«Знаете ли вы, какой язык по своей комбинативности, ритму и гармонии превосходит все прочие и стоит в одном ряду с несравненными греческим и латынью? Венгерский. Мне известны многочисленные стихи новых венгерских поэтов, которые пленяют своей напевностью всякого, кто их услышит. Проследите со вниманием историю будущего, и вы станете свидетелями такого великого взлета венгерского поэтического гения, который наверняка превзойдет и мое пророчество. Видно, даже венгры не знают, какие сокровища таит в себе их язык».
А в отношении языков вообще ученый-каноник записал в своем дневнике: «Достичь того же, чего достиг я, сможет всякий, кто захочет узрить сокровенную суть языка и прилежанием своим разложит его на простые понятные каждому части, составит о них точное суждение и запечатлеет в своей памяти».
Если кому-то кажется, что он несчастен, то психолог наверняка посоветует ему срочно завести какого-нибудь «конька». Я лицо заинтересованное, но я думаю, что тот, кто в качестве конька «оседлает» языки, по-настоящему несчастным не почувствует себя никогда. А если ему удастся добиться того, что он будет находить радость не только в езде на коньке, но и в уходе за ним, то душевное равновесие гарантировано в подавляющем большинстве всех жизненных случаев. То же самое говорит и Бернард Шоу в своем «Пигмалионе»: «Happy is the man who is living by his hobby» (Счастлив тот, кто живет своим коньком).
Каким же образом человек, интересующийся языками, может реализовать свою страсть в жизни? Считается, что знания языка требуют в массовом масштабе прежде всего три профессии – внешняя торговля, работа в системе общественного питания и обслуживание иностранных туристов, а языковыми профессиями являются преподавание языка, письменный перевод (специальной и художественной литературы) и устный перевод (линейный и синхронный). Проблемы, поставленные в нашей книжке, касаются прежде всего последних трех.
Нашей системой образования в этой области многое упущено. Регулярное языковое образование получают в Венгрии только педагоги, так что источником настоящей лингвистической подготовки может служить только профессия учителя или преподавателя вуза. Об этом недостатке уже многократно говорилось на совещаниях, в газетных статьях, указывают на него и статистические данные. Для нас, переводчиков, совершенно ясно, что регулярная языковая подготовка необходима не только молодежи, которая стоит перед выбором профессии, но и нам, уже выбравшим профессию переводчика и заинтересованным в совершенствовании наших навыков, умений и качества работы.
Финансовые, административные и педагогические проблемы, связанные с решением этого вопроса, предметом нашего разговора не являются. В рамках этой книжки нас интересует только знание языка, его изучение. Так что мне хотелось бы указать только на то, что вопреки единству требований (отличное знание языка) все три упомянутые нами языковые профессии нуждаются в самых различных знаниях и требуют таких личных качеств, которые нередко противоречат друг другу.
Мы знаем, ибо испытали на собственном опыте, что потерпеть неудачу может даже такой переводчик литературы, который располагает и отличным знанием языка, и огромным опытом, а если он возьмется за преподавание языка, то вероятность неудачи возрастет во много десятков раз. С очень давних пор принято думать, что для преподавания языка годится всякий, кто владеет данным языком. И пора бы уже рассеять это заблуждение. Знание языка ничего не значит, если оно не сочетается с педагогическими и психологическими знаниями, не дополняется соответствующим призванием. Но правило можно сформулировать и наоборот: много прекрасных педагогов и знатоков языка потерпели провал в кабине переводчика-синхрониста. Много примеров и того, что отличные переводчики-синхронисты, а тем более линейные не могли дать хотя бы более или менее читабельного письменного перевода, а в свою очередь переводчики специальной и художественной литературы, владеющие колоссальными навыками и мастерством, все еще искали подходящую форму для первого предложения, когда оратор уже поклонился и сел на свое место.… И не аргумент, что сделавшие подобные попытки потерпели неудачу из-за нехватки практики. Жизненный опыт говорит о другом: кто и на каком «языковом поприще» выступит с успехом, зависит от того, какие у него личные склонности.
