Ознакомительная версия.
В Казале и до сих пор еще здравствует один знаменитый человек, сделавший великое открытие в области математики. Он написал трактат под заглавием «Истинная, практически полезная геометрия, неизвестная лучшим математикам», одобренная во всем объеме Королевской Академией наук в Милане, на заседании 7 февраля 1861 года. Исследования автора предлагаются на суд разумных итальянцев-нематематиков, любящих покровительствовать талантам и не относящихся презрительно к людям, работающим для преуспевания науки и для доказательства квадратуры круга».
Произведение это автор посвящает Наполеону III, заявляя при этом, что он уже много лет страдает под гнетом притеснений… Как бы вы думали – с чьей стороны? Со стороны Туринской академии, а также со стороны Плана′ и целой армии математиков, не удостоивших никакого внимания представленные на их суд открытия – результат полумиллиона вычислений (неизданных).
Кроме того, у автора есть еще не изданное сочинение, в котором решаются 135 задач с помощью совершенно новых способов; оказывается, однако, что он считает математиков Ломбардского института недостойными обладания подобным сокровищем; но учащаяся молодежь может воспользоваться им, уплатив 30 франков за право чтения, и автор предлагает ей сделать это, чтобы убедиться в неосновательности приемов, употреблявшихся до сих пор в высшей геометрии.
К числу маттоидов-графоманов принадлежит также некто С., человек лет 40, желчного темперамента, страдающий хореей лицевых мускулов. Он сын известного ученого, против воли был отдан в духовную семинарию и, окончив ее в возрасте 16 лет, еще не сложившийся ни умственно, ни нравственно, написал сочинение в 360 страниц, хотя и одобренное иностранными журналами, но на этот раз несправедливо. Кроме того, он составил по образцу обычных в Средние века компендиумов сокращенное руководство по всем наукам, входящим в курс светских и духовных учебных заведений, заявив при этом, что оно написано под влиянием вдохновения свыше и должно считаться лучшею книгой в целом мире. «Давно уже чувствовался недостаток в таком образцовом руководстве, которое разрешало бы задачу задач изобретением принципа из принципов». Уже из этого повторения одних и тех же слов, представляющего оборот речи, употребляемый обыкновенно помешанными, идиотами и первобытными народами, можно сделать известное заключение об умственных способностях автора; но ненормальность их будет еще яснее, когда мы узнаем, что открытый им принцип заключается в том, что природа «является без лиц в трех лицах» (trinita della natura).
Положим, для воспитанника семинарии это еще не особенно патологическая идея, так как подобного взгляда придерживались многие в Средние века, и в том числе Данте, следовательно, эта идея уже не новая; но курьезны те доводы, какими автор подтверждает ее: «Если бы мне возразили, – говорит он, – что в природе господствуют не 3 лица, а 4 или 5, то я ответил бы им на это стихом Данте:
Словам их не давай значенья – и мимо проходи.
Через некоторое время этот субъект, сменив тему своих исследований, превращается в ярого поклонника Ламартина, хотя не забывает вместе с ним возвеличивать и себя. Он издал сочинение, где доказывается, что Ламартин – величайший человек своей эпохи, а после него первое место принадлежит автору сочинения, который при помощи изобретенной им формулы – «во всем есть Бог» – содействовал возрождению человечества и процветанию наук, так как этой новой формулы только и недоставало, чтобы дать синтез сотворения мира.
Далее в моей коллекции находятся сочинения по философии, одно нелепее другого. Есть даже трактат о психографии – совершенно новой философской системе, на которую я указывал уже раньше, и, кроме того, бесчисленное множество стихотворных произведений, которых я, впрочем, не стану касаться здесь, так как ими уже и без того много занимаются сатирические журналы «Fanfulla» и «Pasquino». Мимоходом упомяну лишь об одной трагедии «Жена-убийца», написанной привратником. Это не что иное, как разбиравшийся недавно в Тревизо процесс, изложенный псевдоальфиериевскими стихами.
Наконец, есть еще много произведений маттоидов-публицистов, предлагающих разные крайние меры относительно государственного благоустройства. Среди них особенно много экономистов, которые выступают с различными проектами в целях улучшения финансов Италии. Так, например, мне попалась брошюрка по этому вопросу с таким заглавием:
«Об универсальном ростовщичестве как причине нарушения экономического равновесия в наше время – рассуждения, почтительнейше предложенные одним избирателем на благоусмотрение его превосходительства, председателя Совета и министра финансов, господина Марка Мингетти, с целью доказать необходимость, возможность, удобство и справедливость патриотического займа в четыре миллиарда только за один процент со ста, как единственное средство противодействовать ростовщичеству банков и добиться прочного равновесия в балансе, а через это и уничтожения принудительного курса без увеличения или изменения налогов».
