Сегодня, когда я не принимаю лекарств, это совершенно очевидно, так как сегодня я стала сама собой. Я сплю ночью по шесть или восемь часов. Если бываю очень усталой, то немного больше, но никогда не сплю по пятнадцать или семнадцать часов. Я ношу обувь на шнурках, я думаю, размышляю, и люблю заниматься рукоделием. Я знаю, что мне повезло. У меня осталось очень немного отдаленных последствий после того, как я годами принимала медикаменты.
В студенческие годы мы экспериментировали друг на друге, когда учились пользоваться различными тестами, и у меня появились подозрения, что с мелкой моторикой у меня не все в порядке. Я знаю также, что часто роняю мелкие предметы, например, гайки, прежде чем мне удается их завинтить, однако это не мешает мне справляться со всеми мелкими ремонтными работами по дому, и я постоянно осваиваю какие-то новые поделки. Ко мне вернулся мой прежний почерк, вернулась мимика и способность размышлять. Я ощущаю тепло и холод, и у меня сохранилась чувствительность кожи. Я живу без лекарств вот уже много, много лет, и знаю, что это было для меня правильным решением. Ибо теперь я снова стала сама собой.
В то же время я знаю, что не для всех это было бы правильным решением. Все люди — разные. У нас разные исходные условия, разные тяготы и разные цели.
Возраст, картина болезни и ее продолжительность могут быть разными, и для некоторых людей правильным решением является прием более или менее значительных доз медикаментов с той или иной периодичностью. Я знаю также, что старые нейролептики, которые я принимала, теперь используются гораздо реже, а новые обладают иными эффектами и несколько иными побочными действиями. Однако и у них побочные действия имеются. Мне становится страшно, когда я слышу от консультантов по лекарственным средствам, что «эти медикаменты могут вызывать у пациента набухание груди и выделение грудного молока, что, конечно, нежелательно для мужчин, но не страшно, когда речь идет о женщине». Не страшно! У меня тоже появилось молоко от одного из медикаментов, и это было противно, а главное, страшно меня напугало, так как я не понимала, что со мной происходит. Врача я об этом не спросила. К этому доктору я ходила на амбулаторный прием один раз в неделю. Он был пожилой, серьезный мужчина, и я бы ни за что не решилась заговорить с ним о пятнах на моем платье. Потом это само прошло, но это было страшно и крайне неприятно. Хотя я женщина, я не хочу, чтобы у меня появлялось молоко, когда у меня нет младенца, которым его нужно кормить. Это не проходит даром. Не прошло даром и для меня, когда я была пациенткой.
Одним словом, я отношусь скептически не к медикаментам как таковым. Я знаю, в том числе и по собственному опыту, что в какие-то периоды лекарство бывает полезно для того, чтобы приглушить самые резкие проявления болезни и сделать жизнь более сносной. Время от времени очень нужно чем-то приглушить боль, которая иначе была бы невыносима. Иногда ты доходишь до такого изнеможения, что единственным спасением оказывается химический препарат. Я также очень хорошо знаю, что все пациенты — разные, и что для некоторых пациентов медикаменты представляют собой наилучшее, а, возможно, и единственное решение. Бывает, что люди сами хотят этого решения, хотя теоретически может существовать и другой, более болезненный выход.
Я сама испытала эту боль и думаю, что нельзя требовать от людей, чтобы они ее терпели. Они должны получать информацию. И работник здравоохранения обязан принимать во внимание всю ситуацию в целом, включая медикаментозное решение, и не требовать от пациентов того, что становится невозможным вследствие медикаментозного лечения. Мы должны также помнить о том, что та картина, которую мы наблюдаем у человека при сильном медикаментозном лечении, не является полным отражением действительности, а демонстрирует нам лишь ее часть. И прежде всего следует сохранять уважение к человеку.
Ибо даже если побочные действия представляют собой то, что неизбежно в данный момент, они всегда остаются нежелательными, и никогда нельзя соглашаться, что это «хорошо». Люди, больные шизофренией, тоже люди.
