Ознакомительная версия.
В этом рассуждении содержится ошибка: неосознанное и незаконное обращение к третьему члену, который не участвует в исходных определениях. Этот третий член не что иное, как сама вещь, действительность. Утверждая, что понятие сестра не имеет необходимой связи с означающим s-ö-r, Соссюр не может не иметь в виду действительность, соответствующую этому понятию. Говоря о различии между b-ö-f и o-k-s, он невольно обращается к тому факту, что эти оба термина относятся к одной и той же действительности. И, таким образом, вещь, нарочно исключенная сначала из определения знака, проникает в него с заднего хода и порождает в нем противоречия. <…> (Бенвенист. О природе: 459–460).
Настоящая проблема гораздо глубже. Она состоит в том, что, наблюдая внешние проявления какого-либо феномена, мы должны вскрыть его внутреннюю структуру и описать соотношение между этой структурой и множеством внешних проявлений данного феномена.
Все это относится и к языковому знаку. Один из компонентов знака, акустический образ, – это означающее; второй компонент, понятие, – означаемое. Связь между означающим и означаемым отнюдь не произвольна; напротив, она необходима. Понятие («означаемое») бык неизбежно ассоциируется, в языковом сознании француза, с последовательностью звуков «означающим» böf. Как же может быть иначе? Ведь и понятие и соответствующая последовательность звуков вместе запечатлены в мозгу; в сознании они также возникают только вместе. Между ними существует столь тесный симбиоз, что понятие бык является как бы душой акустического образа böf. Разум не терпит пустых форм и неоформленных понятий. <…>
Верно и обратное: разум принимает только такие звуковые формы, которые служат носителями представлений, идентифицируемых с помощью этих форм. В противном случае звуковые формы отбрасываются как чужие или неизвестные. Означающее и означаемое, акустический образ и мысленное представление – это две стороны одного и того же. Означающее является звуковым воплощением понятия, а понятие – мысленным соответствием означающего. Отсюда вытекает структурное единство языкового знака. Здесь уместно еще раз напомнить слова самого Соссюра: «Язык можно также сравнить с листом бумаги: мысль – это лицевая, а звук – оборотная сторона листа; мы не можем разрезать лицевую сторону, не разрезав в то же время и оборотной стороны. Точно так же в языке невозможно отделить ни звук от мысли, ни мысль от звука. Этого можно достигнуть лишь посредством абстракции, что неизбежно приведет либо к чистой психологии, либо к чистой фонологии». То, что Соссюр говорит здесь о языке, полностью относится к языковому знаку, в котором, безусловно, запечатлены существенные свойства языка.
Итак, мы видим, что зону «произвольного» можно ограничить. То, что именно этот, а не другой знак применяется для обозначения того, а не другого элемента действительности, – это в самом деле произвольно. В этом, и только в этом, смысле можно говорить о случайности. Однако признание этого положения еще не позволяет решить нашу проблему. <…> (Бенвенист. О природе: 461–462).
Произвольность существует лишь по отношению к явлению, или к объекту действительности, но ей нет места в самом строении знака. <…>
Другая не менее важная проблема, с которой непосредственно связано определение знака, – это проблема значимости (valeur). Обращаясь к значимости, Соссюр искал здесь подтверждение своего взгляда: «Выбор данного звукового сегмента для данного понятия совершенно произволен. Если бы это было иначе, понятие значимости утратило бы некую черту из своей характеристики, так как в значимости появился бы привнесенный извне элемент. Однако в действительности языковые значимости полностью относительны, и поэтому связь между понятием и звучанием абсолютно произвольна». <…> (Бенвенист. О природе: 463).
