Это письмо написано тогда, когда Раджабов еще находился под стражей. Даже камерный помощник, в обязанность которого входили совсем иные задачи, иную информацию он должен нести, не выдержал несправедливости, произвола, и на свой страх и риск обратился к Генеральному прокурору СССР. Однако следствие продолжалось, до 29 октября 1989 года. Уж слишком много лжи накрутила вокруг Раджабова гдляновская группа. Поэтому вновь созданной бригаде следователей, после отстранения Гдляна и Иванова от ведения дел, потребовалось значительное время. Постановление о прекращении уголовного преследования в отношении Раджабова вынесено на 67 листах. Помощник Генерального прокурора СССР В. С. Галкин сделал детальнейший анализ имеющихся материалов, убедительно показал, почему дело прекращается за отсутствием события преступления.
Закрыта еще одна мрачная страница необоснованных гонений и арестов, подлогов и фальсификаций. И все-таки торжества справедливости, чувства победы нет. Виновники беззакония продолжают сидеть в креслах законодательной власти. Это ли не цинизм по отношению к Фемиде, правосудию. Мир, кажется, вновь перевернулся, бесовские пляски продолжаются, но уже под личиной «новой демократии».
Гдляновские «миллионы» — мифы и реальность
Изъятые миллионы, пожалуй, самая весомая козырная карта Гдляна и его сторонников. Миллионы принесли ему известность и славу, популярность и идолопоклонничество. Миллионы вознесли его вместе с Ивановым в кресло народного депутата СССР.
Не будь миллионов, страна вряд ли узнала бы о двух следователях, в общем-то ничем не выделявшихся среди других коллег по профессии.
Миллионы транслировали по телевидению, их фотографировали, а снимки тиражировали в газетах и журналах. С миллионами запечатлены Гдлян, Иванов и следователи из числа их близкого окружения.
Автор этих строк тоже запечатлен на фоне кучи денег, облигаций, ювелирных изделий. Было это в 1988 году. Гдлян вступал в предвыборную борьбу, ему нужна была реклама. Он и Г. Каракозов убедили А. Рекункова устроить демонстрацию изъятого добра в зале прокуратуры Союза ССР. Видимо, Рекунков не совсем понял, не сразу сориентировался, для чего понадобилась Гдляну эта выставка. Не исключаю, что и сам он хотел ею подкрепить как-то авторитет прокуратуры. На демонстрацию пригласили большое число журналистов и фотокорреспондентов. Зал находился под усиленной охраной милиции, солдат внутренних войск. Это не случайно, ибо в наспех переоборудованном помещении выставили денег, ценностей на несколько миллионов рублей.
Хорошо помню тот день, стрелки часов приближались к двенадцати. К этому времени зал был заполнен следователями, журналистами, работниками прокуратуры Союза ССР. Я находился в своем кабинете. Неожиданно подал голос прямой телефон с Рекунковым. Взял трубку. Генеральный сухо пригласил к себе. Я поднялся на пятый этаж, вошел в его кабинет. Сейчас уже не помню, находился в нем кто-нибудь, кроме Рекункова, или он был один. Генеральный спросил меня: «Знаешь ли ты, что в зале демонстрируются миллионы и приглашены журналисты?» Я ответил утвердительно. Тогда он сказал, что надо как-то свернуть это мероприятие, пора журналистам уходить. «Спустись вниз, в зал, скажи несколько слов прессе, сообщи, что мы готовы выйти на большой брифинг. Для этого пусть назовут перечень вопросов, — продолжал Рекунков, — на которые мы бы ответили. А сейчас надо завершить весь показ».
Я пошел исполнять его указание. Рекунков не случайно пригласил меня. Будучи в то время первым заместителем начальника Главного следственного управления прокуратуры страны, я по распределению обязанностей одновременно возглавлял отдел, который осуществлял надзор, курировал и организовывал следствие по делам о хищениях, взяточничестве, о других корыстных преступлениях. Мои полномочия не распространялись на следственную часть прокуратуры Союза, которую возглавлял тоже заместитель начальника Главного следственного управления Г. Каракозов. Однако в нашем отделе концентрировалась вся информация о делах названной категории по всей стране. Поэтому Рекунков полагал, что я смогу очень коротко осветить для журналистов состояние борьбы с коррупцией в Союзе. Потом я узнаю о звонках Рекункову из высоких инстанций по поводу выставки. Ему высказали слова неодобрения, сказали, что она вызывает не совсем здоровый ажиотаж.
