и продолжал «искоренять» партизанские отряды на Юге. В политическом отношении он продолжал держать под строгим надзором цензуры всю патриотическую печать. Как писала одна иностранная газета, «цензура изымает почти всё, кроме порнографических картинок». Он продолжал судить лидеров движения за спасение родины, постыдно обвиняя их в «преступлениях против республики». Он продолжал цепляться за ставшее общим посмешищем так называемое «национальное собрание» и за «конституцию 5 мая» [91], за все эти элементы фашистской диктатуры гоминдана, идущие вразрез с данными им в Сиане обещаниями и тесно связанные с его внешними сделками.
В то же время не только союзники японских захватчиков — Гитлер и Муссолини — продолжали оставаться близкими друзьями Чан Кайши, но и германские фашистские советники по-прежнему восседали в его военном штабе. Германский монополистический капитал продолжал занимать важное место в экономической деятельности «четырёх семейств». Более того, Чан Кайши продолжал сохранять непосредственные тесные связи и с самими японскими захватчиками. Принимая японскую экономическую миссию, Чан Кайши заявил, что «этикет» является «особенностью восточной культуры» и что он надеется на то, что оба государства «приложат свои усилия к развитию восточной культуры». И это в то время, когда новый министр иностранных дел Японии Сато в беседе с корреспондентами сообщил, что политика в отношении Китая не будет изменена, и заявил в японском парламенте, что он «продолжает придерживаться духа «заявления Амо», что «намерения японского правительства состоят в том, чтобы превратить Северный Китай в независимый район и что Япония будет продолжать эту политику, невзирая на то, какие решения примет третий пленум ЦИК гоминдана». Новый же министр иностранных дел чанкайшистской клики Ван Чунгуй в это время говорил уезжавшему Кавагоэ [92]: «Я горячо желаю урегулировать японо-китайские отношения и с большим уважением отношусь к внешнеполитической речи министра иностранных дел Сато. Мне хочется приложить свои усилия для её конкретизации». Чан Кайши стремился иметь все возможности для лавирования и в любой момент был готов повернуть руль по ветру.
Забота об интересах англо-американского империализма и «четырёх семейств» и пораженчество в Освободительной войне
В конце концов японские захватчики спровоцировали «события 7 июля». Под Люкоуцзяо они встретили жестокий отпор китайских солдат. Народ негодовал. Мао Цзэдун и Чжу Дэ [93] от имени всего личного состава Красной Армии призвали страну до последней капли крови оборонять родную землю. Но Чан Кайши по-прежнему больше всего интересовался тем, как бы ему сохранить мир с японцами. Если бы японцы пожелали хоть в какой-либо степени посчитаться с самолюбием Чан Кайши, если бы неприкосновенность имущества и господства Чан Кайши была каким-либо образом гарантирована японцами, то он, наверняка, продолжал бы соблюдать «этикет» в своих отношениях с японцами.
27 июля представитель министерства иностранных дел чанкайшистского правительства сделал следующее заявление:
«Со времени неспровоцированного нападения японских войск на наш гарнизон у Люкоуцзяо в ночь на 7 июля, несмотря на то, что ответственность за конфликт полностью ложится не на нашу сторону, наше правительство, в интересах мира в Восточной Азии, неизменно стремилось найти справедливое разрешение вопроса дипломатическим путём. Министр иностранных дел Китая неоднократно официально предлагал японской стороне договориться о сроках одновременного отвода войск обеих сторон. [Обратите внимание: чанкайшистская клика предлагала не отвод японских войск, а „одновременный отвод войск обеих сторон“, то есть чтобы китайские войска и японские захватчики на равных основаниях покинули определённый район китайской земли]. К сожалению, японская сторона не только не приняла наших неоднократных мирных предложений, но, наоборот, стала направлять крупные подкрепления, концентрируя их в районе Бэйпин — Тяньцзин. Одновременно японская сторона пришла к соглашению с нашими местными властями о путях разрешения вопроса. Получив соответствующие донесения и установив, что заключённое соглашение по своему содержанию не имеет значительных расхождений с ранее намеченным курсом, центральное правительство, оставаясь верным своим мирным стремлениям, не стало противиться заключению соглашения. Крайняя терпимость и искреннее стремление к поддержанию мира, проявленные нашей стороной, не могли остаться незамеченными китайской и иностранной общественностью. Можно было ожидать, что японские войска будут отведены с линии фронта и прекратится прибытие новых войск. Однако за прошедшую неделю японские войска не только не проявляли каких-либо признаков, свидетельствующих о предстоящем отходе, но, наоборот, всё новые и новые крупные части продолжают прибывать из Кореи и собственно Японии и направляются в район Бэйпин — Тяньцзин».
Как видно, Чан Кайши принял японский путь «разрешения вопроса». Более того, он считал, что этот путь «не имеет значительных расхождений с ранее намеченным курсом». Однако «путь» японских захватчиков в то время состоял в переброске «всё новых и новых крупных частей», в широком наступлении на нашу родину. Вскоре японцы захватили Пекин и Тяньцзин и повели наступление на Шанхай. Такие решительные планы и действия японских захватчиков перепугали англо-американских империалистов и спутали расчёты Чан Кайши на заранее намеченную сделку. Интересы англо-американского империализма в Центральном и Северном Китае оказались под непосредственной угрозой со стороны японского оружия, а богатства и база господства «четырёх семейств» попали под прямой удар.
Лишь в интересах англо-американского империализма и «четырёх семейств» Чан Кайши перестроился и был вынужден принять требование всего народа о сопротивлении Японии и пойти на создание единого антияпонского фронта с Коммунистической партией Китая и руководимыми ею народными вооружёнными силами. В 1927 г., когда Чан Кайши изменил трём политическим установкам Сунь Ятсена и стал душителем революции, он, сжигая за собой корабли, порвал отношения с СССР. В 1929 г., лебезя перед иностранным империализмом, он развязал авантюристический конфликт на КВЖД.
Эта антисоветская политика привела к международной изоляции китайской нации; в результате этого японские захватчики дерзнули спровоцировать события 18 сентября. Лишь под давлением общественного мнения во время наступления японцев на Жэхэ Чан Кайши восстанавливает отношения с СССР и после боёв 13 августа заключает советско-китайский договор о ненападении [94]. Факты показывают, что нужно было либо продолжать непротивленчество и, следовательно, дать японским захватчикам поработить Китай, либо вернуться к трём политическим установкам Сунь Ятсена, подняться на борьбу с Японией и спасти Китай от порабощения. Однажды встав на позиции Освободительной войны, необходимо было во внутренней политике идти на союз с компартией, во внешней — на дружбу с СССР. Таков непреложный закон. Даже изменник Чжоу Фухай [95] говорил в своё время, что он «глубоко осознал, что для оказания сопротивления Японии союз с Советской Россией и коммунистами становится неизбежным». Однако он отвергал неизбежность борьбы против японских захватчиков за спасение родины, борьбы в союзе с Советской Россией и коммунистами, и поэтому стал на антикоммунистический, антисоветский путь, путь неизбежной капитуляции перед японцами. По этому пути пошли банды
