Согласно общепринятой версии, «отказ Милошевича принять… и даже обсуждать международный миротворческий план (а именно соглашение в Рамбуйе) стал сигналом к натовским бомбардировкам, последовавшим 24 марта»12. Термин «миротворческий план» обычно применяется к любым планам, которые в данный момент поддерживают США. Слово «международный» также требует уточнения. Данная статья — одна из многих, в которых без малейшего сомнения и даже с некоторыми преувеличениями осуждается сербская пропаганда.
Исходя из условий соглашения, мы можем сделать вывод, что 23 марта на столе переговоров лежали два миротворческих плана, неизвестных широкой публики: соглашение в Рамбуйе и резолюция Сербской Национальной Ассамблеи. Таким образом, мы можем придать еще одно измерение запоздалому признанию в том, что соглашение в Рамбуйе закончилось «таким фатальным расколом», что «способствовало ускорению… этнической чистки в Косове» (см. прим. 9). Двадцать третьего марта, к моменту, когда было принято окончательное решение о бомбежках, существовало два мирных предложения, каждое из которых вело к «фатальному расколу», оставляя, однако, место и определенной возможности согласия, которое, наверное, могло бы привести к «участию обеих сторон в по-настоящему политических переговорах, способствующих предотвращению косовской катастрофы». Но только в том случае, если бы такой результат был целью. Не нужно большого дипломатического искусства, чтобы это понять, достаточно было одного желания познакомиться с двумя имеющимися планами, хотя американскому народу было отказано в этой возможности, ведь оба плана тогда скрывались от него (а один из них скрывается по сей день) до тех пор, пока не стало так поздно, что критическое вмешательство со стороны других лидеров уже ни к чему бы не привело.
Этот эпизод напоминает многие иные и, в частности, из числа тех, которые приходятся на дозволенные нам временные рамки. Первое, что сразу приходит в голову, — события нескольких месяцев, которые в январе 1991 года привели к бомбардировкам Ирака, предпринятым с целью заставить его вывести свои войска из Кувейта. Очень скоро после иракского вторжения, состоявшегося в августе 1990-го, из некоторых источников в Вашингтоне просочилась информация об иракских предложениях по переговорам о выводе войск, которые эти источники расценивали как «серьезные» и «достойные обсуждения», включая предложение, поступившее в начале января, которое эксперты госдепартамента по Среднему Востоку сочли «серьезной позицией, указывающей на возможность переговоров» однако его «немедленно отверг» Вашингтон, несмотря на то, что оно оказалось очень близким к мнению американской общественности, выявленному в ходе опросов, непосредственно предшествовавших бомбардировкам. С необычайным для свободного общества успехом эти предложения скрывались от глаз общественности13.
Следующий важный шаг в балканском дипломатическом процессе был предпринят 22 апреля, на широко разрекламированной встрече Милошевича с русским фаворитом Вашингтона Виктором Черномырдиным. О встрече сообщалось в материалах под такими заголовками, как «Окончание миротворческого визита русского: слабые признаки прогресса», «США и Великобритания отклоняют предложение сербов о роли ООН в Косове». Черномырдин объявил, что Милошевич согласился на «международное присутствие в Косове под эгидой Организации Объединенных Наций», которое обеспечило бы выполнение условий политического урегулирования, и что он в принципе согласился с «возможностью международного присутствия под эгидой ООН» в случае, если НАТО прекратит свои бомбардировки. Как сообщалось в прессе, «представители США и НАТО едва ли увидели в очевидном согласии Милошевича с Черномырдиным нечто большее… чем первые признаки надежды на то, что вызывающее поведение югославского президента, возможно, и впрямь постепенно сходит на нет под натовскими атаками». В хронологии событий после принятия мирного соглашения происшедшее 22 апреля характеризуется как «первый признак надлома в позиции югославов», поскольку Милошевич, как сообщалось, готов пойти на «международное присутствие» в Косове, но «представители альянса настаивают, что бомбардировки не должны прекращаться до тех пор, пока Белград не примет возглавляемые НАТО миротворческие силы, которые обеспечат защиту возвращающихся на родину беженцев». Считая «прогресс» в позиции Милошевича «недостаточным», США и Соединенное Королевство тотчас отклонили предложение о международном присутствии под эгидой ООН и усилили бомбовые удары по гражданским объектам (в тот день телевидение было отрезано от эфира)14.
