Воспитание детей — это скорее изучение того, как жить в постоянном страхе, а не того, как, собственно, растить детей. С момента их рождения наше счастье неразрывно связано с их счастьем. Если они страдают, мы тоже страдаем. Одна из великих истин заключается в том, что мы не можем их защитить, что бы мы об этом ни думали.
Дерьмо, как известно, случается, и иногда это самое худшее, что только можно представить.
Лучшая подруга Хлои, Хелен, была славной девочкой. Она всем нравилась, была умной, привлекательной и подавала большие надежды в легкой атлетике. У нее было всё, чего она хотела, но однажды она пошла к себе в гараж и повесилась. Никто так и не понял, почему она так поступила.
После смерти Хелен стало известно, что вокруг творились вещи, о которых никто не знал. Несколько девочек в школе распространяли о ней неприятные слухи, и это ее сильно расстраивало. Получать хорошие оценки в школе становилось всё труднее, потому что школа всё больше казалась бессмысленной тратой времени. В тот день, когда Хелен повесилась, она поссорилась с мальчиком, который ей нравился.
Не было никаких обычных тревожных сигналов или признаков, которые могли бы подсказать, что Хелен думает о самоубийстве. Оглядываясь в прошлое, можно было бы это заметить, но такой взгляд — всегда самый жестокий и мучительный. Именно поэтому Тереза и Боб так переживали за Хлою. Они выглядели крайне испуганными, и это было понятно. Я бы на их месте тоже испугался.
Хлоя выглядела просто печальной.
«Ты понимаешь, почему твои родители так переживают за тебя?» — спросил я.
Она пожала плечами: «Ну да».
Вот почему дети так нас пугают: нам, взрослым, кажется, что они относятся к смерти слишком легкомысленно и беспечно. Они еще недостаточно пробыли здесь, чтобы понять, каким даром является жизнь, так что им ничего не стоит расстаться с ней, следуя какой-нибудь подростковой прихоти или причуде.
«Что именно заставило вас так переживать?» — спросил я.
«Ну, после… после того как Хелен… понимаете… умерла… нам показалось, что Хлоя изменилась, — сказала Тереза. — У нее как будто сели батарейки. Раньше она была такой живой, счастливой девочкой, но сейчас… Теперь она всё время выглядит грустной».
Хлоя с тем же успехом могла быть высечена из камня. Казалось, это не имеет к ней никакого отношения, как будто слова просто не долетают до нее.
«И еще этот дневник», — добавила Тереза.
Хлоя закатила глаза.
«Хотите посмотреть?» — спросила Тереза, доставая из сумки маленькую черную книжку.
Знаете, я ненавижу, когда родители ставят меня в подобное положение, потому что, с одной стороны, мне бы очень хотелось оценить риск, но, как практикующий врач, я знаю, что не могу читать личные записи ребенка, если только мне не предложил этого законный владелец.
«Нет, спасибо, — сказал я. — Мне необязательно это видеть. Может быть, вы просто расскажете мне, что в этом дневнике вас так встревожило?»
Тереза открыла на странице с закладкой и прочитала вслух: «Я ненавижу всё и всех. Жизнь — отстой. Хелен повезло».
«Черт, — подумал я. — Черт, черт, черт».
Хлоя ничего не сказала. Она немного сползла в кресле, словно робот без батареек.
«И еще она режет себя, — продолжала Тереза. Она говорила очень быстро. — Мы пробовали с ней поговорить, но она ничего нам не рассказывает. Просто часами сидит у себя в комнате… сидит, и сидит, и сидит часами».
К этому моменту Тереза уже почти плакала. Боб нервно теребил куртку и выглядел абсолютно потерянным.
«Какую помощь вам уже оказали?» — спросил я.
«Хлоя была у врача в детском психиатрическом отделении, и он выписал ей антидепрессанты, — сказала Тереза. — Кроме того, она ходит на консультации к этому врачу каждую неделю».
«Хлоя, это помогает?»
Она снова только пожала плечами. Я попросил родителей выйти, чтобы я мог поговорить с ней наедине.
«Твоя мама сказала, что ты режешь себя», — сказал я.
«Нет».
«Она сказала, что видела следы».
«Нет, не говорила».
«Тогда что это были за следы?»
Хлоя одарила меня еще одним старым добрым пожиманием плечами:
«Порезы от бумаги».
Я какое-то время смотрел на нее.
«Порезы от бумаги?»
«Да».
«Из чего же сделана твоя бумага? Из переработанных сюрикенов[36]?»
