Камбарова Д. воспроизвела нам эпизод из очной ставки с Сабировой Э. Очной ставки по-гдляновски, когда один говорит, а другому не задают вопросов и не разрешают что-то возразить или подтвердить. Такие очные ставки нигде не фиксировались. Их, в нарушение всяких процессуальных норм, использовали как метод давления и шантажа несговорчивых.
Если у кого-то возникли сомнения в показаниях о самоубийствах, то можно сослаться на гдляновских следователей. Многие из них до сих пор помнят и хорошо знают, почему люди пытались расстаться с жизнью, уйти в мир иной. Главная причина — необъективность следствия, садизм и издевательство над людьми.
Об этом нам говорил следователь Логвинов. Я хочу воспроизвести выдержку из его показаний для забывчивого Гдляна, чтобы он сел за стол и с карандашом в руках подсчитал все трагедии. Логвинов напомнил еще об одной: «Фазылов перерезал себе вены, это я знаю, видел с забинтованной рукой».
Конечно, можно привести и другие случаи самоубийств. Однако, думаю, достаточно и названных, чтобы еще раз показать всю лживость утверждений Гдляна, в том числе и его заявлений о непричастности к ним следователей.
Особо хотелось бы остановиться на деле Иззатова Видадила, бывшего командира отдельного дивизиона дорожно-патрульной службы ГАИ УВД Бухарского облисполкома. Забегая вперед, скажу, что он по материалам дела гдляновского следствия был осужден к 13 годам лишения свободы. К тому сроку, который Гдлян назвал Иззатову еще на допросах, задолго до направления дела в суд.
Судьба В. Иззатова трагична. Он пробыл в колонии около семи лет. А затем по протесту заместителя Генерального прокурора СССР Я. Дзенитиса Президиум Верховного суда Узбекистана отменил неправосудный приговор и освободил Иззатова.
Не знаю, как для других, но для меня нет и не было большего удовольствия, чем снять обвинение, восстановить доброе имя невиновного человека. Говорю это потому, что протест писался с учетом нашего расследования. Больше того, следователь В. Ф. Цыбина подготовила его проект, который нашел полное понимание у работников прокуратуры, осуществляющих надзор за рассмотрением уголовных дел в судах. Она серьезно переживала трагедию Иззатова, торопила меня с докладом руководству. Говорила, что человек сидит ни за что, надо его освобождать. В. Ф. Цыбина допрашивала родственников Иззатова, его жену, детей, прониклась их горем. Да и они поверили, что справедливость может все-таки восторжествовать и близкий человек снова будет с ними. Хотя вернуть веру этим людям было совсем не просто. Их многочисленные жалобы, просьбы и заклинания разобраться в деле отца тонули в казенных стенах прокуратур, судебных инстанций.
Мне не пришлось встречаться с Видадилом Иззатовым, но читая протоколы допросов, другие документы, у меня о нем сложилось мнение, как о мужественном, неподкупном человеке, которого не могли сломить ни садистские методы работы гдляновской группы, ни ужасы следственных камер, ни жизнь в колонии среди преступников. Несмотря на все ухищрения и шантаж, он твердо отстаивал свою невиновность, не пошел на сделку со своей совестью и никого не оговорил, хотя за ложь ему обещали свободу.
В последнем слове перед уходом суда в совещательную комнату для обсуждения вопроса о виновности или невиновности Иззатов сказал, что его оклеветали и опозорили перед сослуживцами и семьей. Больно осознавать, что после двадцатипятилетней безупречной службы он должен сидеть на скамье подсудимых в роли преступника. Обращаясь к суду, заявил: «… Хочу, чтобы суд знал, что в моей груди бьется сердце честного человека».
Однако суд не разобрался объективно в материалах следствия, допустил тяжелейшую ошибку, на исправление которой потребовалось семь лет. Семь лет следственных изоляторов, колоний, пересыльных этапов, семь лет слез жены, детей, и мучительных ожиданий.
Я часто задаю сам себе вопрос, а мог ли суд при внешне благополучных материалах следствия распознать следственный произвол. И твердо прихожу к выводу: «Да, мог». Прояви он больше самостоятельности, поисследуй подольше и повнимательнее маленькие неувязки, маленькие нестыковки, не пойди слепо по представленному обвинительному заключению. Не сделал этого суд, а по каким причинам — это уже отдельный разговор.
