навстречу реальности, фактически отстранить Салазара от власти, самому диктатору об этом никто не сказал. В 1970 году он умер в счастливом неведении, по-прежнему считая себя лидером страны.
Несмотря на такой поворот событий, особых проблем с преемником у португальского режима не возникло. Салазар позаботился и об этом. Новым премьером стал верный соратник диктатора Марселу Каэтану. При нем как будто бы все оставалось по-прежнему. Однако успехи режима закончились, и в полной мере проявились накопившиеся проблемы. Салазаровская модель экономического развития дала сбой в сложной ситуации, постигшей глобальную экономику в первой половине 70-х. Но главной проблемой стала война. Затраты на силовое поддержание «португальского мира» составляли более 30 % бюджетных расходов Португалии. Население, конечно, затягивало пояса, но терпело. Салазаровских чиновников все устраивало. Удар по режиму был неожиданным, и нанесли его те самые люди, которые когда-то привели Салазара к власти, – военные.
Почему так получилось? Воюющая армия представляет угрозу для любого диктатора. Конечно, реализуется эта угроза только при условии, что война затягивается и становится безрезультатной, но с африканскими войнами Португалии так оно и было. Тогда начинает сказываться то, что в условиях боевых действий главным фактором военной карьеры становится не лояльность, как это обычно бывает в невоюющих армиях, а собственно воинские доблести. Это раскрывает двери перед молодыми инициативными людьми, зачастую – выходцами из бедных слоев, для которых армия была единственной карьерной возможностью. Конечно, для вмешательства этих офицеров в политику одной воли недостаточно, нужны идеи. Однако одна из закономерностей контрповстанческих операций состоит в том, что участвующие в них офицеры проникаются идеями противника. В португальской армии распространились левые настроения. Многие офицеры были связаны с подпольной компартией.
В апреле 1974 года в Португалии произошел военный переворот, вошедший в историю как Революция гвоздик. Уже в ходе переворота стало ясно, до какой степени простым португальцам надоел прежний режим. Они встречали захвативших власть военных цветами. Придя к власти, военные создали новый высший орган власти, Хунту национального спасения, и ликвидировали основной аппарат режима, включая салазаровскую партию и ПИДЕ. Война закончилась тем, что все африканские колонии получили независимость.
Апрельская революция была бескровной. Это потому, что армия выступила против диктатуры единым фронтом. Вскоре, однако, идейные разногласия в руководстве участников переворота дали о себе знать. Уже к осени 1974 года лидеры переворота, придерживавшиеся консервативных взглядов, были отстранены от власти. Роль левых, напротив, возросла. Компартия стала играть довольно заметную роль в назначенном военными правительстве Португалии. Под влиянием коммунистов в стране были проведены преобразования, некоторые из которых были своевременными (например, аграрная реформа), а другие ни к чему хорошему не привели (например, национализация некоторых отраслей экономики). Разумеется, португальские коммунисты, придерживавшиеся вполне традиционных для этого идейного течения взглядов, хотели большего. Они стремились к установлению в стране коммунистического режима. В 1975–1976 годах Португалия пережила бурные времена с попытками новых военных переворотов (и слева, и справа), «предчувствием гражданской войны» и прочими прелестями революционного периода.
Однако этой беды Португалии удалось избежать. При всех своих левых симпатиях, португальские военные не были готовы заменить националистическую диктатуру на коммунистическую, не поинтересовавшись мнением народа. В апреле 1975 года состоялись первые в новейшей истории страны свободные многопартийные выборы в Учредительное собрание. На этих выборах коммунисты получили лишь 12 % голосов. Большинство португальцев проголосовало за партии, выступавшие за демократический путь развития, – социалистов, которые с тех пор занимают основное место на левом фланге португальской политики, и две правые – социал-демократов и Союз демократического центра.
В таком составе Учредительное собрание приняло новую конституцию, которая отдавала революционным идеям символическую дань (например, признав конечной целью развития «социалистическое общество»), но в целом была вполне нормальным основным законом, заложившим основу для демократии в Португалии. Эта основа оказалась прочной. Дальнейшее развитие страны обошлось без серьезных политических потрясений, и даже португальская партийная система, в которой социалисты чередуются у власти с правыми, а коммунисты обычно остаются в оппозиции, почти не менялась с семидесятых годов.
В отличие от испанской, португальская модель исхода персоналистского режима после кончины диктатора довольно типична. Военные или иные силовики в подобных ситуациях оказываются первыми претендентами на власть, а военный переворот – весьма вероятным событием. Иногда промежуток времени между смертью диктатора и переворотом составляет даже не годы, а дни. Скажем, Ахмед Секу Туре, возглавлявший Гвинею в течение более 25 лет, умер 26 марта 1984 года, а 3 апреля уже произошел военный переворот, положивший конец режиму и всем его институтам. Впрочем, за десятилетия персоналистской диктатуры эти институты в основном стали фикцией. Скажем, в Гвинее формально была правящая партия, но ее аппарат полностью слился с государственной бюрократией, а партбилеты выдавались всем без исключения гражданам страны. Смерть Секу Туре не просто обезглавила режим, а буквально развалила его.
В чем португальский случай нетипичен, так это в том, что переход к демократии произошел довольно скоро, хотя и не без проблем. В этом отношении более показательна как раз Гвинея, которая после смерти Секу Туре вступила в длительную полосу кризисного развития, включившую в себя военные диктатуры, неудачные попытки демократизации и даже кровопролитную гражданскую войну. В Гвинее и сейчас существует военный режим. Однако о таких режимах речь пойдет ниже.
3.2 Анализ возможных альтернатив
Вопрос о реставрации монархии в России явно не относится к числу актуальных, хотя сторонники такого решения в стране есть. Однако, будучи одним из основных типов авторитарных режимов, монархия все же заслуживает краткого обсуждения. Монархии ныне существуют в 45 независимых государствах. Это немало – более пятой части всех стран, которые обладают основными признаками суверенитета. Но удивляться тут нечему, потому что современная монархия – это довольно пустая институциональная форма, за которой может скрываться практически любое политическое содержание. Начну с тех немногих стран, которые остаются монархиями не только на словах, но и на деле, потому что власть там действительно принадлежит наследственным правителям.
Таких стран немного. Пять из них находятся на Аравийском полуострове, и наиболее заметный случай – Саудовская Аравия. Это абсолютная монархия в полном смысле слова. Там нет парламента, запрещены политические партии и не проводятся выборы. Король обладает всей полнотой законодательной и исполнительной власти. Близки к этой модели и соседние с Саудовской Аравией страны, опоясывающие ее с востока, – от Кувейта до Омана, хотя в некоторых из них есть жалкие, лишенные реальных полномочий парламенты.
Власть монархов в этих странах закреплена конституционно. Статья 44 «Основного низама правления» (основного закона) Саудовской Аравии гласит: «Высшей инстанцией всех видов власти является король». Еще более красноречива конституция Омана (статья 41): «Султан – глава государства и верховный главнокомандующий вооруженными силами; его личность неприкосновенна; уважение Султана обязательно, его решения окончательны». За
