Ознакомительная версия.
История западного общества дает нам возможность проанализировать не только античную модель, но и критически рассмотреть феодальную, буржуазную и современную модели конституционализма, на Западе же рожденные, причем извлечь из этой интеллектуальной деятельности практическую пользу. В связи с этим, думаю, остаются актуальными слова Т. Н. Грановского, произнесенные еще в 1848 г.: «Нам, русским, открывается великое и прекрасное поле: устраненные от движения, которое захватило все народы, бросив их на пути, тогда как конец далеко не виден, мы стоим на пороге наблюдателями движения, и притом не праздными: движения европейской жизни находят отголоски и у нас, мы стараемся понять их и из них извлечь поучительный пример, в чем и состоит собственно русское воззрение на историю. Это, впрочем, не значит, что мы должны смотреть на историю Запада, так сказать, с мелконациональной точки зрения; нет, мы должны наблюдать. Западный человек не может быть наблюдателем той драмы, в которой сам принимает участие; он ищет в прошедшем оправдания своей мысли, и на настоящие моменты ему некогда обратить внимание. Итак, нетрудно понять, до какой степени выгоднее наше положение».[7]
Со времени, когда были сказаны эти слова, практически ничего не изменилось: как и раньше, общество имеет возможность анализировать и обобщать западный, так и (что гораздо важнее) отечественный опыт государственного строительства. Отличие состоит лишь в том, что западное общество существенно изменило свои взаимоотношения с государством, а Россия, к сожалению, до сих пор не может вырваться из самодержавного периода своей истории, несмотря на то, что формально самодержавия в нашей стране нет уже много лет. Позиции самодержавия сильны в общественном правосознании, методы и приемы самодержавного правления до сих пор на вооружении у государства, а общество только в самом начале длительного пути к осознанию своей гражданственности.[8]
Причина такого состояния достаточно очевидна: в истории России не было устойчивого и длительного опыта равноправных отношений между государством и обществом, – государство всегда превалировало над обществом и над отдельным человеком. До последнего времени считалось, что государство необходимо только для того, чтобы собирать налоги, поддерживать порядок и охранять безопасность. При этом не подразумевалось, что государство должно нести ответственность за все общество и каждого своего гражданина в отдельности. Кроме того, история практического конституционализма, начиная с 1905 г., свидетельствует больше о форме, нежели о содержании, в то время как идеал конституционного государства есть чрезвычайно сложная комбинация внешней свободы человека и его внутренней преданности государству. Впрочем, идея эта сформулирована достаточно давно: государство – это не казармы и канцелярии, а мы сами и наши мысли, чувства и отношения.[9]
Таким образом, конституционализм, как и любая другая идея, в соответствии с которой строится государство, может ощущаться смутно, расплывчато и очень ограниченным числом граждан, что всегда было характерно для российского общества. Конституционализм может навязываться силой государственной машины (что и наблюдалось в новейший период отечественной истории), а может стать вполне осознанной необходимостью большинства людей, если конституционная норма соответствует уровню общественного правосознания. Конституционная государственность – это не искусственно созданный механизм, а медленно развивающаяся потребность народа, его убежденность в том, что свобода за ночь не придет, что все новое произрастает только от корней и что истинный прогресс – явление исключительно консервативное,[10] эволюционное, а отнюдь не спонтанное или революционное.
Поэтому представляется, что одной из актуальных проблем отечественной государственно-правовой науки является анализ истории российского государства посредством теоретического и практического восприятия и становления конституционализма, чему, собственно, и посвящена настоящая книга.
Глава 1
Основания, особенности и закономерности формирования Российского государства
§ 1. Становление основ российской государственности
Прежде чем говорить о каких-либо чужеродных заимствованиях в государственном строительстве и рассуждать о том, какие приемы управления принесли на русскую землю варяги, византийцы и татары, видимо, следует сформулировать исходное общественно-политическое состояние Древней Руси до варягов, до принятия христианства и до татар. Это необходимо сделать для того, чтобы определить, что в российской государственности, структурах управления, механизмах и приемах осуществления власти свое, исконное, а что чужеродное, навязанное, что предано забвению, а что культивируется до сих пор, что соответствует нашей культуре, а что – нет.
В Древней Руси сформировалось понятие земли[11], которое включало в себя ту или иную русскую народность и пространство, где она (народность) размещалась.[12]
С древности славяне жили дворами, которые множились и, соединенные между собой, составляли села и «веси». Потребность во взаимной защите и взаимопомощи вынуждала их силами нескольких, близко расположенных между собой поселений строить укрепления, которые и назывались городами.[13] При набегах жители бросали свои жилища и укрывались в городах, постепенно становившихся местом защиты людей и имущества, а также сходов, совещаний и управления. Поскольку степень безопасности жизни определялась быстротой, с которой люди могли попасть под защиту городской ограды, то естественным их желанием было селиться ближе к городу-убежищу. Посад становился многолюдным и постепенно приобретал место обмена и торговли.
Городом управлял руководитель, признаваемый жителями таковым,[14] здесь располагалась ратная сила, способная защитить, а также обеспечить порядок и задачи управления.
Все это в совокупности, т. е. город, пространство вокруг него, посады, селения, жители и, пожалуй, отношения, сложившиеся между ними, и называлось землей. Таким образом, понятия «земля» и «город» сначала сближались, а потом и вовсе стали равнозначными, да и название земли, имевшее прежде связь с племенем, теперь происходило от главного города.
Земля как политическое понятие выражалось признанием первенства крупного города-защитника, тяготением к нему пригородов, к которым, в свою очередь, тяготели волости, состоящие из «весей» и сел, и все они вместе составляли землю как политическую единицу.
Понятийно земля включала в себя как княжение (а иногда и несколько княжений), так и самовластие народа, как вече – собрание земли, так и начальников над ней – князей.
История правления от Рюрика до Владимира свидетельствует об отсутствии государственного начала: власть князя имеет «наезднический» характер, когда пришлая сила не меняет древних народных обычаев и быта, не приносит с собой ничего нового. Земли сохраняли самоуправление, а князья-наездники довольствовались грабежом.[15]
Начало государственности Руси следует связывать с киевским периодом. Только в X в. правление Ольги привносит некоторые признаки государственности[16] (реформы 947 г.), среди которых:
– установление дани и уроков (раньше брали столько, сколько хотели) и замена разбойничьего наезда подобием закона;
– деление подвластных территорий на мелкие административные единицы, так называемые верви (общины) и погосты (центры сельской общины), представляющие собой разновидности сельского податного округа, члены которого связаны между собой круговой ответственностью (порукой) по уплате податей.[17]
По всей вероятности, замена разбойничьего наезда[18] на какое-то подобие закона была произведена Ольгой под влиянием знакомства с практикой Византии и после крещения.
Погосты, как правило, были отделены от Киева значительным расстоянием (1–2 месяца пути) и представляли собой некий элемент княжеской власти, внедренный главным городом – Киевом, в гущу крестьянских сел и общин. Количество становищ и погостов в IX–XI вв. точно не установлено; предполагается, что становищ было не менее 50, а число погостов только в северной половине русских земель предположительно колебалось от 500 до 2000.[19]
Погосты, с одной стороны, являлись форпостами Киева, выражающими сначала притязание прогосударства (а затем и государства) на эту отдаленную от главного города землю, а затем и принадлежность к нему. С другой стороны, погост представлял собой элемент княжеского домена и воспринимался как земельное владение князя, жители которого в той или иной степени связаны с княжеским доменом и подчиняются князю, защищаются его дружиной,[20] т. е. находятся в определенной зависимости от воли князя.
Ознакомительная версия.