Хлоя рассмеялась, и это было самым прекрасным, что я слышал за этот день.
«Знаешь, большинство людей не понимает, зачем некоторые люди режут себя, — сказал я. — Большинство думает, что некоторые делают это, потому что им нравится боль, но на самом деле всё как раз наоборот, правда? Люди режут себя, чтобы не чувствовать боль. Порезы заставляют тебя сосредоточиться на том, что ты делаешь, а не на том, что на самом деле тебя мучает, верно?»
Хлоя пожала плечами, но на этот раз это было больше похоже на кивок На самом деле люди режут себя по многим причинам: одни наказывают себя, другие хотят привлечь внимание, а некоторые дети считают, что это просто круто. Думаю, Хлоя поступала так, чтобы не чувствовать душевную боль.
Какое-то время мы сидели молча.
«Вы с Хелен были хорошими подругами, да?»
Она кивнула, но едва заметно, ее движение было замедлено огромной болью.
«И ты говорила об этом с консультантом?»
Еще один кивок.
«И это помогает?»
«Вроде того».
«Хорошо».
Еще немного молчания. Почему бы и нет? В конце концов, молчание — золото.
«Ты ведь знаешь, что твои родители очень боятся, что ты сделаешь то же самое?»
Она вздохнула: «Я бы хотела, чтобы они успокоились. Они всё время очень напряжены и обеспокоены. Мне от этого кричать хочется. Мне бы хотелось, чтобы они просто оставили меня в покое».
«Ты думаешь о том, чтобы сделать это?»
Она помолчала.
«Иногда».
«Как часто?»
«Только иногда».
«Когда ты думала об этом в последний раз?»
«Ну не знаю, может быть, неделю назад или около того».
«А ты думала о том, как бы ты это сделала?»
Хлоя покачала головой: «Нет».
Если она говорила правду, это было хорошим знаком, потому что наличие плана сильно повышает вероятность совершения попытки.
«А ты когда-нибудь думала о том, как это повлияет на маму и папу, если ты это сделаешь?»
«Думаю, это бы выбило их из колеи на какое-то время».
Она была милым ребенком, но в тот момент мне хотелось ее отшлепать.
«Думаешь?»
«Мне надоело, что они постоянно роются в моих вещах, — сказала Хлоя. — Я это просто ненавижу, а им кажется, что теперь у них есть право делать всё, что им вздумается».
«Хочешь вернуть себе личное пространство?» — спросил я.
«Да».
«Они очень беспокоятся о тебе. Они действительно ужасно напуганы. Ты понимаешь, почему они так себя чувствуют?»
Она кивнула.
«Хорошо, ты бы хотела, чтобы мы вместе попробовали разобраться, чтобы всем стало немного легче и спокойнее и всё снова стало нормально?»
«Думаю, да».
Ну и прекрасно.
Когда всё пошло наперекосяк?
Страх — это очень опасная эмоция. До определенного момента он может быть полезен (страх иногда помогает сконцентрироваться), но, как и многое другое в этой жизни, в больших количествах он вреден. Тереза и Боб были хорошими людьми и очень переживали за свою дочь. И для этого у них было достаточно оснований. Они тоже были на похоронах Хелен.
Хлоя пребывала в клинической депрессии, и это плохо. Но она принимала антидепрессанты под строгим надзором детского психиатра, и это хорошо. Она получала индивидуальную помощь от опытного специалиста, практикующего врача, который помогал ей развить более сильные механизмы психологической адаптации и приспособления к стрессовым нагрузкам, что тоже очень хорошо. Еще одна вещь, которая ей нужна, — эмоциональная разгрузка, способ, с помощью которого она могла бы выплеснуть свои чувства. Но самое необходимое — взять себя в руки и снова начать взаимодействовать с миром, выйти в свет.
Нужно вспомнить несколько основ, чтобы выяснить, что происходит с Хлоей. Главное, никогда не забывать: пока есть жизнь, есть надежда, и в данном случае это, как никогда, актуально. Кроме обыкновенных вихрей подросткового возраста, Хлою подхватил ураган скорби по умершей подруге, поэтому иногда ее охватывают слишком сильные эмоции, и она начинает себя резать.
Еще одна проблема заключалась в том, что опасения Терезы и Боба (хотя и абсолютно оправданные) воздвигали стену между ними и Хлоей. Они стали такими напутанными и сверхбдительными из-за всего этого, что отталкивали ее как раз в тот момент, когда должны были притягивать.
В таких тяжелых и мрачных условиях родителям нужно провести черту между заботой и навязчивостью. Как это сделать?
