Третья часть — выступление нашего театра «Смешинка». Держались ребята образцово: сдержанно, с достоинством и уважением к зрителям. Играли радостно и старательно, показали, что первоклассники — это не заводные глупые куклы, а интересные, остроумные люди.
Две последние части были глубоко контрастными по содержанию. Это отметили и родители. После выступления забросали вопросами. Чаще всего звучало с обидой: «А почему наши дети не выступают?» У нас в параллели 6 классов. Вопрос я предвидела и хотела предупредить. Предлагала дать от каждого класса концертные номера. Н. И., выражая общее мнение, дала… нет, не номер, а резкий отпор моим проискам:
— Вы у нас человек новый и свои порядки тут но заводите. Вам поручили отвечать за концерт, вы и готовьте! И отвечайте.
(Ответ в лучших традициях школы.)
— Мы-то подготовим, и охотно, но что вы ответите родителям?
Так и получилось. И на вопросы родителей трудно было дать вразумительный ответ.
Неприязнь к нам, и ко мне и к детям, со стороны иных коллег усилилась (к счастью, не у всех. Нашлись и доброжелательно настроенные к нам люди).
В конце года окружающая среда пошла в наступление. Посетила нас представитель облоно. Правда, детей не застала, но отчёт потребовала. На всякий случай пригрозила закрыть эксперимент, но забыла при этом поинтересоваться, хотя бы из чисто женского любопытства, что же, собственно, она собралась закрывать. Может быть, работа у нее такая многотрудная — обходить город, узнавать, кто и где пытается работать по-новому, чтобы потом запрещать и закрывать?
Через день пригласили в облоно, предложили принести все материалы эксперимента. За столом — М. С. Мы с ней поиграли в настольный футбол. Это такая забавная (для начальника — хозяина поля) бюрократическая игра.
Я двигаю папку М. С. Она, не заглядывая в материалы, — мне. И при этом еще и сетует:
— Затеяли вы свой эксперимент, а нам теперь отчитываться. Почему не спросили у нас разрешения?
— А вы бы разрешили? — двигаю ей папку.
— Нет, конечно! — пылко отвечает она, ловким движением избавляясь от папки. И решительно добавляет!
— Эксперимент мы закроем!
— На каком основании? — делаю попытку двинуть папку на её половину, но безуспешно: она начеку.
— На очень простом. С нас спросят, а как мы отчитаемся?
— Ну это же совсем просто: приходите в класс, изучайте, наблюдайте, делайте выводы — вот и отчитаетесь.
Она, язвительно:
— У нас, знаете ли, есть более важные дела, чем ваш эксперимент.
— Но тогда хоть познакомьтесь с материалами, — пробую (увы, безнадежно) заинтересовать её делом.
Она самым решительным образом пресекает мою попытку:
— А что это даст? Мы же детей-то не видели!
— Так приходите, посмотрите!
— Нам что, по-вашему, делать нечего?
Гранитная логика.
Закончился учебный год. Я была уверена, что каторжный труд позади, что впереди светлое будущее: работа во II классе и отдых в III. Отдых — это когда создан, живёт, хорошеет и крепнет коллектив, когда любая работа выполняется слаженно и весело. Каторга I класса — это когда нет коллектива, нет общих целей, нормального человеческого общения, а вместо этого сумма капризов и прихотей, помноженная на неумение, незнание, непонимание и нежелание.
Но я ошиблась. Да, коллектив был создан, он рос и креп. Мою работу поддержали и одобрили в лаборатории театра НИИ художественного воспитания АПН СССР. С Александрой Петровной Ершовой, моим научным руководителем, мы запланировали продолжение эксперимента, насколько можно планировать шаги человека, идущего неизвестным путем к светлой цели. В меня верили, и это придавало сил. Тем не менее впереди нас ждали серьёзные испытания: крутые повороты, неожиданные удары. И если в той школе доставалось только мне, то здесь бюрократическая педагогика всей мощью обрушилась на нас — на детей тоже.
Изменился мой стратегический план. Главным в нём стало не только воспитание гармонической личности, а то направление, в котором эта личность идёт, т. е. за что, против чего и с чем борется, какими методами борьбы владеет, обладает ли необходимой гибкостью и стойкостью, умеет ли переносить поражения, собираться с силами и снова и снова идти в бой — до победы.
Главные сражения были впереди.
В начале II класса к нам прибыло пополнение, и в результате всех перестановок коллектив обновился на одну треть.
