Но по проискам Ганзы (Ганзейского союза, которому тогда принадлежала торговая гегемония в Северной Европе. –
М.М.) все они были задержаны властями Любека и в Россию не попали [122].
Исторические изыскания, анализ древнерусских летописей позволили выяснить кое-что о врачах-иностранцах, трудившихся при дворе Василия III. Так, Н. М. Карамзин писал о каком-то враче – греке по имени Марко, который прибыл ко двору русского царя из Константинополя, уже несколько десятилетий находившегося во власти турецкого султана. Султан в письме Василию III просил отпустить Марко домой, к семье, так как он якобы приехал в Россию только по торговым делам. Но русский царь не пожелал сделать этого и так отвечал султану: «Марко издавна служит мне добровольно, и лечит моего новгородского наместника: пришли к нему жену и детей» [123].
По данным современных российских историков, Марк Грек подвизался в Москве как лекарь и купец. Сначала русские дипломаты хлопотали в Константинополе о том, чтобы султан разрешил его жене выехать на Русь, – видимо, греческий врач приехал в Москву надолго, с самыми серьезными намерениями. «Марк вел доверительные беседы с государем (Василием III. – M.M.), из чего следует, что он был одним из придворных лекарей» [124]. Впоследствии, правда, его планы изменились, что, видимо, и послужило причиной просьбы турецкой стороны отпустить его в Константинополь. По словам жившего тогда в Москве императорского посла Сигизмунда Герберштейна, Марк Грек первым осмелился высказать Василию III резкие замечания по поводу «тяжких заблуждений русского православия». За это он был тотчас взят под стражу и бесследно исчез, все попытки вызволить его из беды окончились ничем [125].
Несколько позже, как сообщает летопись, при дворе Василия III было уже два иноземных врача – Николай Булев (Луев) и Феофил.
Николай Булев был родом из богатого немецкого города Любека. Известно, что он окончил университет в Падуе, был даже профессором медицины и астрологии (в то время – нередкое сочетание). В Россию он приехал вместе с Юрием Делатором, послом императора Священной Римской империи, и остался здесь практиковать.
Правда, по другим данным, ученый медик и ревностный католик из Любека, сторонник церковной унии Католической и Православной церквей, или, как говорят сейчас, экуменической идеи, Николай Булев был приглашен на Русь в 1489–1491 гг. и должен был помочь в составлении новых Пасхалий – таблиц, содержащих ключевые слова и круги, для нахождения времени пасхи и других подвижных праздников. Умный и образованный врач, Булев понравился царю Василию III, который сделал его своим придворным медиком.
Сначала Булев жил в Новгороде, где, по некоторым сведениям, был переводчиком при архиепископе Геннадии; затем, когда Геннадий был переведен в Москву, в Чудов монастырь, он вместе с ним переехал в Москву и вскоре стал врачом самого царя. Он был, очевидно, знающим врачом – недаром имперский посол Франциск ди Коло, посетивший Москву в 1518 г., почтительно именовал его «профессором медицины, астрологии и других основных наук» [126].
Однако жизнь в России не пришлась ему, видимо, по нраву, и он написал домой о своем желании возвратиться в Германию. Письмо дошло до императора Максимилиана. Когда в 1519 г. в Москву приехал посол императора Ян Криштон, он при первом же свидании с боярами просил передать царю просьбу своего повелителя «о деле некоего Магистра Николая Любчанина, который некогда приехал в се страны с… послом с Юрьем с Делатором… чтоб Наяснейший Начальник взводил его отпустити, чтоб ему кости свои донести до своего родства» [127].
Но Василий III не захотел, вероятно, отпускать своего врача, и поэтому императорский посол при очередном свидании с боярами вновь повторил просьбу отпустить Николая Булева: «И послы о том в писание ответа просили, отпустит ли Князь Великий Николая? Да о том поговорил не мало, чтобы им тому ответ дали; и Федор (царский боярин Федор Карпов. – М.М.) им то отговорил» [128]. Другими словами, переговоры о судьбе Николая окончились ничем, царское решение осталось неизменным. Врач Булев так и остался в Москве, где прожил до конца жизни.
Интересно, что Булев пытался претворить в жизнь идею о церковной унии католиков и православных (как говорят сейчас, экуменическую идею). По свидетельству монахов Иосифо-Волоколамского монастыря, Булев написал письмо брату известного церковного деятеля Иосифа Волоцкого, в котором отстаивал идею единства веры и «приводил» истинное русское православие «к соединению латынскому» [129]. Известно также, что Булев был знаком с Максимом Греком – известным ученым-энциклопедистом и богословом, тоже воспитанником итальянского университета, жившим в то время в Москве. Николая Булева считают переводчиком с немецкого на русский нашей первой медицинской энциклопедии – Вертограда 1534 г. [130]
Феофил, как и Николай Булев, тоже был родом из Любека, его знали в придворных кругах германских государств. Дитрих Шонберг, посланник Прусского магистра Альбрехта, который в феврале – марте 1517 г. вел переговоры с Василием III, однажды обратился к русскому царю с просьбой – как сказано в посольской книге, «туто ж бил челом великому князю от магистра о Фефиле о немчине, чтоб его пожаловал отпустил к магистру». Однако врач Феофил был, очевидно, тоже, как и Николай Булев, необходим Василию III, и тот не удовлетворил просьбы посланника: «Князь великий ему о Фефиле велел отвечати: тот человек у нас лечит человека доброго, и нам его ныне отпустити непригож». Но, добавил русский царь, «а впредь аж даст Бог, Фефила к магистру отпустим» [131]. Это обещание оказалось невыполненным – царь не хотел лишаться врача.
Когда через год Дитрих Шонберг снова приехал в Москву, он опять поднял вопрос о возвращении Феофила на родину, сказав об этом приближенным боярам. Как свидетельствует посольская книга, «о Фефилове брате бояре ему говорили от себя: о том немчине государю есмя еще того не сказали, а опытали есмя, что у него многие дети боярские на руках, лечит их, да и женился сказывают; а дасть Бог, о том опытаемь». Домой врача так и не отпустили. «А немчина ему, Фефилова брата, не отдали, а отговорили ему тем, что Фефилов брат женился» [132].
Таким образом, оба врача, формально свободные люди, вынуждены были остаться работать в России, продолжали лечить (и не только взрослых) и пользоваться уважением: Феофила, например, в 1537 г. посылали для освидетельствования князя Андрея Ивановича Старицкого в Новгород «и Фефил приехав сказал, что болезнь его легка; сказывает на стегне болячка, а лежит на постеле» [133]. Однако помочь самому царю, когда он заболел, эти врачи все-таки не смогли.
Вот что повествуется в летописи о болезни Василия III: «В лето 7042 (1533 г. – М.М.) сентебря… начат немощи: и явися у него мала болячка на левой стране на стегне, на сгибе