Мы рассуждаем так: значимость есть элемент знака; если знак, взятый сам по себе, не является произвольным (а, как нам кажется, это было доказано), то «относительный» характер значимости не может зависеть от «произвольного» характера знака. Поскольку от соотнесенности знака с действительностью необходимо абстрагироваться, то тем больше оснований рассматривать значимость как атрибут формы, а не субстанции. Следовательно, когда мы говорим, что значимости «относительны», это означает, что они относительны по отношению друг к другу. Именно этим и доказывается их необходимость. Здесь речь идет уже не об отдельном, изолированном знаке, а о языке как системе знаков, и именно Соссюр, быть может, глубже всех других исследователей осознал и описал сущность системности языка. Система предполагает взаимосвязанность и взаимообусловленность частей в рамках единой структуры, стоящей над отдельными элементами и объясняющей их. В системе все необходимо настолько, что любые изменения целого ведут к изменению частей, и обратно. Относительность значимостей есть лучшее доказательство того, что они тесно зависят друг от друга в пределах синхронной системы, всегда находящейся под угрозой изменений и всегда самовосстанавливающейся. Все значимости противопоставлены друг другу и определяются только через отличия друг от друга. Участвуя в противопоставлениях, значимости взаимно необходимы друг для друга. Противопоставление лежит в основе необходимости, а необходимость приводит к оформлению противопоставлений. Если язык – это не просто хаотический конгломерат разрозненных понятий и случайных звуков, то это потому, что необходимость внутренне присуща его структуре, как, впрочем, любой структуре.
Итак, оказывается, что в той мере, в какой случайность находит себе место в языке, она затрагивает только наименование – звуковой символ действительности, точнее – его отношение к действительности. Что же касается связи между означающим и означаемым в составе знака, этого основного элемента языковой системы, то данную связь следует признать необходимой: оба компонента знака в равной мере необходимы друг для друга. Такое понимание абсолютного характера языкового знака влечет за собой признание диалектической необходимости значимостей, постоянно находящихся в противопоставлении, и приводит к структуральному принципу в исследовании языка. <…> (Бенвенист. О природе: 464).
Уровни лингвистического анализа (1962)
Когда предметом научного исследования является такой объект, как язык, то становится очевидным, что все вопросы относительно каждого языкового факта надо решать одновременно, и прежде всего надо решать вопрос о том, что следует считать языковым фактом, то есть вопрос о выборе критериев для его определения как такового. Коренное изменение, происшедшее в лингвистической науке, заключается в следующем: признано, что язык необходимо описывать как формальную структуру, но что такое описание требует предварительно соответствующих процедур и критериев и что в целом реальность исследуемого объекта неотделима от метода, посредством которого объект определяют. <…>
Основным понятием для определения процедуры анализа будет понятие уровня. Лишь с помощью этого понятия удается правильно отразить такую существенную особенность языка, как его членораздельный характер и дискретность его элементов. Только понятие уровня поможет нам обнаружить за всей сложностью форм своеобразие строения частей и целого. Понятие уровня мы будем изучать применительно к языку как органической системе языковых знаков (Бенвенист. Уровни: 434).
Цель всей процедуры анализа заключается в том, чтобы выделить элементы на основе связывающих их отношений. Эта процедура состоит из двух взаимообусловленных операций, от которых зависят и все остальные: 1) сегментация и 2) субституция. <…>
Постепенно, переходя от одного знака к другому, мы можем выявить всю совокупность элементов и для каждого из них – совокупность возможных субституций. Таков вкратце метод дистрибутивного анализа. Этот метод состоит в том, чтобы определить каждый элемент через множество окружений, в которых он встречается, и посредством двух отношений: отношения к другим элементам, одновременно представленным в том же отрезке высказывания (синтагматическое отношение), и отношения элемента к другим, взаимоподставимым элементам (парадигматическое отношение). <…> (Бенвенист. Уровни: 435).
Таким образом, мы приходим к выделению двух классов минимальных элементов: элементы, одновременно поддающиеся операции сегментации и операции субституции, – фонемы и элементы, поддающиеся только операции субституции, – различительные признаки фонем. Вследствие того, что различительные признаки фонем не имеют статуса сегментов, они не могут образовывать синтагматических классов, но ввиду того, что они поддаются субституции, они образуют парадигматические классы. Следовательно, анализ вскрывает и различает два уровня: фонематический уровень, на котором возможны обе операции (сегментация и субституция), и субфонематический уровень, то есть уровень различительных признаков, на котором возможна только операция субституции, но не операция сегментации. Здесь предел лингвистического анализа. Все данные ниже этого предела, получаемые при помощи современной специальной техники, относятся к физиологии или акустике и являются вне-лингвистическими.
Ознакомительная версия.
