уязвимости Советского Союза лишь усилило сдержанность Вашингтона: какая-нибудь региональная искра не должна вызвать более широкий европейский взрыв.
Шаткие имперские владения
Между главенством США в Центральной Америке и советским господством над Восточной Европой существует разительное сходство. Больше столетия Соединенные Штаты оказывали прямое и косвенное влияние на регион вплоть до его южных границ. В разное время имели место политический контроль, территориальная экспансия, экономическая эксплуатация и военная оккупация. Однако существуют и значительные различия. Соединенные Штаты после определенного периода конфликта с Мексикой и вмешательства в мексиканские дела постепенно приспособились к этой стране, независимой во внутренних делах и осторожно критикующей Соединенные Штаты – во внешних. Они начали также упразднять наиболее очевидные формы своего господства над Центральной Америкой. Договоры 1978 г. о Панамском канале стали недвусмысленным подтверждением широко известного желания США покончить с самыми отвратительными проявлениями своего главенства в регионе.
Советское господство над Восточной Европой гораздо откровеннее, упорнее и даже ожесточеннее. Советский Союз не терпит в Восточной Европе режимов, слишком отклоняющихся от господствующего и навязанного извне идеологического образца марксистско-ленинского государства. Москва требует также тесной экономической и военной интеграции региона с СССР. В последние годы она стремится укрепить узы, привязывающие Восточную Европу к Советскому Союзу. Несмотря на разный характер американского и советского главенства, взаимоотношения в каждом регионе остаются по своей сути имперскими.
После второй мировой войны, по мнению Соединенных Штатов, интересы их национальной и региональной безопасности оправдывали вмешательство во внутренние дела Гватемалы (1954), Кубы (1961), Доминиканской Республики (1965), Гренады (1983). Этим же оправдывается и нынешнее вмешательство в дела Никарагуа. Столь активные действия имеют прецеденты, восходящие еще к прошлому столетию. Так, в 1856 г. американец Уильям Уокер с помощью маленькой армии таких же, как он, «солдат удачи» провозгласил себя президентом Никарагуа. В нынешнем веке имели место многочисленные военные экспедиции в Мексику, на Гаити и в Центральную Америку. Эти интервенции отражали тот взгляд, что данный регион и связанный с ним Карибский бассейн являются наиболее важными для безопасности юго-восточного побережья Соединенных Штатов. К тому же Панамский канал увеличил возможности США для установления морского господства на Тихом и Атлантическом океанах.
«Доктрина Монро», провозглашенная еще в 1823 г., выразила, таким образом, настроение, находившее мощный политический отклик в Соединенных Штатах. В ее первоначальном варианте просто говорилось, что Соединенные Штаты не позволят внешней державе навязывать свою форму правления какому-либо из американских государств, получивших независимость. Однако то, что можно назвать «духом „доктрины Монро”», впоследствии стало означать региональную гегемонию. Как испано-американская война 1898 г., так и едва не случившееся столкновение с английским флотом из-за Венесуэлы в 1895 г. отразили исключительно большое значение, придававшееся Вашингтоном военной монополии в регионе, причем он требовал этой монополии совершенно открыто. Государственный секретарь США Ричард Олни оправдывал американские военно-морские угрозы Великобритании во время кризиса 1895 г. ссылками на «доктрину Монро», добавив с поразительной откровенностью, что «США фактически являются полновластным хозяином на этом континенте и их воля является законом…»
Тем не менее, за последние 50 лет политическое содержание такого притязания постепенно изменилось. Американская общественность и правительство все чаще приходят к мнению, что ради региональной стабильности Соединенные Штаты должны внимательнее учитывать интересы отдельных стран и проявлять больше уважения к действительно равноправным отношениям. Пагубное пренебрежение ими постепенно уступило место доброжелательству. К несчастью для Соединенных Штатов, этот постепенный сдвиг совпал с угрожающим развитием событий двоякого рода: внутренним кризисом устаревших социальных и политических структур региона, в ходе которого обнажились скрытые антиамериканские настроения, и проникновением в регион чуждого идеологического влияния.