Таково полное заглавие брошюры. Средство это основано на добровольной подписке или, скорее, принудительном займе через посредство богатых евреев. Нечто, как две капли воды сходное, предлагается также в брошюре под заглавием «Каким образом доставить министерству финансов и торговли миллиард, а вслед за тем и другие миллиарды».
IV. Графоманы-преступники (Манжионе, Де Томази, Бианко, Гито, Санду) (к главе IX)
Но едва ли не бо′льшую важность представляет изучение тех графоманов, которые из мнимолитературной сферы переходят часто в область политики и законоведения. Я назову их графоманами сутягами, политиканами или, вернее, преступниками. Обыкновенно все они обладают даже особым почерком, как я доказал это в «Архиве психиатрии». Примеров такого рода накопилось за последнее время даже слишком много. Начнем с Манжионе. Это человек на первый взгляд совершенно здоровый, хотя изредка у него бывает временный паралич нижней половины тела, но лишь на короткое время и притом без потери сознания. Он с любовью отзывается о своих защитниках на суде и об ухаживавшем за ним в больнице кураторе; обыкновенно бывает здоров и испытывает недомогания лишь в исключительных случаях, перед наступлением гроз, отличается хорошей памятью и кротким, ласковым характером. Только в недавнее время, вследствие ли тюремного заключения или волнений по поводу процесса, у Манжионе начали появляться настоящие маниакальные приступы, но они исчезли после того, как его отдали на попечение доктора Фиордиспини.
Перепробовав различные ремесла, он в 15 лет бежал из дома, некоторое время скитался, потом жил на средства своей сестры; затем он вздумал жениться и сделал это без согласия отца. В 1848 году он участвовал в восстании и в 1851 году попал за это в тюрьму. В 1860 году Манжионе снова принимал участие в борьбе за освобождение родины и служил Гарибальди проводником, но вследствие ссор со своими начальниками принужден был удалиться. Тогда он стал переходить от одного занятия к другому – строил мосты, делал кирпич, пахал землю, служил при кладбище и всюду оказывался умным, дельным, честным работником, но в то же время крайне неуживчивым человеком; у него была положительно страсть к ссорам и тяжбам, в которых лишь сам повод бывал иногда справедливым, все же остальное являлось следствием мелочной, чисто безумной пунктуальности. Претензии свои он излагал в пространных записках, а если была возможность, то и в печатных статьях.
Этих последних у меня теперь под руками 23 штуки, и все они по содержанию почти одинаковы. В них автор то жалуется на некоего Фачоли, который обещал поставлять ему уголь по одной цене, а потом назначил другую; то укоряет супрефекта в том, что тот не принял его сторону в борьбе с коммунальными советниками Вараподио; то, наконец, оправдывается в преступлениях, будто бы приписываемых ему, или представляет на суд общественного мнения свои личные споры с разными лицами. Я не стану перечислять здесь всех произведений Манжионе; скажу только, что, судя по их многочисленности, можно смело утверждать, что они составляли главное его занятие и стоили ему больших расходов. Он сам сознавался, что в продолжение 11 лет ежемесячно тратил не менее 175 лир, чтобы отвечать своим клеветникам, а в процессе против синдика Джуссо привел в числе убытков сумму в 250 лир, употребленных на составление различных бумаг и копий, хотя у него было четыре бесплатных переписчика. И это вполне понятно, если принять во внимание, что Манжионе сообщал публике всякие мелочи, его касающиеся, например сколько фунтов хлеба он съедает в день, и печатал все, что попадалось ему под руку, – даже счета своего сапожника. Стоило только кому-нибудь косо взглянуть на него в кофейной или, принимая партию кирпичей, ошибиться на одну дюжину, чтобы он тотчас же принялся строчить статьи по этому поводу и ухитрился найти тут связь со своими главными недругами – гражданами Вараподио. Один вполне достоверный свидетель выразил даже такое предположение, что Манжионе покушался убить графа Джуссо лишь за его отказ прочесть написанную им брошюрку «Блоха и лев».
Ознакомительная версия.
