лабильности нервной системы или психики.
Возвращаясь к вторичному страху, мы должны сказать, что он является не только реактивным, притом только его первой формой (о дальнейших мы еще будем говорить). В форме страха перед страхом реактивный страх является рефлексивным, то есть его надо отличать от транзитивного страха, которым мы обозначаем фобический страх, то есть страх перед чем-то конкретным. Так или иначе, со временем страх всегда ищет и находит себе что-то – конкретное содержание и предмет. Он конкретизируется, конденсируется вокруг содержания и предмета как ядра конденсата. При этом содержание и предмет могут меняться.
Гизела Р., пациентка в предклимактерической фазе, обратилась к нам из-за астрофобии: она боялась молний. Однажды ее дом действительно загорелся от молнии. На вопрос о том, чего она боится зимой, когда молний не бывает, она ответила: «Тогда я страдаю не от страха перед молниями, а от страха перед раком». Пару лет назад мать пациентки умерла от рака. Рак и удар молнии были ядрами конденсации меняющейся фобии.
Точно так же возможна противоположная ситуация, когда рефлексивный страх переходит в транзитивный: пациент испытывает страх перед начальником, затем он боится с ним говорить, затем он боится говорить в принципе и в итоге приобретает страх перед страхом. Вот аналогичный случай.
Пациентка страдает тяжелейшей эритрофобией. Анамнез гласит следующее: сначала пациентка краснела, когда ее мать говорила о конкретном юноше; затем она краснела, когда та говорила и о других молодых мужчинах; впоследствии она краснела и по другим причинам; в конечном счете она краснела не только перед матерью, но и каждый раз, когда боялась покраснеть.
Мы обнаруживаем соматогенные неврозы в связи не только с гипертиреозом, но и с гипокортикозом, при котором речь идет не о гиперфункции щитовидной железы, но о гипофункции коры надпочечников; следствием и сопутствующим явлением этого выступает то, что мы обозначили как психический адинамический синдром, при котором на передний план выходит деперсонализация. Она приводит к тому, что выходит за рамки соматогенных псевдоневрозов, а именно к реактивным неврозам [147]. И снова пациент реагирует страхом на то странное, что с ним происходит, на то ужасное, что с ним стряслось: на деперсонализацию. Однако реагирует он на все это не как пациент с гипертиреозом, который боится каких-то последствий своих состояний, он реагирует своим страхом скорее на причины, которые могут стоять за этими состояниями. Большинство пациентов боятся, что эти состояния могут быть предвестниками или сигналами их сумасшествия, что речь идет о продроме или синдроме психоза. Мы называем это психотофобией. Такие пациенты видят себя на больничной койке и в смирительной рубашке.
И снова мы сталкиваемся с феноменом потенцирования. Со времен публикации Хауга на эту тему известно, что деперсонализация может быть спровоцирована усиленным самонаблюдением, причем и у «нормальных» людей. Мы видим, как через замкнутый процесс реактивного страха ожидания тревожность потенцируется до страха перед страхом. Так же потенцируется и деперсонализация, как только она попадает в вихрь усиленного самонаблюдения.
Однако центром кристаллизации психотофобии может стать не только деперсонализация. Следующий случай показывает, что психотофобия может фокусно сконцентрироваться также и вокруг других обстоятельств.
Мэтью Н., 40 лет, обратился к нам в состоянии сильнейшего возбуждения, которое длилось вот уже несколько недель. Он провел две недели в следственном изоляторе в связи со спекулятивной аферой (история болезни разворачивалась непосредственно после войны). Во время празднования своего освобождения пациент, вопреки обыкновению, пил много алкоголя. После этого у него, по-видимому, начался вегетативный приступ, который проходил с ощущением страха. Пациент попытался справиться с этим приступом, закурив сигарету, опять же вопреки своим привычкам. После этого его страх только усилился, и он оказался в исключительном вегетативном состоянии. Мы уже знаем, что страх ищет и находит себе содержание и предмет, и нас не удивит, когда мы услышим от пациента, что один его дядя был душевнобольным, что еще один покончил с собой и что он сам был свидетелем того, как однажды ночью кто-то, будучи явно душевнобольным, выбежал на улицу в пижаме и в итоге совершил суицид. Теперь пациент еще больше опасается, что его непонятная тревожная возбудимость может быть предвестником или свидетельством сумасшествия и что он из-за нее может прийти к самоубийству. Иными словами, у пациента развилась психотофобия и суицидофобия; к описанному выше соматическому порочному кругу «страх – никотин – страх» присоединяется психологический circulus vitiosus: вегетативная готовность к страху – реактивная психото- и суицидофобия – тревожное возбуждение (рис. 12).
