Ознакомительная версия.
Здесь в конце XIV века носители английского языка обращаются к нам со страниц искусных историй, рассказанных группой паломников, чтобы скоротать время в пути от Саутваркского района в Лондоне до Кентерберийского собора. Найдется немало причин задержаться и взглянуть на английский мир сквозь магический кристалл поэзии Чосера, и важнейшая из них, на мой взгляд, заключается в том, что автор выводит на сцену множество живых персонажей, личностей, представителей всех сословий, простых и утонченных, и для каждого находит подходящие слова, грубые или учтивые, сатирические или ироикомические, и все они служат вехой на пути не только к будущей английской литературе, но и к английской жизни в целом. Но самое важное заключается в том, автор решил писать не на латыни, которой прекрасно владел, и не на французском, с которого переводил и который мог бы принести ему больше славы и почета, а на родном английском, на языке, на котором говорили в Лондоне. Власть покинула Винчестер, и теперь Лондон вместе с университетами-близнецами Оксфордом и Кембриджем все увереннее формировал английский литературный язык, нередко преодолевая негодование и сопротивление.
Чосер не был исключением. Были еще и «Видение о Петре Пахаре» Ленгленда, и «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь», были проповеди, поучения и стихи — весенняя пора английского языка, еще не вполне свободного, но уже набиравшего силу для будущего расцвета. Чосер стал знамением времени, и если мы сосредоточимся на его примере, то, надеюсь, сумеем постичь масштаб всех достижений английского языка за три норманнизированных столетия. Его история будет разворачиваться на нашем пути подобно тем историям, которыми на своем пути делились персонажи Чосера. Работы предстоит немало: его перу принадлежит 43 000 поэтических строк, два солидных прозаических произведения и некоторые занимательные вещицы вроде «Трактата об астролябии», написанного в образовательных целях для сына Льюиса.
О жизни Чосера известно довольно много, пожалуй, больше, чем о жизни Шекспира два столетия спустя. Он родился в Лондоне в середине 40-х годов XIV века в семье виноторговца Джона Чосера. В юности стал пажом на службе герцога Кларенса, а позже служил при дворе Эдуарда III. Важно подчеркнуть, что Лондон был небольшим по современным меркам городом с населением около 40 000 жителей. Блеск и нищета обитали бок о бок в тесных и перенаселенных, порой опасных для здоровья Местах, где вы не рискнули бы выпить воды. Придворного пажа то и дело посылали с небольшими поручениями или сообщениями по всему городу, где тот имел удовольствие вкусить жизнь во всех ее проявлениях — жизнь лондонских улиц. В Чосере уже угадывался Диккенс, великий художественный картограф Лондона; оба были буквально пропитаны этим местом.
Чосер принимал участие в одной из кампаний Столетней войны, был взят в плен и выкуплен. Эта тема была на слуху, да и брак с представительницей знатного рода, дочерью сэра Паона Роэта (ее сестра позже вышла замуж за Джона Гонта, принца крови и влиятельнейшего вельможу того времени, тоже порождал немало сплетен и, вероятно, открывал доступ к средоточию власти. В те времена идея зарабатывать на жизнь исключительно писательским ремеслом не пользовалась успехом. Чосеру необходимо было найти источник дохода, и он обнаружил такой источник, который, как показало время, позволил ему развить свой писательский талант и предоставил точку опоры в мире денег, интеллектуальных занятий, дипломатии и общественного положения. В 1370-e годы он начал ездить за границу в составе королевских дипломатических миссий. В Генуе он заключал торговое соглашение; во время пребывания с миссией в Милане он ознакомился с ошеломляющими достижениями итальянской поэзии. Еще были живы Петрарка и Боккаччо; произведения Данте высоко ценились и изучались. В творчестве Чосера заметно их влияние.
После десятилетия походной жизни за границей (а за это время он успел написать «Птичий парламент» и «Троил и Крессида» и перевести «Утешение философией» Боэция) Чосер осел в Лондоне и стал таможенным контролером. В 1386 году он избирается в качестве «рыцаря графства», то есть депутата в парламенте от графства Кент. Тогда же приступает к работе над «Кентерберийскими рассказами» и в это же время оказывается в довольно стесненных обстоятельствах в результате интриг при дворе Ричарда II; у Чосера оказалось много долгов, но через некоторое время ситуация налаживается благодаря назначению его производителем работ при дворе. Вскоре он покидает эту должность и становится скромным помощником лесничего в Петертоне, в графстве Сомерсет; в 1399 году он снимает дом в саду Вестминстерского аббатства, но в следующем году умирает. Его жизнь вместила важнейшие события того времени, и его осведомленность и жизненный опыт придали «Кентерберийским рассказам» историческую силу и достоверность. Несмотря на то что персонажи и события здесь вымышленные, мы чувствуем, что они отражают близкое и даже непосредственное знакомство с жизнью того времени. Англия Чосера достоверна.
