Ознакомительная версия.
Мысль о том, что все население России было рабами и холопами своего государя, высказывали многие историки, и подтверждается она хотя бы тем, что «Судебник» 1497 г. делит все население на «служивых» и «неслуживых людей». Одни – солдаты, включая бояр и князей, другие – работники. И никаких исключений для аристократии. Как писал С. Ф. Платонов, «вся московская жизнь стала строиться на идее государственной „крепости“: одних она прикрепляла к государственной службе, других к тяглу».[141]
Следовательно, жесткое, как на западе, деление на классы в России времен Ивана III отсутствует, феодализма в западном понимании термина нет, а церковь имеет власть только номинальную и поэтому на равных бороться с государством не может.
Что касается феодальных отношений, то здесь любопытно обратить внимание на наблюдение Г. В. Плеханова о том, что Курбский, хотя и кажется человеком, радеющим за свободу и пытающимся доказать свое право на нее перед царем, находится в обороне, постоянно оправдываясь за свое предательство.[142] Его борьба имеет совершенно иной характер, нежели борьба аристократов за свои права в западных странах, где она носила явно политический характер, имела определенную традицию, велась в течение многих столетий и основывалась на частной собственности.[143]
Из всего этого следует, что отношения класса русских феодалов с царем можно обозначить формулой «государь – холоп» и дать им определение княжеско-подданнических.
Именно княжеско-подданнические отношения больше всего и удивляли в России иностранцев. Они были воспитаны в иной феодальной системе, допускавшей для различных слоев общества определенные права и привилегии, которые в совокупности ограничивали произвол монарха.[144]
Такого рода отношения начали складываться в период, очерченный окончанием правления Карла Великого (742–814), короля франков, основателя западно-римской империи. Именно тогда на западе сложилась ситуация, при которой политическая власть юридически принадлежала богопомазанному властителю – королю, а фактически была в руках крупных феодалов, земельных собственников (включая церковь), которые, не оспаривая королевскую власть, успешно пользовались своим экономическим положением и, отталкиваясь от него, конкурировали с венценосцами в вопросах ее практической реализации власти. При этом общественно-государственные связи между королем и феодалами строились на основе персональных, договорных, взаимных и срочных отношений вассалитета, оформленных еще и актом коммендации. Предметом договора вассалитета было: со стороны короля – предоставление содержания, защиты и хлопоты по поводу выкупа; со стороны вассала – обещание верности и службы. Очень важно подчеркнуть, что обязательственной части договора придавалось очень важное значение: обе стороны (сильная – вассал, и слабая – сеньор) несли обязанности по отношению к друг другу. Особым условием договора было положение, в соответствии с которым нарушение сторонами какого-либо пункта соглашения влекло за собой аннулирование договора.[145]
Развитие отношений договорного вассалитета привело к учреждению судов, которые вначале были средством разрешения тяжб между правителем и вассалом, а впоследствии стали постоянным элементом общественной жизни. В дальнейшем западный феодализм создал целый ряд учреждений (парламент, Генеральные штаты), которые не были под полной властью монарха и тем самым создавали в обществе уверенность в возможности ограничения королевской власти.[146] Следствием всего этого стало появление первых конституций, которые являлись не чем иным, как обобщенной формой феодального договора вассалитета.[147]
Западный вассалитет создавал такую правовую систему, при которой господствующий класс получал юридические гарантии своих прав и привилегий,[148] распространившиеся, впрочем, и на нарождавшееся «третье сословие».[149]
Таким образом, исторически взращивались представления о юридически оформленных обязанностях власти по отношению к подданным.
Эти черты западноевропейского феодализма в России отсутствовали, и подобные отношения между князем и дружинником имели совершенно иную экономическую основу, о чем, собственно, написано выше. Причиной того, что эти отношения не развились до подобия западных аналогов, является то, что до появления Московского княжества, с его централизацией и единственным правителем, на Руси было относительно много конкурирующих между собой князей с правами-амбициями правителя[150] (в то время как на западе все произошло в обратном порядке: сначала распалась централизованная империя Карла, появились самостоятельные государства, а затем возник институт феодального вассалитета между королями и собственниками).
