздвигнут между 750 и 800 годами после Р.Х.
Кроме вышеописанных особенностей, в нем замечательна высокая степень совершенства в чертежах, тем более удивительная, что она соответствует времени, когда буддийское искусство в Индии всюду приходило в упадок.
Значительная полнота мифологических сюжетов указывает также бесспорно на то, что мендутский храм принадлежит или буддизму, или индуизму, но всего вероятнее, что религия, которой он был посвящен, была одним из тех компромиссов, который был бы назван в Индии джэйнским[194]. Другими словами, это экземпляр переходной архитектуры, каковой так богата Ява, и отсутствие которых составляет такой пробел в истории архитектуры Индии»[195].
Фигура Будды из серого гранита имеет спокойное, кроткое выражение лица и так же, как и другие фигуры, отличается тонкостью работы. Рядом с храмом помещалась туземная школа, учитель которой пригласил нас войти; как помещение, так и способ преподавания отличались простотой: ученики сидели на полу и один из них читал что-то вслух, а другие хором вторили ему. Прежде чем достигнуть Боробудура, нам пришлось переправиться через неширокую, но довольно быструю реку по весьма первобытному парому, состоявшему из двух лодок с бамбуковым настилом. Место было крайне живописно: высокие, крутые берега с нависшими над водой деревьями и быстрая река, в которой стояли по колено лошади и буйволы, пейзаж оживлялся, кроме того, множеством людей и телег, переправлявшихся на пароме или дожидавшихся своей очереди.
Нас перевезли в два приема: сначала лошадей, а потом экипаж; пока все это кропотливо исполнялось саисами, С. ушел вперед пешком и я, сняв фотографию, последовала вскоре его примеру.
На повороте дороги я остановилась полюбоваться травянистым хлопчатником (Bombax cebia), почти задушившим в своих объятиях прелестный маленький храм, прислоненный к нему. Две стороны храма были совсем скрыты корнями, из-за которых выглядывали обхваченные ими богато изваянные камни. Дерево, самое большое всех окрестностей, высилось раза на два выше кокосовых пальм, ствол его подымался совершенно прямо футов на сто от земли и только на этой вышине начинались первые ветви, образующие выше гигантскую лиственную крону. Другая разновидность хлопчатных деревьев посажена вдоль почтовых трактов, где она заменяет телеграфные столбы; особенное расположение ее ветвей, под прямыми углами к стволу, весьма удобно для разобщения проволок.