Жизнь Иззатова с детских лет складывалась трудно. В четыре года он потерял отца, который погиб на фронте. У матери осталось четверо малолетних детей. В 1944 году его семья турецкой национальности по воле Берии была выселена из Грузии, из родных мест, в Узбекистан. В кишлаке, где их поселили, жили только узбеки, людей других национальностей не было. Изучили узбекский язык, который стал также родным.
С десятилетнего возраста Видадил начал свою трудовую деятельность, одновременно учился. Окончил десять классов, потом служба в армии, освоение целинных земель в Казахстане. После демобилизации был направлен на работу в органы внутренних дел. Начал ее рядовым и вырос до майора, командира дивизиона. Получил высшее юридическое образование. За добросовестную службу неоднократно награждался медалями, почетными грамотами и премиями.
Вырастил троих детей. На момент ареста сын учился на юрфаке в Ташкентском госуниверситете, а старшая дочь — в технологическом институте. Младшая ходила в шестой класс.
Черным днем в своей жизни Иззатов называет встречу с Гдляном. Она перечеркнула все его семейное и служебное благополучие.
Он вспоминает, что Берия в свое время выселил его семью из Грузии. После долгих лет ему снова пришлось покидать новые родные места, ехать в Сибирь, но уже по злой воле Гдляна. Начало долгой и жестокой дороге положила первая встреча со следователем.
Я не случайно остановился на Иззатове, хотя его трагедия схожа с десятками исковерканных судеб людей, прошедших адскую методику следствия Гдляна. В связи с делом Иззатова я вспоминаю выступление известного народного депутата СССР А. А. Собчака на сессии Верховного Совета при обсуждении представления Генерального прокурора А. Я. Сухарева о даче согласия на привлечение Гдляна и Иванова к уголовной ответственности. Тогда Собчак взял их под защиту. Как всегда его выступление было эмоциональным, речь он произносил с большим пафосом. Обычно она начиналась со слов: «как юрист». Или эти слова произносились перед тем, как он делал заключительные аккорды. За многолетнюю работу в академическом институте профессор Собчак действительно отточил свой слог, научился владеть аудиторией, поэтому его выступления внешне выглядели убедительно. Но только внешне.
Мы же, юристы-практики, нередко поражались его юридической безграмотности, причудливым правовым каламбурам. Пожалуй, лишь два из пяти его выступлений попадали в точку. Однако сам Собчак ничуть не смущался произнесенных нелепиц.
Вот и на сессии Верховного Совета 1 7 апреля он изрек: «Если нам говорят о том, что в результате применения незаконных методов следствия выбивались показания, то необходимо было (и Генеральный прокурор имеет на это право) принести протесты по всем судебным приговорам, вынесенным по делам, расследованным этой следственной группой, добиться отмены этих приговоров, а затем уже приходить в Верховный суд с соответствующими обвинениями».
Трудно понять, чем руководствовался Собчак, когда поучал Генерального прокурора. И почему сначала мы должны «протестовать», а потом уже идти в Верховный суд. А почему бы не сделать это одновременно? И вообще, кто установил обязательность собчаковского порядка? Вряд ли профессор ответит на эти вопросы.
Однако, так уж получилось, по делу Иззатова приговор отменен по прокурорскому протесту и до предъявления обвинения нарушителям законности. Казалось, если следовать Собчаку, дорога для нас стала открытой. Но не тут-то было. На ней появились еще большие заторы, и не по нашей вине. Не по нашей вине издевательства над Иззатовым, его муки и муки его семьи остались без отмщения, хотя произвол торжествовал семь лет.
Теперь настала пора обратиться к документам уголовных дел. Иззатов Видадил Ташкентским городским судом был признан виновным в неоднократном получении взяток за непринятие мер административного воздействия к водителям, допускавшим нарушения правил дорожного движения. Он же получал взятки от подчиненных сотрудников за покровительство и их поддержку по службе. Всего взяток получено на сумму более 4,8 тысяч, рублей. Кроме этого, Иззатова обвинили в передаче руководству УВД Бухарского облисполкома продуктов и промышленных товаров на сумму 995 рублей.
А теперь давайте вспомним приговор по делу Чурбанова, первого заместителя министра внутренних дел СССР. Его за взяточничество на сумму более 90 тыс. рублей тоже осудили, но только к 12 годам лишения свободы. Разве чурбановские деяния по размерам и опасности можно сравнить с тем, за что судили Иззатова? Нет, нельзя. Однако приговоры двух служителей МВД уравняли, уравняли бывшего майора с бывшим генерал-полковником.
