грехов американцев в прошлом. Они настаивали на том, что студенты из числа меньшинств, принятые по льготной политике, будут снижать академические стандарты. Цветные студенты, которых пропускали, считая их "недостойными" приема, таким образом, подвергались стигматизации. Указывая на сохраняющуюся межрасовую напряженность во многих студенческих городках, критики также утверждали, что расовое разнообразие в высшем образовании мало способствует дружбе и взаимопониманию между черными и белыми. По их мнению, если университеты действительно надеются бороться с дискриминацией при поступлении, им следует рассмотреть программы, направленные против политики, которая отдает предпочтение богатым студентам перед более бедными абитуриентами, не способными оплатить обучение. Если они рассчитывают исправить проблемы образования для меньшинств, им следует заняться лечением недугов начальных и средних школ внутри города, а не использовать университеты в качестве пластыря или костыля.
Прежде всего, критики программ позитивных действий жаловались, по словам одного из исследователей, на то, что они "превращают даже самого низкого евроамериканца в привилегированного угнетателя".39 Они порождают "обратную дискриминацию", которая нарушает идеалы справедливости и конституционные гарантии равной защиты перед законом. Некоторые из этих критиков согласились, часто нехотя, что позитивные действия могут быть оправданы как способ борьбы с уникальной варварской исторической дискриминацией, от которой страдали чернокожие и американские индейцы, но что их не следует распространять на другие цветные меньшинства: эти меньшинства, как и белые этнические группы в прошлом, могут и должны добиваться своего самостоятельно. Критики добавляли, что многие цветные молодые американцы - выходцы из кубинских, африканских и азиатских семей - принадлежат к среднему классу. Зачем предоставлять им право на позитивные действия? Используя принцип, который нашел отклик у многих американцев, противники позитивных действий требовали, чтобы университеты - и работодатели - стремились определять только тех абитуриентов, которые продемонстрировали свои заслуги, а не поощряли категории людей с небелым цветом кожи.
Как это часто случается в Америке конца XX века, борьба за позитивные действия переместилась в постоянно расширяющуюся сферу судов, где множество заинтересованных групп подали записки, касающиеся критериев приема, применяемых медицинской школой Калифорнийского университета в Дэвисе. Они устанавливали квоты для абитуриентов из числа меньшинств и были оспорены Алланом Бакке, белым мужчиной, которому дважды отказали в приеме, хотя у него были более высокие баллы по тестам, чем у большинства принятых абитуриентов из числа меньшинств. Университет, по его мнению, отказал ему в равной защите по закону. Большинство ведущих еврейских организаций, указывая на то, что американские университеты уже давно используют квоты для ограничения числа студентов-евреев, также присоединились к группам, выступающим против университета. Это и Американская федерация учителей, и Орден сыновей Италии в Америке, и Польско-американский конгресс. В октябре 1977 года, когда суд слушал дело Бакке, ему предстояло рассмотреть рекордное количество записок (пятьдесят восемь). В течение следующих восьми месяцев американцы с нетерпением ждали решения суда.40
В июне 1978 года суд вынес окончательное решение, предписав университету принять Бакке в следующем семестре. Однако это решение было принято при полном отсутствии консенсуса, что отражало разделение мнений в обществе. С перевесом в пять голосов против четырех, при решающем голосе судьи Льюиса Пауэлла, суд постановил, что система квот, установленная в медицинском колледже для меньшинств, нарушает статью о равной защите Четырнадцатой поправки и Раздел VI Закона о гражданских правах 1964 года, который запрещает расовую дискриминацию в любом учреждении, получающем федеральные средства. Как писал судья Джон Пол Стивенс, "раса не может быть основанием для исключения кого-либо из участия в программе, финансируемой из федерального бюджета". Судья Маршалл, выражая несогласие, сетовал: "После нескольких сотен лет классовой дискриминации негров Суд не желает признать допустимым классовое средство защиты от этой дискриминации".41
Но для сторонников антидискриминационных программ приема не все было потеряно. Суд постановил, что гибкие планы (такие, как действовавший в то время в Гарварде), учитывающие расовую или этническую принадлежность в числе прочих критериев для поступления в университет, допустимы. Пауэлл, консервативный виргинец, которого Никсон назначил членом суда, в качестве основания для своего решения привел достоинства "разнообразия" в университетских городках. Тем самым он надеялся обойти стороной тревожный вопрос, который, тем не менее, вызвал бурные дискуссии в последующие годы: Какие группы должны получить компенсацию за дискриминацию в прошлом, в каком размере и в течение какого времени?
Пожалуй, самое пронзительное заявление прозвучало из уст судьи Гарри Блэкмуна, еще одного назначенца Никсона. Блэкмун встал на сторону большинства, но при этом дал понять, что необходимость таких программ его беспокоит. "Я никому не уступаю, - сказал он, - в своей искренней надежде, что придет время, когда программа "позитивных действий" станет ненужной и, по правде говоря, лишь пережитком прошлого". "Максимум через десятилетие", - добавил он, - "американское общество должно и достигнет той стадии зрелости, когда действия в этом направлении будут уже не нужны". Он заключил: "Чтобы выйти за рамки расизма, мы должны сначала принять во внимание расу. Другого пути нет. . . . Чтобы относиться к людям одинаково, мы должны относиться к ним по-разному".42
Решение по делу Бакке на время утихомирило споры вокруг позитивных действий. Многие люди, хотя и были обеспокоены разногласиями внутри суда, сочли решение разумным компромиссом. Журнал Time, опубликовавший это решение, подвел итог на своей обложке: "КВОТЫ: НЕТ / РАСА: ДА".43 Так что мало что изменилось. Большинство университетских планов, в которых не оговаривались квоты для меньшинств, устояли. Но проблема не исчезла, во многом потому, что чернокожие (и в меньшей степени другие меньшинства) продолжали в среднем набирать гораздо меньше баллов, чем белые, по стандартизированным тестам, используемым многими приемными комиссиями университетов. К сожалению, в 1990-е годы разрыв в результатах этих тестов (которые многие чернокожие клеймили как расово предвзятые) увеличился.
Стремясь к разнообразию и не желая показаться расистами, ведущие университеты продолжали предоставлять преференции некоторым абитуриентам из числа меньшинств, вызывая тем самым бесконечные споры в течение следующих двадцати пяти лет. В 2003 году Суд вновь счел необходимым вступить в дискуссию, на этот раз, по сути, чтобы подтвердить свои слова, сказанные в деле Бакке4 Тем самым он раскрыл важный факт о расовых отношениях и правах за годы, прошедшие с 1978 года: Принцип "разнообразия", поддержанный в 2003 году целым рядом корпоративных лидеров, президентов университетов и военных, к тому времени значительно укоренился в американском обществе. Но история позитивных действий также обнажила непреходящие образовательные и экономические пропасти, которые разделяли черных и белых американцев на протяжении многих лет. Несмотря на позицию суда, этот вопрос, в котором по-прежнему звучали аргументы и контраргументы в пользу прав человека, оставался острым источником межгрупповой напряженности в Соединенных Штатах.
Эти дебаты, наряду с другими расовыми проблемами, привели в уныние многих