Вкратце дело было так: 22 апреля Милошевич повторил предложения Сербской Национальной Ассамблеи от 23 марта, на этот раз таким образом, что их нельзя было обойти молчанием, а именно, через российского посланника, фаворита Запада. Поскольку суть первого предложения, высказанного 23 марта, к тому времени еще не всплыла на поверхность и была известна очень незначительному кругу лиц, то его повторение можно было представить как знак того, что сила сработала, и Милошевич с его «вызывающим поведением» сдает позиции под натиском НАТО. А значит, надо применить еще больше насилия.
На другой встрече, состоявшейся неделю спустя, Черномырдин сообщил о «неуклонном прогрессе», — заголовок констатировал «Намеки на прогресс». Таким намеком и послужило повторное изложение сербами резолюции Национальной Ассамблеи, принятой 23 марта, теперь дополненное словами о «международной миссии ООН, невооруженной и гражданской»15.
В тот же день в «Таймс» было опубликовано интервью ЮПИ с Милошевичем, в котором он настаивал на «политическом процессе» и говорил, что «ООН, если пожелает, может направить в Косово сколь угодно масштабную миссию», свои «миротворческие силы» с «оружием для самообороны», но только не устраивать «оккупацию» в том духе, который «диктовала администрация Клинтона» в Рамбуйе: введение в Косово военного контингента численностью 28 000 человек с тяжелым вооружением. Милошевич также планировал уменьшить численность югославских вооруженных сил до уровня, предшествовавшего бомбардировкам, т. е. до 10–11 тысяч человек, настаивал на «возврате всех беженцев, независимо от их этнической или религиозной принадлежности», «свободном доступе верховного комиссара Объединенных Наций по делам беженцев и Международного Красного Креста» и продолжении переговоров с целью обеспечить «как можно более широкую автономию Косова в рамках Сербии»16.
Цитируя последнюю фразу, «Таймс» сообщала, что Милошевич «заимствует язык соглашений, предложенных в Рамбуйе». На самом деле, и это очень важно, он повторял язык именно не удостоенной внимания прессы резолюции Национальной Ассамблеи, принятой 23 марта и призывавшей к «политическому урегулированию по многим аспектам автономии» области. Предложения Милошевича, высказанные 30 апреля, в целом не выходили за рамки резолюции от 23 марта, они только конкретизировали ее.
Следующий акт этой драмы разыгрался 6 мая, когда «большая восьмерка» (основные страны Запада и Россия) выступила с официальным заявлением, о котором тотчас раструбила пресса. В нем звучали требования «немедленного и недвусмысленного прекращения насилия и репрессий», отзыва «военных, полицейских и военизированных формирований» (не указывалось, каких конкретно), «развертывания в Косове эффективного международного присутствия гражданского корпуса и сил безопасности, согласованного и утвержденного Организацией Объединенных Наций», «политического процесса, направленного на создание промежуточного политического рамочного соглашения, обеспечивающего Косову достаточную степень самоуправления, с полным учетом содержания соглашений в Рамбуйе и принципов суверенитета и территориальной целостности Федеративной Республики Югославия, а также других стран региона» и демилитаризации OAK.
Заявление «большой восьмерки» стало первым шагом к достижению компромисса между двумя планами, лежавшими на столе переговоров 23 марта. Оно модифицировало предложение сербского парламента, внося существенное дополнение о «присутствии сил безопасности», и отвергало основные требования ультиматума о военном и политическом контроле над Косовом, сформулированного в Рамбуйе. В заявлении «восьмерки» никак не упоминалось НАТО и звучали призывы к «учреждению в Косове временной администрации, состав которой будет определен Советом Безопасности Организации Объединенных Наций…», которому ранее Вашингтон отказывал в какой-либо роли в этом процессе17.
Этот компромисс изображался как победа самих США и Великобритании и оправдание применения силы. Заголовок передовицы «Таймс» звучал так: «Россия согласна с тем, что для надзора над Косовом нужна сила». Под ним помещались две статьи. Одну открывало высказывание о том, что «администрации Клинтона… сегодня удалось заполучить Россию в союзники», а вторую — следующие слова: «Запад и Россия сегодня впервые сошлись на том, что для поддержания хотя бы возможности мира в Косове там необходимо международное военное присутствие». «После достижения согласия усиливается и давление» на Милошевича, который теперь, когда русские оказались «в одной лодке с нами», остался в одиночестве. Ветеран пера «Бостон Глоуб» Джон Йемма отметил как первостатейное достижение то, что удалось «склонить Россию на позиции НАТО» по вопросу о «международном присутствии сил безопасности», которые сменят на данном посту сербские силы, однако, «до прекращения бомбардировок» Милошевичу «придется хотя бы в принципе согласиться с планом „большой восьмерки“»18