Рис. 12
В этом случае в роли фобического центра конденсации выступает не только душевное заболевание, но и самоубийство. Рассмотрим еще один случай.
Госпожа Б. – кормящая мать. Однажды у нее случился вегетативный приступ. Субъективно парестезии. Пациентка говорит об «ощущении свинцовых конечностей». Эти данные анамнеза наводят нас на эндокринный след [148], поэтому мы ведем поиски в тетаноидном направлении. Действительно, проба Хвостека резко положительна. Давно известно, что тетаноидные псевдоневрозы сопровождаются вегетативной готовностью к страху; мы уже указывали на связь рассматриваемых состояний с клаустрофобией. В нашем случае вегетативная готовность к страху к ней не привела, но очевидно, что странное, жуткое чувство, которое накрыло пациентку, заставило ее бояться, что ее состояние выйдет из-под контроля, она сама может тронуться умом (психотофобия) и что-то натворить (в аналогичных случаях мы говорим о криминофобии), будь то в отношении себя (в смысле суицидофобии) или в отношении того, кто к ней (буквально) ближе всех, – ребенка (здесь мы говорим о гомицидофобии). Из всего этого у пациентки возник страх оставаться одной с ребенком. Это та же клаустрофобия, но не прямая, а косвенная. В этом случае мы, наряду с психическим замкнутым процессом (готовность к страху – страх ожидания – готовность к страху), видим соматический замкнутый круг, так как среди данных анамнеза мы наблюдаем следующее: «От сильного страха я начинаю странно дышать». Мы не ошибемся, если предположим, что у пациентки происходит гипервентиляция, а последняя повышает и усиливает готовность к страху; даже у самого здорового человека при спровоцированной гипервентиляции может произойти отклонение в сторону тетаноидного обмена веществ (рис. 13).
Рис. 13
В таких случаях мы имеем дело уже не со страхом перед страхом; тут мы узнаем нечто новое: о страхе пациента перед самим собой.
Страх перед самим собой
Пациент боится, что:
• его состояние выйдет из-под контроля, что оно предвестник или даже свидетельство психического заболевания (психотофобия);
• он сам может что-то натворить, навредить:
а) самому себе (суицидофобия),
б) другим (гомицидофобия, криминофобия).
2.4.2. РЕАКЦИИ, ХАРАКТЕРНЫЕ ДЛЯ НЕВРОЗА НАВЯЗЧИВОСТИ
Вышеназванные фобии необязательно должны начинаться в соматической области, они могут запускаться и в психической области. Иными словами, в смысле конституциональной базы могут выступить не только невропатические, но и психопатические тенденции. Именно на ананкастическую психопатию, в зависимости от случая, наращивается то или иное проявление страха пациента перед собой. Пациент имеет дело с навязчивыми мыслями, и реакция его состоит в опасении, что он может реализовать свои навязчивые бессмысленные идеи.
Господин Г. (Неврологическая поликлиника, 19/1950) боится, что с ним случится удар, у него обнаружат рак, что он выкинет своего ребенка из окна, бросится под поезд и т. д.
Реакция пациента заключается в том, что он борется с навязчивыми мыслями, атакует и штурмует их, – в отличие от человека с неврозом страха, который бежит от своих приступов страха. Одним словом, мы сталкиваемся с реакцией, характерной для невроза навязчивости: если человек с неврозом страха обращается от него в бегство, то человек с неврозом навязчивости вступает с ним в борьбу.
Приступ страха – боязнь страха – бегство от страха – реактивный невроз страха.
Навязчивая мысль – страх перед навязчивостью – борьба с навязчивостью – реактивный невроз навязчивости.
Однако давление вызывает сопротивление, а сопротивление усиливает давление. То же касается и внутреннего давления, под которым оказывается пациент:
