и крупной буржуазии. Правда, при этом Ж. Варгас пользовался поддержкой мелкобуржуазных групп и части трудящихся, но эта поддержка ни в малейшей мере не влияла на характер и функции «Нового государства». В этом состояло коренное отличие диктатуры начала 30-х годов от диктатуры 1937–1945 гг.
Э. Жагуарибе выдвигает проблему «трансформации» среднего класса слева направо. Эта тенденция действительно имела место, но еще важнее было то, что качественно изменилась сама социальная структура власти: господствующие позиции окончательно завоевала националистическая средняя и крупная буржуазия.
За годы, прошедшие после 1930 г., в Бразилии окрепли новые слои буржуазии, связавшие всю свою судьбу с националистической экономической политикой. Эти слои все больше начинали давить на правительство, требуя дальнейшего развития протекционизма и государственной помощи. Некоторые промышленные круги, заинтересованные в государственных субсидиях, поддерживали идею о стимулировании государственно-капиталистических форм производства. В области социальной политики буржуазию в общем вполне устраивал курс на регулирование трудовых отношений сверху, который постоянно проводил Ж. Варгас. В середине 30-х годов отчасти под влиянием интегралистов особой популярностью в предпринимательских кругах стали пользоваться догмы корпоративизма. Эти сдвиги довольно точно уловил Ж. Варгас, который и попытался на практике осуществить устремления бразильской буржуазии с помощью режима так называемого «Нового государства». Вот почему нельзя классовый характер этого режима, как это делает Э. Жагуарибе, свести к пребыванию у власти так называемого «среднего класса». Другое дело, что последний не выступал против диктатуры, сохранял политический нейтралитет. Это, по-видимому, объяснялось страхом, который охватил мелкую буржуазию после восстаний 1935 г.
«Новое государство» явилось своеобразным воплощением экономической и политической власти средней и крупной националистической городской буржуазии, которая уже переросла союз с мелкой буржуазией и выступила против ориентации наиболее реакционных групп финансового и торгового капитала на интегрализм, в защиту своих собственных интересов, подавляя революционное движение масс, с одной стороны, и фашистский экстремизм, с другой.
Вначале интегралисты с большим удовлетворением поддерживали режим «Нового государства», полагая, что теперь именно они займут ведущие позиции в политике. Однако их расчеты не оправдались. Одной из важных политических акций «Нового государства» было запрещение и фактический разгром интегралистского движения. Расчеты фашистских европейских государств с помощью интегрализма завоевать ведущие позиции в Бразилии провалились.
По декрету от 3 декабря 1937 г. все политические организации, и прежде всего партия «Бразильское интегралистское действие» были запрещены. Конституция 1937 г. запрещала какие-либо эмблемы, символы, гимны, формы за исключением официально признанных государственных символов. Частные немецкие школы на юге страны были поставлены под контроль государства. Все интегралистские издания подлежали строгой цензуре или конфискации. По справедливому замечанию германского посла фон Риттера, Ж. Варгас и новое правительство «политически выступают теперь против всякой немецкой активности… Эта позиция предопределяется во многом сильной политической зависимостью от США… Президент фактически нарушил свой договор с интегралистами» {123}.
Чувствуя себя обманутыми, интегралисты в январе 1938 г. официально изменили свой курс в отношении «Нового государства». «Совет сорока» по предложению П. Салгадо принял решение начать тайную подготовку государственного переворота. Германский посол, сотрудники итальянского посольства, гитлеровские тайные эмиссары активно поддерживали этот курс.
После двух неудачных попыток государственного переворота 10 марта и 10 мая 1938 г. интегралисты как политическая сила окончательно сошли со сцены. Полиция арестовала более 2 тыс. человек по подозрению в участии в заговоре. Ряд интегралистов был приговорен к тюремному заключению, многие высланы из страны. Сам Салгадо был вынужден эмигрировать в Португалию.
Противоречия между интегралистами и «Новым государством» не являлись противоречием разных групп в рамках единого фашистского движения. Речь шла о принципиальном несовпадении интересов бразильского фашизма и «Нового государства». Ж. Варгас и его «Новое государство» представляли националистические слои местной буржуазии, которые, признавая необходимость сотрудничать с иностранным капиталом, стремились к экономической и политической самостоятельности. Не случайно Ж. Варгас подписал декрет о национализации крупнейшей промышленной компании «Ллойд Бразилейро», обращая особое внимание на развитие ряда ведущих отраслей национальной промышленности, железнодорожное строительство.
В апреле 1939 г. был создан Национальный совет по нефти, опубликован пятилетний план экономического развития. «Деловые круги Бразилии, — как справедливо отмечает Роберт Левине, — почти сразу же с симпатией отнеслись к политике «Нового государства» по консолидации власти, корпоративистской структуре режима и его националистическим планам поощрения местного промышленного производства» {124}.
Стремясь укрепить власть буржуазии и покончить с регионализмом, «Новое государство» поставило под контроль правительства всю деятельность штатов. Этим был нанесен сильный удар по позициям местных олигархий. Правда, этот курс проводился крайне непоследовательно, ибо, опасаясь активности рабочего класса, правительство Ж. Варгаса постоянно искало компромисса с олигархией и империализмом.
Таким образом, режим «Нового государства» был внутренне противоречив:
1) антидемократическая и диктаторская линия в области внутренней политики, идеология антикоммунизма как официальная государственная доктрина;
2) корпоративистская система регулирования трудовых отношений, активная роль государства в защите интересов капитала;
3) идеология буржуазного национализма и поиски самостоятельного пути развития за счет лавирования между сильными империалистическими хищниками;
4) отказ от поддержки бразильской разновидности фашизма — интегрализма и запрещение его политической деятельности;
5) сотрудничество с «демократическими» государствами Запада в качестве предпочтительной политики в сравнении с отношением к державам «оси»;
6) проведение ряда буржуазно-националистических преобразований в области экономического развития (усиление роли государства, национализация ряда иностранных компаний).
Все это позволяет проводить существенную разницу между режимом «Нового государства» и фашизмом. Главное отличие между ними заключалось в том, что первое защищало интересы страны с позиций антикоммунизма и буржуазного национализма, боящегося народа и поэтому видевшего единственную гарантию успеха в диктатуре. Интегралисты же вообще отказывались от какой-либо защиты национальных интересов страны, полагая, что все следует подчинить гитлеровскому нацизму как руководящей силе мирового антикоммунизма.
Эта разница между политикой «Нового государства» и линией интегралистов уже в те годы ощущалась довольно определенно. Л. К. Престес, находящийся в то время в тюрьме, писал в одном из своих писем по поводу майского путча интегралистов в 1938 г.: «Перед альтернативой — помогать Жетулио или, сложа руки, присутствовать при авантюре, которая могла бы привести нас к фашистскому террору и иностранной интервенции — ни один демократ не мог бы колебаться. Перед лицом любой фашистской угрозы мы, альянсисты, всегда заявляем, что находимся по другую сторону баррикад и поддерживаем, таким образом, Жетулио, как если бы он находился на нашей стороне». В то же время, подчеркивал Л. К. Престес, нельзя ни на минуту прекращать борьбы за демократию против существующей тирании {125}.
Это же различие проводил между «Новым государством» и фашизмом Г. Димитров. В своей статье, опубликованной в июле 1938 г. Г. Димитров писал, что «даже в странах с реакционными правительствами, как Румыния на Балканах и Бразилия в Южной Америке, попытки совершить фашистский переворот, предпринятые друзьями Гитлера, встретили сопротивление и остались тщетными» {126}.
Вопрос об общей политической оценке «Нового государства» весьма важен,