Новенькие в коллективе — это целая проблема. У них свои, не известные нам стереотипы поведения, свои представлении, своя позиция. С их приходом меняется структура коллектива, взвихряются привычные отношения, возникают напряжения. От меня требуется «привести всех к общему знаменателю» — так я называю долгую и непростую процедуру их вхождения в коллектив. И ещё выявлять и развивать индивидуальность каждого из новеньких.
С чем они к нам пришли?
Витя Ч. Растёт без отца. Данное обстоятельство я выяснила в первую очередь, так как дети из так называемых неполных семей, как правило, растут травмированными, с различными перекосами натуры. Притом сам ребенок чаще всего не осознает причин своей боли. Порой и острой боли не чувствует — она загнана внутрь и незаметно делает свое чёрное дело. Витя — мальчик флегматичный, неуклюжий, с некоторыми странностями в поведении. Чувствуется крепкий характер. С мамой они большие друзья.
Сережа О. Оставлен на второй год, наблюдается у психиатра. Тормоза отсутствуют. Схема его поведения: импульс — немедленное действие — неприятность — обдумывание — раскаяние (самое искреннее!) — и всё сначала. Как бы это мне поменять местами звенья цепи? Интеллект-то у ребенка в норме, не в норме эмоциональная и волевая сферы.
Лена О. Тонкая и лёгкая, с синими глазищами в пол-лица. Они смотрят на мир ангельски-кротко, но, когда в нём что-то происходит не так, как захотела Лена, эти глаза начинают метать молнии. Елена вошла в нашу жизнь со страшным грохотом, принесла с собой целый чемодан капризов, прихотей, дурных привычек и позицию пупа Земли. В семье она занимала место красна солнышка, вокруг которого послушно вертелись по своим орбитам остальные члены семьи. Папа полагал, что держит дочь в строгости. Вот, например, когда она в чем-то провинится, он ей не разрешает вечером вместе со всеми смотреть телевизор, а если она настаивает — выключает его, а если Елена включит — вытаскивает предохранитель и надежно прячет.
Н-да…
Света. Какая-то оцепеневшая, рыхлая и внешне, и внутренне. Основные ее занятия — жевать и дремать. Толком ничего не умеет: ни писать, ни читать, ни считать. О решении задач, о каком-то думании я и не говорю. И если у Елены есть на что опереться — у неё ого-го какой характер! — то здесь даже не представляю, за что ухватиться: вместо характера какой-то кисель. В ушах серьги (немаловажная деталь). Растёт без отца.
С Еленой они подруги: та любит повелевать, эта подчиняться.
Приходим в столовую. Елена, поковыряв ложкой манную кашу, изображает на лице крайнюю степень отвращения и во всеуслышание заявляет:
— Фу, какая гадость! Что это ещё за каша! Детей хотят отравить!
Света с радостью вторит своему кумиру:
— Да, какая гадость!
Ребята с недоумением смотрят на них. У нас принято уважительное отношение к еде. Если у кого-то нет аппетита, может, дома хорошо позавтракал, он часть порции или даже всю отдаёт товарищу: некоторые дети охотно съедают добавку. Елена нарушила наше правило: «Не хочешь — не ешь, но портить аппетит другим людям ты не имеешь права».
Дома моя дочь ещё в пятилетием возрасте раз и навсегда избавилась от кривлянья за столом. До этого у нас не было никаких проблем с едой: пища простая и здоровая, без излишеств — у ребенка хороший аппетит. А тут она с брезгливой миной (явно кого-то копируя) отодвинула борщ, воткнула вилку в котлету и потянулась за компотом. В ответ на моё недоумение пояснила, что борщ она есть не желает, гарнир ей противен, котлетку, так и быть, съест, а к компоту надо бы выдать ей пирожное, оставленное на ужин. Я молча сняла её со стула и отправила из кухни.
— А компот?!
— Ты сказала, что есть не хочешь.
— Почему? Я хочу… пирожное… и котлету… — дочь не оставляла попытки утвердить своё меню.
— Правда? — удивилась я. — Хорошо, но только сначала я составлю план твоего кормления. Надо будет туда включить мороженое, мармелад, зефир, конфеты, шоколад — знаешь, очень уж хочется тебе угодить! Так что ты пока так погуляй, голодная, а через недельку приходи.
— Ну и ладно! — фыркнула она. (Характер-то надо показать, хоть и не права.)
Правда, через полчаса пришла извиняться: она умела взглянуть на себя со стороны с насмешкой, а значит, подняться над ситуацией. И потом, как известно, мама уговаривать не будет, да ещё меню собирается неделю составлять… За ужином дочь продемонстрировала отменный аппетит и образцовое поведение за столом.
