Ознакомительная версия.
Глава 2. Выборы в I Государственную думу. Украинское крестьянство. И. Л. Шраг. Начало реакции. «Киевские отклики»
На выборах в I Государственную думу я имел широкую возможность ознакомиться вплотную с политическими настроениями крестьянства Киевской и Черниговской губерний. И хотя выборы по губерниям были двустепенные и куриальные, но уже в губернском избирательном собрании все три курии (крестьянская, городская и помещичья) находились в непосредственном общении друг с другом.
Само собой разумеется, что вопрос о земле стоял у крестьян на первом плане. Ввиду бойкота I Государственной думы со стороны большинства социалистических партий главное влияние на выборах естественно выпало на долю Партии народной свободы. Однако уже и тогда крестьяне явно тяготели к нарождавшейся в те дни «трудовой группе». В результате почти во всей России выборы по губерниям прошли на основе блока партии кадетов с городской и крестьянской куриями и с тем меньшинством из помещичьих курий, которое стояло близко к Конституционно-демократической партии.
В тех же губерниях, где городская курия состояла преимущественно из евреев (юго-западные и северо-западные губернии), это сочетание начала партийного с началом куриальным было пополнено еще и блоком с Союзом полноправия евреев путем предоставления пропорционального количества мест кандидатам от Союза полноправия.
В Черниговской губернии число евреев-выборщиков было весьма незначительное[2], а потому не было места, по масштабу пропорциональности, для еврейского кандидата. Однако случилось нечто весьма неожиданное. На предвыборном собрании, после произнесения речей, была произведена пробная тайная баллотировка по списку блока. Из 10 намеченных кандидатов (5 к.-д. и 5 от крестьян и трудовой группы) необходимое большинство получили 9 кандидатов, а на место одного из забаллотированных кандидатов к.-д. я оказался избранным значительным количеством голосов. Отчасти это объяснялось, по-видимому, тем, что моя речь имела большой успех у крестьянской курии. Крестьяне, как я узнал впоследствии, и выдвинули мою кандидатуру. Но этот факт был весьма показателен, как выявление полного доверия со стороны крестьян к еврею и полной готовности вручить ему защиту своих кровных интересов.
Я предпочел, однако, снять с очереди свою столь случайную кандидатуру и отказался баллотироваться по Черниговской губернии, так как был в то же время намечен одним из двух кандидатов Союза полноправия евреев по Киевской губернии.
В Киевском губернском избирательном собрании моя кандидатура снова оказалась наиболее приемлемой для крестьянской курии. Наибольшее количество голосов на предвыборном собрании из 15 кандидатов блока получили В. М. Чеховский (будущий председатель Совета министров в период украинской Директории) и я.
Однако киевские административные власти не дремали; наши избирательные цензы по Черкасскому уезду были «разъяснены», – и мы оба не были допущены к окончательной баллотировке. По поводу этого «разъяснения» был послан, по инициативе крестьянской курии, протест губернского избирательного собрания председателю Совета министров, переданный затем в Государственную думу.
Государственная дума не успела дойти до рассмотрения этого протеста, так как была завалена делами большей государственной важности… Но все же такого рода протест сохраняет всю свою силу и значение, как показатель отношения в то время украинского крестьянства к еврейству и как символ стремлений крестьянства к дружескому сосуществованию с еврейским народом.
Со времени выборов в I Государственную думу у меня завязались близкие дружеские отношения с покойным Ильей Людвиговичем Шрагом, одним из лидеров украинского национального движения, председателем фракции автономистов-федералистов в I Государственной думе. Вся Черниговская губерния знала и горячо любила Шрага, крестьянство иначе не называло его, как «батько Шраг».
Было много оснований для такой популярности. Прямой, правдивый, он не знал компромиссов в отстаивании прав всех угнетаемых. Талантливый оратор, опытный адвокат, он был несменяем на самых ответственных ролях в земской и городской работе, без него не проходило в Черниговской губернии ни одно значительное судебное дело. Но главное обаяние заключалось в его прекраснодушном характере, в его повседневных отношениях к окружающим людям. Строгий к самому себе, он прощал другим все их мелкожитейские прегрешения и бичевал лишь тех, кто злоупотреблял своей властью и могуществом во вред народу. Никогда нельзя было услышать из его уст желчных замечаний по чьему-либо адресу, ему вполне чуждо было чувство зависти. Дом же Шрагов славился гостеприимством самого хозяина, его жены и всей его семьи. В этом доме бывали все – от самых близких друзей до самых ярых политических противников Шрага. В еврейских кругах Черниговской губернии имя Шрага было окружено ореолом праведника и друга еврейского народа.