Перед журналистами я стоял не более 10 минут, со мной рядом оказались Гдлян, С. Салаутдинов. Пока я говорил о подготовке большого брифинга по материалам следствия не только в Узбекистане, но и в других регионах, фоторепортеры запечатлели меня с Гдляном. Эти снимки будут опубликованы в некоторых журналах.
После того, как я возглавил группу по расследованию гдляновских нарушений, Иванов вспомнит о фотографиях, покажет их по ленинградскому телевидению. Конечно, снабдит соответствующим комментарием, с критикой в мой адрес, дескать тогда был с нами, а теперь переметнулся к другим. Меня это совершенно не выводило из равновесия, ибо их человеком я никогда не был.
Скажу откровенно, гдляновскими миллионами в первые месяцы следствия, можно сказать вообще в 1989 году мы почти не занимались. На нас свалился огромный объем работы, связанной с нарушениями законности при задержаниях, арестах, в целом при привлечении граждан к уголовной ответственности. Начав следствие, мы понимали, что от нас скоро потребуют хоть каких-то, но результатов, пусть промежуточных, пусть предварительных, но потребуют. Уж слишком большие споры разгорелись вокруг гдляновского вопроса. Кроме этого, на нас действительно обрушились десятки, сотни заявлений от граждан из Узбекистана с просьбами и требованиями восстановить справедливость, реабилитировать невиновных.
Я также хорошо понимал: начни мы проверять сразу реальность изъятых миллионов, чистоплотность Гдляна и его следователей — нас тут же обвинили бы в предвзятости, в стремлении к компрометации группы, так как основным вопросом в понятии многих были задержания и аресты граждан.
Однако уже в первые месяцы мы стали получать информацию о серьезных нарушениях в работе с вещественными доказательствами, о злоупотреблениях некоторых следователей группы Гдляна. Мы накапливали ее, откладывали в сторону, копировали наиболее важные протоколы допросов. И только в начале 1991 года у нас реально появилась возможность, да и мы посчитали — настало время заниматься вплотную ценностями.
Первое, на что обратили внимание, это на разные цифры изъятых миллионов, которые называл сам Гдлян, рекламируя свою работу. В одном случае это было 40 миллионов, потом 44, затем в прессе и на телевидении сообщалось, что он привез очередной 45-ый миллион. Сорвалась с его уст и цифра 140 миллионов. Об этом говорилось на сессии Верховного Совета СССР в апреле 1990 года. Так где же правда? Сколько же все-таки Гдлян и его группа изъяли, реально вернули государству?
Ответить на эти вопросы оказалось весьма сложно. Дело в том, что в то время в следственной части не было жесткого учета и контроля вещественных доказательств. Порядок наводить стали после увольнения Каракозова, Гдляна, Чижука, Иванова и некоторых других работников следственной части. Толчком к этому послужило и наше расследование. Огромным препятствием к установлению истины было полное обезличивание изъятых денег, облигаций, ювелирных изделий по гдляновским делам. Все складывалось в одну кучу, в один мешок и после этого уже никто не мог точно сказать, у кого и какие ценности изъяты, кому они принадлежат.
И все-таки, несмотря на это, я могу утверждать, что Гдлян крупно блефовал, когда называл цифру в 140 миллионов рублей, им изъятых. Правда, это было один раз и больше никогда он эту цифру не называл. В пылу саморекламы он присоединил к своим миллионам несколько миллионов, реально отысканных у расхитителей, взяточников и возвращенных государству другими следственными группами, работающими в Узбекистане. Самые большие изъятия были по делам о приписках хлопка, и особенно в начале расследования. Пожалуй, чаще всего удача в этом сопутствовала узбекским следователям и оперативным работникам, а также прикомандированным работникам правоохранительных органов из других регионов страны. Но об этих миллионах мало кто знает. Смолчала о них и демократическая пресса, ибо их изъяли другие следователи, люди более скромные, да и сработали они гораздо профессиональнее.
Хорошо зная Т. Гдляна, его тщеславие и неуемное самовозвеличивание, я не верил а реальность и 45 миллионов. Меня насторожила и вакханалия з изъятии, хранении и учете изъятых ценностей. Обратился к Генеральному прокурору СССР А. Я. Сухареву с просьбой создать компетентную ревизионную комиссию и провести полную инвентаризацию вещественных доказательств, их движение по делам Гдляна за 1983–1988 годы. Такая комиссия была скомплектована и в августе 1990 года приступила к ревизии. Это была очень сложная, весьма объемная и кропотливая работа. Вычитывались протоколы обысков и выемок, осмотров вещдоков, квитанции на сдачу ценностей в банки и Гохран. Сверялись протоколы показаний, расписки о получении и выдаче денег, ювелирных изделий.