Книга открывается описанием весеннего дождя:
When April with his sweet showers
Has pierced the drought of March to the root
And bathed every vein in such moisture
Which has the power to bring forth the flower,
When also Zephyrus with his sweet breath
Has breathed spirit into tender new shoots
In every wood and meadow…
Then people love to go on pilgrimage.
(Когда апрель обильными дождями
Разрыхлил землю, взрытую ростками,
И, мартовскую жажду утоля,
От корня до зеленого стебля
Набухли жилки той весенней силой,
Что в каждой роще почки распустила…
Тогда со всех концов родной страны
Паломников бессчетных вереницы
Мощам заморским снова поклониться
Стремились истово…[3])
Так автор спокойно и неторопливо собирает слушателей и читателей, говоря с ними на своем языке, на языке, предназначенном больше для чтения вслух, для широкого круга слушателей, чем для чтения наедине:
Whan that Aprill with his shoures soote
The droghte of March hath perced to the roote
And bathed every veyne in swich lycour
Of which vertu engendred is the flour;
When Zephirus eek with his sweete breeth
Inspired hath in every holt and heeth
The tendre croppes…
Thanne longenfolk to goon on pilgrimages.
(Когда апрель свежим дождем
Пропитал сухую землю марта до корней
И промыл каждую жилку той влагой,
Что обладает силой пробуждать к жизни цветы,
Когда зефир сладостным дыханием
Вложил дух в нежные новые ростки
Во всех лесах и на всех лугах…
В это время народ оправляется в святое паломничество…)
Примерно четверть использованных Чосером слов заимствована из французского языка. В приведенном отрывке в каждой строке встречается в среднем, по крайней мере, одно французское слово: April, March, perced, veyne, lycour, vertu, engendred, flour, inspired. Значения многих из этих слов были со временем утрачены: lycour — влага; vertu — сила. Далее, corage — сердце; straunge — чужеземный, далекий. Zephirus — из латыни, root — из древнеисландского. Однако нет ощущения, что английский язык поглощен другими языками. Это именно английский язык. Все слова, называемые лингвистами служебными (местоимения и предлоги), являются древнеанглийскими; это компоненты, составляющие основу.
And specially from every shires ende
Of Engelond to Caunterbury they wende,
The hooly blisful martirfor to seke,
That hem hath holpen [helped] whan that they were seeke.
(…Многих влек
Фома Бекет, святой, что им помог
В беде иль исцелил недуг старинный,
Сам смерть приняв, как мученик безвинный.)
Упомянутый здесь мученик — убитый архиепископ Фома (Томас) Бекет, или Фома Кентерберийский.
Такова основная структура рассказов. Внутри нее, как внутри языка, мы находим удивительное множество вариаций различных историй. Персонажи встречаются в Саутваркском районе в харчевне «Табард», что в пяти минутах ходьбы от будущего театра «Глобус». При Чосере, как и при Шекспире, это был разношерстный район города, где на извилистых ведущих от Темзы улицах было полно моряков и праздных гуляк, карманников и проституток, рынков и трактиров: «настоящий Лондон» как во времена Чосера, так и в наши дни. Вот появляются персонажи:
A knyght ther was, and that a worthy man,
That fro the tyme that he first bigan
To riden out, he loved chivalrie,
Trouthe and honour, fredom and eurteisie.
(Тот рыцарь был достойный человек.
С тех пор как в первый он ушел набег,
Не посрамил он рыцарского рода;
Любил он честь, учтивость и свободу…)
Здесь Чосер перенял и приспособил язык и идеи, привнесенные Алиенорой Аквитанской, тем самым создав образ, продолжавший фигурировать в английской истории и литературе даже в XX веке. Он может быть еще не явным: человек знатный и привилегированный, неподкупный, скромный и учтивый, особенно по отношению к дамам, человек, готовый бороться за благое дело и при этом не очерствевший на войне, благородный и порядочный. Здесь присутствует некоторая доля иронии: перечень боевых отличий перекликается со списком убийств. Однако чосеровский образ рыцаря, карикатурный, идеализированный, высмеиваемый, но бережно открываемый заново с каждым новым столетием, стал первым из вереницы персонажей, определивших одну из особенностей английского характера, как мы его себе представляем.
Ознакомительная версия.