Важнейшим фактором, способным показать, для какой из трех профессий мы годимся, является фактор времени. И второе: по тому, кто и как из наших коллег справляется с каждой из трех профессий, будем говорить о переводческой, преподавательской или устнопереводческой индивидуальностях.
Преподавателем и устным переводчиком хорошо бы работать тому, кто не склонен погружаться в себя и не боится «света рампы». После актеров представители этих двух профессий находятся «на сцене» больше всего. Разница лишь в том, что у актера есть возможность разработать все детали своего поведения и речи заранее и разученную роль играть затем уже неделями, месяцами, годами и даже десятилетиями. А преподаватель и устный переводчик попадают всякий раз все в новые и новые ситуации, их роли «текучи». Преподавателю надо реагировать каждый раз по-новому на никогда не повторяющиеся положения и при этом определять свое поведение по ходу развития ситуации. А что касается устного переводчика, то всякий его шаг – это сама непредвиденность. Из этого следует, что тезис, проповедуемый Костолани («речь на иностранном языке всегда компромисс») преподавателя иностранного языка касается в меньшей степени. Зато по отношению к нему строже предъявляется требование безошибочности речи.
Личность, склонная к непрестанной самокритике и неторопливому раздумью, годится, повторяю, только на роль письменного переводчика, которая намного разнообразнее, чем, скажем, преподавателя; наиболее высокий класс представителей этого труда – переводчики художественной литературы, например, никогда не позволяют себе такой роскоши, как специализация на переводе одного писателя или литературы одного стиля. И в многочисленном семействе переводчиков специальной и технической литературы тоже нет таких, которые, скажем, переводили бы книги только по машиностроению или только по искусствознанию.
Помню один забавный случай из моей устной переводческой практики. На одном из международных конгрессов американский участник совещания удостоил своим посещением мою кабину с единственной целью – обратить мое внимание на то, что для перевода одного понятия я выбрала неверное слово: сказать надо было так-то и так-то. Я поблагодарила за помощь и попросила его помочь мне перевести еще одно выражение, за которое я не была спокойна. «О, извините, этого я не знаю, – ответил он, – ибо хорошо разбираюсь только в полимеризации твердых веществ; когда же они переходят в жидкую фазу, то тут я уже пас!»
Как же могут справиться переводчики художественной и специальной литературы со столь разнообразными задачами? Может быть, находятся универсальные гении? Нет. Дело в том, что тиран нашей профессии, время, питает к ним особое расположение. У них есть время искать все лучшие и лучшие решения, обращаться за информацией к справочникам, энциклопедиям, монографиям, учебникам, словарям, к уже переведенной литературе на данную тему, к специалистам, наконец.
Что же касается устного переводчика, а тем более синхрониста, то он заранее продает свою душу дьяволу компромисса. На это поприще следует идти только тем, кто не страдает «перфекционизмом», боязнью несовершенства собственной продукции. Работа их будет вечным компромиссом между идеалом совершенства и беспощадными рамками времени. Это единственная область, которой – ввиду деспотичности временно́го фактора – не касается французская поговорка: «Le bon est l’ennemi du bien» (Лучшее – враг хорошего). Кто не способен принять хорошее вместо лучшего, соберет небогатый урожай на ниве этой самой современной и самой интересной профессии. Позвольте же мне посвятить ей отдельную главу.
История не располагает данными о самом первом представителе нашего ремесла. Насколько мне известно, впервые упоминает переводчиков в литературе Плиний, когда пишет, что в Диоскурии постоянно работало уже 130 переводчиков.
Распад Римской империи, казалось, похоронил и эту профессию, мы знаем, что на соборах католического духовенства в эпоху раннего средневековья святые отцы выступали со своими аргументами кто на латыни, кто на греческом, кто на древнееврейском и, говоря одновременно, не могли ни понять, ни убедить друг друга…
Когда вновь завязались торговые отношения между Востоком и Западом, наши предки-переводчики снова стали входить в милость. Ко двору султанов приходили внешнеторговые посредники, знающие западные языки, – «драгоманы»; название это, вероятно, происходит из древнеарабского «тарджуман» (посредник) или англосаксонского «друг герман» (слуга, работник). День поработав на синхроне, я склонна думать, что верна, скорее, вторая этимология.