Решающую роль в данном случае сыграло возникновение коммунистической Кубы, когда Америка не смогла ни прийти с ней к соглашению, ни подавить ее. Кульминация событий пришлась на 1961 г. Новый президент Джон Ф. Кеннеди санкционировал поддерживаемое ЦРУ вторжение вооруженных кубинских эмигрантов на Кубу с Флориды. Последовавшее фиаско в районе бухты Кочинос наглядно показало, что Соединенные Штаты уже не обладают монопольной властью в сопредельном с ними регионе. Этот провал продемонстрировал также необычайную степень малодушия и стратегической близорукости творцов американской политики.
На произвол судьбы было брошено несколько тысяч кубинцев, веривших, что они выполняют миссию по освобождению своей страны от коммунизма при активной поддержке Соединенных Штатов, и это крайне отрицательно отразилось на единстве стран Америки – особенно потому, что латиноамериканцы по традиции высоко ценят честь и благородство. Еще больший ущерб нанесло широко распространившееся мнение, что кубинцев бросили, испытывая страх перед Советским Союзом, хотя Соединенные Штаты продолжали сохранять в то время значительное преимущество в ядерных вооружениях. Во всяком случае, «доктрина Монро» получила пробоину.
С тех пор Центральная Америка перестала быть недоступным заповедником, принадлежащим США. Хотя первые попытки Кубы экспортировать революцию потерпели крупный провал (особенно в Боливии и Венесуэле), возможность таких попыток стала теперь фактом. Кроме того, политическое и военное сотрудничество Кубы и Советского Союза постепенно принимало все более вызывающий и открытый характер. В 60-е гг. Москва использовала Кубу в качестве плацдарма для обучения революционеров, обосновалась в кубинских портах, позволявших расширить радиус действия советского флота, а в конце 70-х – развернула марионеточные войска в Африке.
С падением в 1979 г. режима Сомосы в Никарагуа, на смену которому пришло радикальное сандинистское революционное правительство, произошло дальнейшее ухудшение позиций Америки в регионе. Никарагуа возникла как первый континентальный аванпост советского влияния в Западном полушарии, хотя Москва была по-прежнему осторожна, осуществляя свои цели главным образом с помощью Кубы или восточноевропейских сателлитов. К 1981 г. расширение советского влияния в Никарагуа перестало быть для Соединенных Штатов главным вопросом. Перед Вашингтоном встала проблема, как сдержать его распространение на Сальвадор, а затем, возможно, на Панаму и на всю Центральную Америку.
Проблема, вставшая перед Соединенными Штатами, усложнялась стечением четырех важных тенденций и обстоятельств: 1) американского намерения перестроить свои отношения со странами региона на более справедливой основе; 2) политического пробуждения населения Центральной Америки, в том числе усиления национального самосознания и социального радикализма; 3) демографического взрыва, обострившего нищету и неравенство внутри стран; 4) возникновения непокорной Кубы, получающей действенную поддержку Советского Союза и жаждущей воспользоваться неблагоприятным для Соединенных Штатов развитием событий в регионе.
Сочетание этих факторов в свою очередь заставило США, по крайней мере частично, отказаться от невмешательства в дела региона. Их стремление помочь Сальвадору покончить с внутренним революционным насилием повлекло за собой рост военной помощи, а также размещение американских вооруженных сил в соседних центрально-американских государствах – отчасти для возможных действий против Никарагуа, а отчасти как источник давления и на Никарагуа, и на Кубу. Далее, после всестороннего изучения проблем региона специальная президентская комиссия, возглавляемая Генри Киссинджером, пришла к выводу, что социальная стабильность будет достигнута только в том случае, если наряду с политическим умиротворением
