через масонство, а масонство через католичество, оживить эту мёртвую букву через Дух. В какой-то момент он, конечно, пришёл к выводу, что это безнадёжные усилия, безнадёжные старания, – как говорил Шекспир, «бесплодные усилия любви», – и он принял ислам. Принял ислам по линии одного из выдающихся шейхов – Абделькадера (алжирский шейх), который посвятил его в тарикат Шазилийя; орден Шазилийя посвятил и его друга – художника, шведа, который был старше его и который вскоре после всего этого умер.
Генон, получив посвящение, стал одной из лидирующих фигур в суфийском эзотерическом интеллектуализме исламского мира. Он кончил свои дни в Каире, где он жил с середины 30-х годов. Он был вне политики – по крайней мере по формальным утверждениям. Хотя на самом деле были моменты в 20-е годы и в начале 30-х, когда он поддерживал связь с крайне правыми католиками. До самого конца его интересовало прежде всего возрождение Европы. До самого конца он видел Европу как ту страну сумрака, ту Похьёлу [93], которую надо просветить изнутри эзотерическим светом. Этот свет он находил для себя лично в исламе, а для Запада почему-то объяснял постоянно в своих книгах, что такое индуизм («Общее введение в индуистские доктрины»).
Это один из моментов, который требует объяснения – почему человек, принявший ислам, пишет всё время об индуизме. Я думаю, для того, чтобы нейтрализовать ислам, деструктивную силу которого по отношению к эзотерическим концепциям – индуизму, даосизму – он слишком хорошо понимал. Он пытался это нейтрализовать.
Естественно, через некоторое время у него созрели ученики – и большие ученики. Одним из этих учеников был Фритьоф Шуон. Фритьоф Шуон, несмотря на норвежское имя, которое было дано ему, по-моему, в честь какого-то арктического первопроходца-исследователя, это швейцарец. Это человек, который изначально был глубоко ангажирован в исследованиях оккультного эзотерического характера; встретился с текстами Генона, читал их, штудировал их, в конце концов он принял ислам и стал одной из наиболее активных организующих, «менеджерских» фигур в исламском пространстве. Он создал орден «Марьямийя». Почему «марьямийя»? Потому что у него были какие-то личные проблемы, была некая возлюбленная (я бы сказал даже – в смысле рыцарского цикла короля Артура) женщина Марьям (Мария), которую он ассоциировал ещё, между прочим, и с Девой Марией. Там ассоциатив шёл очень глубокий и очень странный. Вообще это была скандальная фигура.
Не удивляйтесь, потому что Шуон – это фигура скандальная. Но насколько глубоко идёт эта скандальность? Вот Марк Сэджвик, например, начал с того, что стал читать Генона и Шуона. Я сам Шуона читал очень давно, и первая книжка, которая мне попалась, называлась «Понять ислам». Это была хорошая компилятивная книга, некий компендиум, который говорил номинально более или менее причёсанные вещи, но она была глубоко банальна. У него есть получше книга, которую я изучил впоследствии, – «Тропинки гнозиса» [94]. Более острая, более вызывающая, более глубокая, более эзотерическая. Но «Понять ислам»… Почему-то люди, которые пишут об исламе, всё время скатываются в какие-то клише и в банал такого «хорошистского» плана. То есть ислам хороший, ислам – это добро, это благо, это свет…
Слова неофита…
Нет, тут другое. Во-первых, конечно, это отсутствие истинного понимания: человек заменяет какие-то острые, реально пугающие людей вещи, отстраняет их, заменяет причёсанными, «добрыми», не пугающими призывами кота Леопольда («давайте жить дружно»), «ислам – это самое толерантное, что бывает на свете», «всем сестрам по серьгам», что это одновременно про трансцендентное, но это и про имманентное (Бог в исламе трансцендентен, но одновременно и имманентен), и всё в исламе округло, хорошо…
Это фундаментальное непонимание того, что такое ислам. Потому что ислам – это прежде всего отрицание Традиции, той самой Традиции, на которой взошли Пико делла Мирандола [95], взошли эзотерики, алхимики, герметики времён Возрождения, тот же Генон, – все эти люди поднялись на идее «вечной философии» (perennial philosophy), «вечной мудрости». «Вечная мудрость», которая передаётся от поколения к поколению. Она передаётся определёнными методами, ритуалами, в определённых организациях. И все Традиции, все религии, все метафизические системы являются модификациями этой «вечной мудрости». Ислам с этим рвёт. Ислам является ударом по «вечной мудрости». Ислам отрицает «вечную мудрость». Это очень неприятно для носителей традиционализма. Это скандально. Это нужно каким-то образом замазать, затереть, заштукатурить.
Почему ислам – это вызов и почему ислам – это отрицание? Потому что, как я неоднократно говорил в прошлом, есть две великих Традиции: одна Традиция связана с естественным, «глиняным» человечеством, которая основана на прямом созерцании реальности (как зеркало, которое добросовестно отражает предметы, стоящие в комнате, среди которых оно есть одно из предметов); а другая великая Традиция есть жёсткое сомнение в том, что эти описания чего-то стоят, она есть отрицание содержания этого созерцания.
Созерцание даёт очень поверхностное представление о реальности. Сама реальность, подлинная реальность, подлинное существо Сущего ускользает от созерцающих, она находится в послании пророков. А пророки связаны не с реальностью как таковой, они связаны с трансцендентным Субъектом, они связаны со Всевышним. Всевышний непостижим, Он находится вне аналогий, вне подобия чему бы то ни было. Это сфера непроглядной тьмы. Но тьмы не в негативном смысле, а тьмы, которая является чёрным светом, чёрным сиянием. Это то Непостижимое, которое является Смыслом всего. Потому что мы не можем искать смысл, не можем обретать духовное утешение в том, что раскрывается до конца как представленное здесь имманентно. Нам требуется нечто, что представляет собой такую чёрную дыру…
За которой как бы нет никакого смысла, но она придаёт смысл всему остальному…
Абсолютно точно. Именно это. И оттуда приходят пророки. Почему? Потому что они являются наследниками Адама, а Адам получил оттуда частицу, вложенную в его сердце. И собственно, вот то Непостижимое беседует с этой искрой в сердцах пророков через архангела Гавриила (Джабраила). Это совершенно другое поле, это совершенно другое пространство, которое вступает в конфликт с Бытием. Потому что это мир сознания. Это даже не мир сознания, а это путь сознания, это методология сознания. А сознание противостоит Бытию. Бытие не имеет ни смысла, ни ценности, ничего, – оно просто есть. А сознание является чистой апорией. Это конфликт двух взаимоисключающих моментов – «Это» и «То».
Хорошо, вернёмся к столпам традиционализма. Традиционалисты, хотя и писали больше о буддизме, даосизме, они правильно понимали ислам? Вы сказали, что Шуон слишком сглаживал всё это. Почему?
Они понимали ислам, я думаю, «про себя», «близко