И в заключение: В некоторых случаях медикаменты несут с собой неудобства и побочные действия. Но никогда не следует резко прекращать их прием. Это бывает иногда очень опасно и может даже усилить вредные последствия. Медикаменты как-то меняют химический баланс в мозгу, для этого ведь люди их и принимают, и если резко отменить прием, вследствие чего химическое воздействие на мозг резко прекращается, то это может привести к ужасному хаосу и ухудшению болезненного состояния, не говоря уже о том, что это опасно чисто физически. Поэтому при разумном подходе к перемене лекарственных средств всегда нужно посоветоваться с врачом. У него можно получить ответы на волнующие вопросы, и если это умный врач, которому ты веришь, то от него можно получить необходимую помощь для принятия наилучшего для данной ситуации решения. Иногда нужно перейти на другое лекарство с несколько иным эффектом и иными побочными действиями.
Иногда нам, главным образом, требуется получить информацию о том, что же мы принимаем, каковы побочные действия и эффект этого препарата, хочется поговорить о преимуществах и недостатках именно этого лекарства. Иногда можно постепенно сокращать прием лекарства под постоянным контролем, чтобы прийти либо к уменьшению дозы, либо к полному отказу от препарата. Решение всякий раз будет различным, так как все люди — разные. Я не говорю, что все пациенты, в конечном счете, должны прийти к тому, чтобы обходиться без лекарств. Я бы хотела, чтобы это было возможно, но если смотреть на вещи реалистически, приходится признать, что это невозможно. Но я не считаю, что существует какая-то естественная необходимость в том, чтобы все пациенты с диагнозом шизофрении до конца своей жизни существовали на лекарствах. Ведь я знаю, что это не так, потому что убедилась в этом на собственном опыте.
Остановите мир — я хочу войти!
«Остановите мир! Я хочу сойти!» — говорим мы иногда, и мне это всегда казалось немного нелогичным. Ведь соскочить на ходу не так уж и трудно. Конечно, ты заработаешь при этом много синяков и ссадин, ты ушибешься, и может закружиться голова, но соскочить как-нибудь да соскочишь. Достаточно поглядеть вокруг, и ты всегда увидишь несколько человек, соскочивших (или вывалившихся) на ходу из мира, который крутится все скорее и предъявляет все больше требований к тому, кто не хочет от него отстать. Нет, соскочить совсем не трудно. А вот снова забраться в него, причем на ходу, — вот это действительно проблема, и для очень многих людей такие попытки кончаются новыми разочарованиями и ранами. У них ничего не получается, и они думают, что виновата их неспособность, хотя на самом деле это не так.
Просто это действительно очень трудно — не потерпев неудачи, вскочить в транспорт, который движется на большой скорости. В этом случае тебе нужно, чтобы транспорт остановился, а затем, забрав пассажиров, начал постепенно набирать скорость, чтобы ты двигался с той же скоростью, с какой движется мир, чтобы ты мог забраться в него без угрозы для жизни и здоровья, то есть нужна приблизительно такая система, какая используется для дозаправки самолета в воздухе. Это возможно, но требует обдуманных действий, для этого нужен план и создание подходящих условий.
Первое, что необходимо знать, приступая к разработке плана, — куда ты хочешь направиться. Я хотела стать совершенно здоровой и хотела выучиться на психолога, это была моя цель. Но многие из помощников в моем окружении, видя насколько я плоха, ставили в своей работе более реалистическую цель: научить меня быть более самостоятельной и лучше уживаться со своими симптомами. Конечно, это совсем неплохая цель, но она не вдохновляла меня на то, чтобы делать ради нее какие-то усилия.
«Недостаточная мотивация» — говорили иногда помощники, словно все дело было в моих недостатках, и меня никак невозможно было мотивировать из-за того, что у меня полностью отсутствовала какая-то мотивация. Мотивации у меня как раз было хоть отбавляй, но беда в том, что меня интересовало не все, что угодно. Я не стремлюсь отправиться на Северный полюс, я не мечтаю стать знаменитой пианисткой, и я не хотела учиться уживаться со своими симптомами, зато я хотела стать психологом. Поскольку последнее было совершенно недостижимо и нереалистично, этот план был тотчас же отвергнут помощниками из моего окружения, потому что их он не мотивировал, и мы продолжали двигаться согласно их плану. То есть двигались они, я же оставалась почти без движения. Но, возможно, в этом и не было ничего удивительного, ведь я была больна, и кто знает, можно ли было вообще ожидать от меня чего-то большего.
В течение долгого времени со мной перепробовали разные мероприятия, которые приводили к разным результатам, и у меня не всегда было ощущение, что они приближают меня к моей цели. Что-то делала одна команда, другая — что-нибудь другое, и мне нелегко было разобраться, зачем делается то или это.
