оказали им сопротивление. В этот день, именно в этот день — 12 апреля, убийца Чан Кайши начал кровавую бойню. Под предлогом «прекращения распрей среди рабочих» Чан Кайши направил войска, воспользовался отсутствием бдительности сил революции и разоружил рабочие пикеты, которые проливали свою кровь в войне против северных милитаристов. И всё же рабочие ещё продолжали проявлять излишнее великодушие по отношению к этому вчерашнему союзнику. Рабочие со всего Шанхая собрались на митинг в Чапее, а оттуда направились в штаб с петицией. Но Чан Кайши заранее подготовился, и пришедшие с петицией были встречены ружейным огнём. Когда же рабочих стало прибывать всё больше и больше, Чан Кайши отдал приказ косить их пулемётным огнём. Трупы рабочих завалили улицу.
Начиная с этого дня, когда Чан Кайши пустил в ход свой топор палача в Шанхае, везде, где власть была в руках чанкайшистской клики, стал царить открытый и тайный кровавый террор. Шанхай превратился в арену, где стала царствовать «тигровая свора» Чан Кайши [48]. По всем провинциям юго-востока полилась алая кровь революционного народа. После 12 апреля Чан Кайши в союзе с иностранными империалистами стал проводить по отношению к Уханю кровавую, жестокую политику угроз, блокады, подкупа и раскола. Он использовал внутренние противоречия в Ухане (силы там были очень неоднородны — было много примазавшихся элементов, крупных помещиков и крупной буржуазии), вступил в заговор с провоцировавшими беспорядки изменниками, стал душить крестьянскую революцию, пытаясь разрядить революционную обстановку в Ухане.
Одновременно ренегат Чэнь Дусю категорически отверг решительную политику Мао Цзэдуна в отношении аграрной революции и вооружения народа и принял контрреволюционную установку Ван Цзинвэя на разоружение рабочих пикетов, что явилось практической помощью Чан Кайши и Ван Цзинвэю, который в то время уже замышлял измену. Задержавшийся было в Ухане Ван Цзинвэй очень скоро переметнулся к Чан Кайши. «Лучше казнить тысячу невинных, чем упустить одного виновного»,— вот лозунг Чан Кайши и Ван Цзинвэя, которые соперничали в истреблении людей, заигрывая с иностранными империалистами.
Цвет нации, сложившийся после «движения 4 мая», лучшие революционные кадры страны, будь то рабочие, крестьяне или интеллигенция, такие, как Чэнь Яньнянь, Чжао Шиянь, Ван Шоухуа, Сяо Чунюй, Чжан Тайлэй [49], Ло Инун и другие,— все эти неоценимые люди, которыми гордилась нация, сложили свои головы под топором Чан Кайши и Ван Цзинвэя. Бесчисленным множеством жертв было куплено Чан Кайши доверие иностранных империалистов. Ни одна эпидемия в мире не уносила столько человеческих жизней, сколько голов срубил топор Чан Кайши. Но беззаветное самопожертвование, с которым китайский народ проливал свою кровь за свободу, осветило путь великой китайской нации и показало, что китайская нация добьётся своего освобождения, что она бессмертна, а палач Чан Кайши и его выродки не уйдут от справедливого суда народа.
Эту крупную историческую измену Чан Кайши Мао Цзэдун в своей статье «О коалиционном правительстве» называет предательством и вероломством. Чан Кайши заверял в своей преданности трём политическим установкам Сунь Ятсена. Он одержал военные победы и нажил политический капитал лишь благодаря помощи Китайской коммунистической партии. И после этого он проявляет такую чёрную неблагодарность, такое вероломство! «Вчерашние союзники — Китайская коммунистическая партия и китайский народ — стали рассматриваться как враги, а вчерашние враги — империалисты и феодалы — как союзники». И как средство для достижения этой цели он прибегнул к коварному и жестокому удару в спину.
Один из членов гоминдана, который сначала принимал участие в «чистке партии», а позже раскаялся, по поводу этого небывалого кровопролития высказал следующее суждение:
«С этого момента во всей политической системе страны наступил хаос и бедствия посыпались одно за другим… Увы! — кто знает, сколько десятков тысяч пламенной молодёжи было загублено в период „чистки партии“ по штампованному распоряжению Чан Кайши „устранить!“. Гоминдан для „спасения“ партии (следовало бы сказать, для того, чтобы Чан Кайши захватил реорганизованный Сунь Ятсеном гоминдан) уничтожил несколько миллионов целеустремленных, образованных молодых людей. Такой утраты Китай ещё никогда не переживал. Даже сожжение книг и истребление конфуцианцев во времена Цинь Шихуана [50] не идут ни в какое сравнение с этим.
„Чистка партии“ является крупнейшим преступлением гоминдана. „Чистка партии“, в ходе которой уничтожались жизненные силы нации, явилась отправным пунктом для всех последующих преступлений гоминдана».
Эти выводы подтвердились. Кровожадность Чан Кайши нашла свое отражение даже в его пресловутой книге «Судьбы Китая», изданной в 1941 г., где он в каждой строке сожалеет, что не сумел в своё время «до конца вырезать коммунистов». Чан Кайши пользуется теми же лозунгами, что и Цао Кунь, У Пэйфу, Сунь Чуаньфан [51], Чжан Цзолин [52] и Чжан Цзунчан [53]. Он называет это «борьбой с коммунизмом», «борьбой с красными». Перефразируя слова Чан Кайши, сказанные им незадолго до этого об У Пэйфу, можно сказать: «По мнению предателя Чан Кайши, „красным“ является каждый китайский патриот, каждый борец за свободу и равноправие Китая, каждый противник империализма и феодализма, а если поставить точки над „и“, то „красными“ являются все четыреста пятьдесят миллионов наших соотечественников. Предатель Чан Кайши добровольно стал прихвостнем империализма и хочет быть врагом китайского народа. Поэтому он так и говорит». Нет, жажда крови у Чан Кайши никогда не может быть утолена!
Раньше Чан Кайши говорил: «Допустим, я, Чан Кайши, нарушил принципы нашей партии; вы, слушатели школы, можете выступить против меня, можете восстать против меня как начальника школы… Если я, как начальник школы, когда-нибудь нарушу дисциплину или изменю принципам нашей партии, то, по меньшей мере, должен быть расстрелян на месте. Если же никаких мер принято не будет, то как только права начальника станут больше, он может предавать партию, продавать родину и творить любые беззакония». Однако, выехав из Наньчана, Чан Кайши всю дорогу кричал: «Кто против меня, тот против революции!». Предвидение Чан Кайши в отношении себя совершенно справедливо: как только его права стали больше, он стал «предавать партию, продавать родину и творить любые беззакония».
Вся его личная диктаторская власть именно для того и предназначалась, чтобы можно было предавать партию (то есть реорганизованный Сунь Ятсеном гоминдан), продавать родину и творить любые беззакония. Как только его «права стали больше», он сам стал олицетворять «дисциплину». А «дисциплина» в понимании Чан Кайши требовала предательства партии, торговли родиной и любых других беззаконий… Тех же, кто настаивал на соблюдении трёх политических установок Сунь Ятсена, кто нарушал «дисциплину» Чан Кайши, стали «расстреливать на месте». Такая «дисциплина» Чан Кайши и привела к тому, что даже Ван Цзинвэй, орудовавший в Ухане, поспешил «подчиниться».
Таким образом, Чан Кайши захватил реорганизованный
