нему, однако не обнаруживают признаков интенсивного экономического развития, так как их «затирают», в экономическом отношении, хозяйственно однохарактерные им, но более близкие к побережью районы. К тому же все эти области лежат в пределах тропической зоны, которая в современности вообще не дала еще примеров высокой напряженности экономической жизни… Можно предвидеть, что если когда-либо произойдет экономический расцвет некоторых из перечисленных областей, то наверняка произойдет он на основе интенсивного использования тех, иногда превосходных, внутренних водных путей, которые соединяют эти области с океаном (особенно реки Южной Америки: Амазонка, частично доступная для морских судов, ее притоки, затем реки Парана в Парагвай), то есть в порядке всецелого приобщения этих областей к единому мировому, «океаническому» хозяйству.
* * *
Большее значение имеют в современности континентальные области Северной Америки: центральная Канада (район Манитобы, Саскачевана и Альберты), северная часть Соединенных Штатов, от истоков Миссури до Великих озер, и некоторые из средних штатов, образующих треугольник между юго-западной оконечностью озера Эри, городом Санта-Фэ в Новой Мексике и городом Соленого Озера.
Районы эти уже и сейчас являются частично районами мощной экономической жизни, и, насколько можно судить, им доступно и дальнейшее развитие.
Несмотря на существование внутренних водных путей, ведущих, по большей части, к «незамерзающему» океану (исключение – реки Канады), «континентальность» этих областей является сейчас и должна оказаться в будущем существенной для структуры обмена и вообще хозяйственной жизни в пределах Северной Америки. Но с еще большей определенностью это можно утверждать относительно континентальных областей Восточной Европы в Азии.
Здесь на 800 и более километров от берега моря отстоят: 1) срединные и западные части Китайской империи, 2) Кашмир, Пенджаб и примыкающие районы Индии и 3) северо-восточная Персия, весь Туркестан, все доступные экономической культуре части Сибири и Дальнего Востока, кроме Приморской области и Амурской – восточнее Благовещенска, все Приуралье и среднее Поволжье, с хорошей частью срединного чернозема (Тамбовская, Пензенская губернии!).
Нужно заметить, что из числа поименованных областей Европы и Азии значительная часть «континентальных» провинций Китая представлена пустыней Гоби и бесплодными плато Тибета; можно думать, что крайне западные части Китая («внешняя» Монголия, восточный Туркестан, Кульджа), отделенные от метрополии Гоби и Тибетом, предопределены к тому, чтобы экономически примкнуть к России; что же касается северной Индии, то она «прижата» к океану непроходимыми, пока что, хребтами Гиндукуша и Гималаев, отделяющими ее от остального круга континентальных земель…
Континентальные области собственно Китая тяготеют отчасти к водной артерии Янг-тсей-кьянга, которая приводит с собой океан в глубь Небесной Империи к Ханькоу, куда проникают морские суда…
Независимо от этого обстоятельства континентальность обширных пространств Китая не может не находить отражение в формах экономической его жизни. Но как естественно-хозяйственная данность, как некий неустранимый факт природы, она в значительной степени ослаблена, в экономическом своем значении, тем, что восточные территории Китая на огромном протяжении глядят: 1) в открытые и 2) в не знающие льда пространства Великого океана.
И наоборот, континентальность тех территорий, которые мы будем именовать областями «Российского мира», то есть собственно России, крайнего западного и северо-западного Китая, а также Персии, в огромной мере усиливается тем, что и моря, к которым, преодолевая сотни и тысячи километров континентальных пространств, могли бы тяготеть эти области, являются: 1) во всех случаях – замкнутыми, «континентальными», «средиземными» морями и 2) в большинстве случаев – морями замерзающими, иногда на 6 и более месяцев.
«Замкнутость» моря, поскольку она не переходит в «озерность» (исключающую данный водный бассейн из числа пространств океана-моря), является, казалось бы, географическим признаком, не имеющим значения для экономики, так как хотя бы море и было соединено с другими водными бассейнами мира только проливом или «горлом», оно остается открытым для мирового экономического обмена.
* * *
Этот географический признак сгущается в экономическую реальность, когда он связывается с фактом политической необеспеченности свободы торгового оборота, поскольку он определяет легкость милитарно пресечь доступ в пределы данного водного бассейна. Указанные политические и милитарные обстоятельства суть реальные факторы русской экономической действительности, поскольку речь идет о таких морях, как Белое, Черное и Балтийское или Японское на Востоке…
Даже забавно как-то констатировать, что Россия – даже в перспективе широкого великодержавного расширения – нигде, кроме побережий отдаленной Камчатки, не выходит и не имеет шансов выйти в берегам «открытого» моря, в точном географическом смысле этого слова, т. е. водного бассейна, принимающего участие в гидрографической циркуляции Мирового океана, ибо даже Северный Ледовитый океан, благодаря полосе небольших глубин (менее 600 метров), простирающейся между Гренландией-Исландией-Шотландией (так называемый порог Wyville Thomson), исключен из общей океанической циркуляции и имеет режим даже не берегового моря (вроде «Китайских» морей или Антильского), но замкнутого, «континентального». А на юге, в виде крайнего предела мыслимого русского расширения, выступают Средиземное море и Персидский залив, оба – характерно «континентальные» бассейны. «Континентальность» такого бассейна, как тот, что простирается перед берегами Мурмана, в экономическом смысле является «абстракцией». Но хотя бы и на путях такой, привнесенной из географии «абстракции» имеет некоторую пикантность установить, что, как бы ни тщилась Россия в пределах открытого ее политико-экономическому воздействию географического мира выйти к «открытому» морю, она никогда не увидит перед собой того свободного Мирового океана, который плещет у пристаней Нью-Йорка или Сан-Франциско, у берегов Ирландии или Бретани, почти всей Южной Америки, Австралии, Африки…
Но еще большее экономическое значение имеет замерзаемость огромного большинства морей, на которые «выходит» Россия-Евразия… Некоторым фанатикам океанического обмена, учитывающим хозяйственные возможности Сибири, уже снится, что «современная техника в кратчайший срок создаст… из Карского моря Средиземное, в котором будут встречаться торговые суда всех стран».
В отношении к Карскому морю только и можно делать, что ссылаться на чудеса будущей техники: ныне море это три четверти года недоступно ни для каких судов… Архангельск открыт для судоходства в течение полугода. Петербургский порт замерзает на 4–5 месяцев, и даже порты на нижнем Днепре, Азовское море, Астрахань закрыты для судоходства на один-два-три месяца…
Следует понимать, что замерзаемость моря является, в общем строе мировых хозяйственно-географических отношений, феноменом «некоторым образом… исключительным». Кроме России-Евразии, оно знакомо только северо-восточной части Швеции и Канаде. Но как бы ни была одарена северо-восточная Швеция природными ресурсами в железной руде, белом угле и лесе, она является всего лишь небольшим уголком, не имеющим шансов играть в экономической жизни мира определяющей роли. И среди великих экономических целых планеты замерзаемость моря определяется как некоторый – нельзя сказать, чтобы счастливый! – удел «Евразии» и Канады…
Как бы ни прислушивался мир к речам о «выходе к незамерзающему морю» российских энтузиастов океанической и «понтической» политики,