Как видно, единое Российское государство было образовано несколько иными, чем на Западе, способами. Отсутствие общего для русских земель суверена, иной принцип образования аристократического элемента власти, представители которого не участвовали в качестве первых лиц в процессе раздробления Руси; наконец, конкуренция исключительно между многочисленными Рюриковичами (в отличие от Запада, где феодалы, узурпировав власть на местах, имели возможность конкурировать с суверенами). Следовательно, западный путь образования унитарной государственности, для которого характерным было утверждение суверена, борьба с феодалами за полноту светской власти, наконец, соперничество с церковью или, скажем, урегулирование отношений с духовной властью, в истории России в рамках западной модели не проявился. Получив власть из рук татарских ханов, русские цари не имели соперников, с которыми конкурировали западные монархи в лице феодалов. Что касается отношений с церковью, то они выстраивались в режиме симфонии, которая, если и предполагала борьбу, то относительно скрытую, эпизодическую и персонифицированную.
Итак, чтобы сделать из Московского государства свою вотчину, князь должен был не только подчинить себе людей, но и максимально закрепить их за определенным сословием, местом службы или землей.
Москва первоначально, да и позже, время от времени старалась привлечь на свою службу людей из соседних княжеств и государств. Затем начались ограничения права передвижения свободных. Известно, что традиционно служба бояр основывалась на договоре, при этом, что очень важно, Москва настаивала на включении в договор пункта о праве бояр свободно выбирать хозяина. Чтобы как-то противодействовать Москве, Новгород в 1368 г. запретил своим гражданам покидать его территорию. Уличенный в нарушении запрета лишался права собственности на оставленное имущество. После принятия Литвой католичества (а территория возможной службы включала Литовское княжество) тех, кто самостоятельно покидал службу, стали обвинять в измене не только государству, но и вере.[151] Теперь конфискации подлежала собственность беглеца, его семьи и всего рода.
Понятно, что такая политика Москвы была необходима ей для притока новых управленческих сил и не могла продолжаться долго. Москва последовала примеру Новгорода, и уже при Иване III[152] перестала выполнять условия о свободе боярского выбора,[153] более того, начали сажать в тюрьму тех царских «слуг», которые были, по мнению власти, неблагонадежны. От людей требовалось обязательство (целование креста в присутствии духовного лица)[154], поручительство (круговая порука служилых людей на верность царю)[155] и залоги. Наконец, боярам при обоюдном согласии на уход от князя перестали выдавать соответствующие документы, свидетельствующие об их ранге и службе.
Положение же людей, находящихся на службе у литовских князей, было совершенно другим. Король Сигизмунд I на основании земских привилегий предшественников, Казимира и Александра, дал обещание оберегать панов от всякого понижения, земель и должностей не раздавать чужеземцам, по заочному обвинению должностей не отнимать, старых прав шляхты и мещан не нарушать, простых людей над шляхтою не повышать. Кроме того, княжата, паны, шляхта и бояре могли выезжать из Великого княжества на службу в другие государства, в случае если от такого отъезда не страдала служба королевская. И, может быть, самое главное – по смерти отцов сыновья и дочери имуществ отцовских и дедовских не лишались.[156]
В Московском же государстве постепенно вводился принцип обязательности государственной службы для всех владельцев земли мужского пола.[157] Отказ от службы означал потерю права на землю.[158] Таким образом, если в соседних Польше и Литве шляхта постепенно добилась закрепления за собой собственности (и отсюда ее независимость), то в Москве установился порядок условного владения за государеву службу. Он ставил имущественное положение в постоянную зависимость от успехов и неудач службы, делал человека несвободным.[159]
Ознакомительная версия.