И действительно, это был праведник и истинный друг всех угнетенных.
Из крестьян-выборщиков Черниговской губернии больше всех остался в памяти Высовень, самоучка, впоследствии сельский учитель. Высовень возвратился незадолго до выборов из административной ссылки. Казалось, что он сгорбился от тяжести общенародного горя и личных переживаний в Сибири. Впоследствии мне привелось защищать его по делу о хранении нелегальной литературы. Он был приговорен к краткосрочному содержанию в крепости. Вскоре после этого я получил известие об его смерти. Но еще и сейчас я вижу пред собою его умные, печальные глаза, его сгорбленную фигуру…
Особенно памятен мне этот человек его сочувствием, которое он проявлял в отношении страданий бесправного еврейского народа.
В Киеве на выборах я познакомился с бароном Ф. Р. Штейнгелем. Его первое выступление в Государственной думе было всецело посвящено еврейскому вопросу. Вообще, во всей своей деятельности Штейнгель всегда проявлял особенный интерес и теплоту к судьбам еврейского народа. Впоследствии, при гетмане Скоропадском, он был назначен украинским послом в Германии, на каковом посту и оставался до переворота, то есть до перехода власти к Директории.
Из ярких, интересных фигур выборщиков первого призыва следует упомянуть еще В. М. Чеховского и священника Крамаренко, видных деятелей украинского движения в Черкасском уезде.
В иных условиях проходили выборы во II Государственную думу. Правительство и правые элементы старались воздействовать на крестьянскую курию. В Киеве не было допущено предвыборное совместное собрание курий. Все крестьяне-выборщики были приглашены в Лавру, где велась среди них черносотенная и ярко антисемитская пропаганда. Часть крестьян, как тогда передавали, принесла присягу, что пойдет с помещиками и положит черные шары кандидатам-евреям. Однако они выполнили лишь вторую половину этого обещания, данного под присягою. Забаллотированными оказались и все кандидаты правых групп, и оба кандидата от группы еврейских выборщиков – Л. Е. Моцкин и я[3]. На сей раз оказался «разъясненным» мой ценз по Черниговской губернии, и я ограничился участием лишь в киевских выборах.
Ничего яркого не осталось в памяти и от выборов в III Государственную думу. Закон 3 июня предопределял исход выборов, отдавая большинство в руки помещичьей курии. Кратковременное существование первых двух дум и отсутствие прямых реальных результатов в виде коренных реформ привело к упадку интереса населения в отношении выборов[4].
Надвигалась злая столыпинская реакция. Вместо долгожданных реформ сыпались репрессии, возбуждались судебно-политические процессы. Снова начались систематические преследования еврейства, гонения в области правожительства и т. д.
По политическим убеждениям я примыкал со дня созыва I Государственной думы к тому течению, которое отражали программы близких и родственных по духу трудовой группы и образовавшейся несколько позже Народно-социалистической партии. Но я не входил в то время официально ни в трудовую группу, ни в Народно-социалистическую партию за фактическим отсутствием в Киеве в те годы отделов названных группы и партии. Политическим центром, где собирались мои близкие единомышленники и друзья, была газета «Киевские отклики». Среди них были покойные И. В. Лучницкий, В. В. Водовозов и М. Б. Ратнер, известные украинские деятели Н. П. Василенко и А. Ф. Саликовский. В состав сотрудников входили также С. Г. Лозинский, Д. П. Рузский, М. С. Миль руд, М. С. Балабанов (редактировавший одно время газету), Н. В. Калишевич, М. Г. Гехтер, М. И. Эйщискин (впоследствии редактор «Киевской мысли»), Н. С. Миркин и др. Жили мы в те времена дружно, тесной семьей, и не предвидели, что пути многих из нас потом разойдутся… Иногда мы совершали прогулки по Днепру, чаще всего в Канев, на могилу Шевченко. Это общение обогащало мои познания, дотоле весьма смутные, в украинском вопросе и создавало необходимую атмосферу взаимной близости и доверия между представителями двух народностей, связанных общим гражданством, общей государственной жизнью.
Ознакомительная версия.
