Было положено кормить больных с монастырской кухни, как это делалось в отношении «работных людей», поденщиков при монастырях. Но больные всегда жаловались, что, кроме ржаных сухарей, кваса, да притом кислого, и сухой рыбы, они мало что видят. Приношения «доброхотов», родных больным не попадали, а шли в общий монастырский котел. Больные из состоятельных классов населения были обеспечены пищей вволю: пряники сладкие, пироги с вязигой, икра и даже вино «фряжское» и пр.
Состав больных отличался большим разнообразием, в одном помещении находились вместе и дети, и взрослые (женские палаты отделялись). Изолировались, и то лишь иногда, лица, «изгнившия уды имеющия», «бесноватыя». Последние нередко содержались в подвалах, на поварне «на чепях» или «в колодах». Такому же режиму подвергались страдавшие запоем. В годы эпидемий коек не хватало, да и в обычное время больных всегда было так много, что большинство их лежало по жилым келиям, их называли «лежнями» [425].
Некоторые больницы имели в своих «погребах» (аптеках) запасы трав, корений, различные минеральные составы, «водки». От многих монастырских больниц остались ценные архивы, в которых с большой тщательностью переданы местные способы лечения болезней. Часть из этих рецептов не лишена рациональности, а некоторые из «зелий» употребляются и доселе в домашнем быту и даже научной медицине.
Во главе больницы находился «смотрител», «старший над больницей». Роль санитаров выполняли «старцы монастырские», называвшиеся «служебниками болничными». Труд их был очень тяжел, и не всякий с охотой шел на такую «службу». Монастырское начальство нередко издевалось над ними. В 1582 г. Ивану IV была направлена коллективная челобитная от «болничных служебников» Белозерской больницы с жалобой на представителя местной администрации, который оскорбляет их, называя «б… детми, колет остном, бьет плетми и на чепь и в железа сажает» [426]. Вообще больничные «порядки» оказывались далекими от заслуживающих подражания. Процветало хищение. Часто помещения не топились. Больные сами тогда вынуждены были выходить в лес за дровами, чистили «каморки потребныя» (нужники). «Винопитие тайное», азартная игра в зернь (в домино) среди больных жестоко преследовались. В долгие зимние вечера и сумерки перед сном выздоравливавшие, собравшись вместе, с затаенным вниманием слушали различную народную побывальщину из уст досужих сказителей, которыми и до сих пор славен русский Север. В Белозерске, Соловках при больницах были библиотеки, откуда больным выдавались книги для чтения, как это видно из сохранившихся записей на переплетах таких книг.
За дни, проведенные в больнице, податное население должно было оплатить монастырю натурой, проработав некоторое время в пользу монастыря на пашне, в извозе, на промыслах, скотном дворе. Кабала эта распространялась и на детей, оставлявшихся иногда при монастыре на всю жизнь. Имея большую выгоду от больницы, монастыри всячески старались поддержать в народе убеждение в безусловной необходимости «воздаяния богу» за исцеление именно «трудом и имением» выздоровевшего. Он назывался «прощеником», ибо его «простил бог за содеянные грехи», исцелив от болезни. Но прощеники часто убегали с работы, рассматривая монастырь как «темницу». Беглецов монастырская верхушка снова приводила в монастырь силою «в узилищах», нередко «влача их за власы».
Общественное призрение инвалидов войны и устаревших, потерявших трудоспособность людей практиковалось издревле на Руси. Стоглав 1551 г. обратил внимание на неустройства в существовавших тогда «избах богаделенных» и предложил учредить в каждом городе мужские и женские богадельни, довольствовать богаделенных людей пищей и одеждой, строительство богаделен объявлено было «государевым делом» [427].
Материалы о северных «избах богорадных» заключают много интересного и для истории больничного строительства вообще, освещая в то же время некоторые стороны народного врачевания на Севере.
В XVI в. богадельни уже существовали во многих городах Севера. В отличие от больниц их строительство нередко приурочивалось к местам поселений, лежавшим за монастырскими стенами. В XVII в. некоторые богадельни строились из кирпича по типу казарм с расчетом на 10–12 человек. Сохранились данные о длине, ширине и высоте «богорадных» зданий. В среднем жилая площадь не превышала 4 кв. метров на одного человека. Но иногда в казарме, рассчитанной на 10 человек, жили десятками лет по 40 и более стариков, «стариц», и тогда площадь снижалась до 1 кв. метра на человека. Питание было крайне скудным. В 1593 г. в женских богадельнях Белозерска было положено «старицам даватн по четверти хлеба братцкого, да по чашке квасу ячного, да полусудока воблых». Это составляло на человека менее 200 г хлеба в день. И лишь иногда мужчинам «за раны и за кровь» делалась надбавка хлеба до 400 г в день [428].
Одежда, как правило, состояла из обносков. В XVII в. в Вологодских «богорадных домах» было положено «давати на одежду, на платье на год человеку богорадному по рублю по шти (по шести) алтын по четыре деньги». Эта дотация представляла уже существенную поддержку. Но на деле получалось не так. Люди в богадельнях систематически нищенствовали, ходили побираться у церковных папертей, по дворам «христолюбнев». «Стряпчий», приставленный к «избе богорадной» или к группе богаделен, обкрадывал стариков и инвалидов. В итоге к властителям направлялись бесконечные челобитные «богадельних людей» со слезной мольбой улучшить их существование. И тем не менее, претендентов на места в «избах богорадных» было всегда очень много. Нередко старожилы по разным мотивам не допускали новичков, не останавливаясь перед выдачей ложных «сказок» (своего рода свидетельств) за своей подписью об отсутствии мест в избах. Завязывалось целое дело. Начинались бесконечные обследования. Разрастался ворох запросов, отписок. Двери богаделен «любезно» раскрывались лишь перед теми, которые имели родственные связи, покровительство сильных или сами делали крупные личные вклады землей, деньгами, мехами, драгоценными «камениями».
«Лечьцы» Севера. Русские врачеватели. Лекари-иноземцы
Упоминаний о «врачевех», «лечьцах», «костоправах», «зубоволоках», «кровепусках», «рудометах», «повивальных бабах» в памятниках северной письменности много. Это говорит за то, что «врачевская хытрость» (ремесло, профессия) являлась необходимой для народа. Большинство таких врачевателей было выходцами из простой среды. Медицинских школ на Севере не было, и знания приобретались личным опытом, а также в итоге устной передачи накопленных народом сведений от поколения к поколению. Не последняя роль в накоплении и развитии медицинских знаний принадлежала письменности.
Среди монастырских «лечьцов» должен быть упомянут Кирилл Белозерский (1337–1427) – основатель крупнейшей монастырской вотчины на Севере Русского государства в Белозерском княжестве. Кирилл до монашества служил казначеем у окольничего Дмитрия Донского Тимофея Васильевича – участника Куликовской битвы. Он был автором трех оригинальных сочинений – посланий к сыновьям Дмитрия Донского. Еще при Кирилле в монастыре началась оживленная переписка книг, он заботился об увеличении библиотеки монастыря и лично много трудился над списыванием книг. Осталось 17 рукописей его письма из его личной библиотеки. Переписка им трактата «Галиново на Ипакрата» подтверждает влечение Кирилла к вопросам «теоретического» врачевания. Не проявляя себя в качестве
