последовательного подбора элементов, в такой последовательности и чистоте в действительной жизни не встречающегося или встречающегося редко… И как определяющим началом в психологии «экономического человека» является экономический принцип, таким же началом в сознании хозяина выступает хозяйское ценение.
«Экономический человек» и «хозяин» одинаково могут быть трактуемы и с точки зрения сущего, как «типы» действительно существующих явлений, и с точки зрения должного… При трактовке с этой второй точки зрения «идеальный» экономический человек, в его методах ценения и действия, составит предмет прикладного учения о хозяйстве как приобретательском единстве; «идеальный» же хозяин явится носителем той применительней к экономическому миру системы должного, о которой мы упоминали в предыдущем…
Иными словами, «экономический человек» и «хозяин» суть одновременно и «тип», и «норма». В области явлений, доступных человеческому воздействию, каждый «тип» поддается возведению в «норму»; и это также вне сферы собственно человечески-социальных отношений. Так, например, «тип» лесного сообщества в его естественном состоянии, установленный теоретическим «лесоведением», в прикладном «лесоводстве» возводим в «норму» лесовозобновления. (О «лесоведении» и «лесоводстве» подробней см. ниже.)
Конечно, обоснование «нормы» в каждом из рассматриваемых случаев будет свое особое: в одном – преимущественно техническое, в другом – этически-онтологическое. Независимо от этих обоснований, схема соотношения «типа» и «нормы» остается одной и той же.
* * *
Б. Система хозяйнодержавия в качестве основы своей, в том числе общественной (державной) «соборной» основы, полагает лично-творческое начало в хозяйстве (в указанном выше понимании). В этом отношении система хозяйнодержавия отвечает, между прочим, голосу мудрости народной. Слово «хозяин» выношено именно народным языком; именно народное сознание, обращаясь к хозяину-личности, на роли хозяина ставит главное ударение; не к кому иному, как к хозяину-личности, относит положительное содержание слова «хозяин». Не нужно преувеличивать жизненного значения этих содержаний. Как известно, в русской народной стихии они не вылились ни в твердые правовые формы, ни даже в устойчивое мировоззрение…
Русская народная стихия, как мы знаем, не оказала достаточного сопротивления анархии и разрушению. Однако же сами по себе положительные содержания эти оказались имеющими значительный заряд и как бы силу сопротивления. Определенным социально-политическим направлениям удалось, например, слово «буржуй» сделать словом ругательным; с точки зрения этих направлений, казалось бы, представляет величайшую важность сделать таким же ругательством слово «хозяин».
Прежде всего, по соображениям онтологическим – в силу отталкивания от теоретического утверждения, в какой бы то ни было области, лично-творческого начала; ведь в слове «хозяин», как в сжатой до крайних пределов, но тем более выразительной формуле, заключается в данном случае утверждение именно этого начала для области хозяйственно-экономической. И пока слово это сохраняет положительные свои содержания, понимание и ценение личного начала в хозяйстве, хотя бы инстинктивно-интуитивное, неискоренимо из народного сознания; а без такого искоренения представляется проблематичной устойчивость многих и многих из ныне проведенных в России социально-политических экспериментов.
Может ли считаться обеспеченной проведенная деградация «сельского хозяина» в «землепользователя» и хозяина-промышленника в «хозяйственника», когда жива стихия, утверждающая, что без хозяина – бесхозяйствие, и пока не исключена возможность, что рано или поздно стихия эта возьмет свое?..
Также и собственно социально-политические соображения побуждают, казалось бы, к борствованию против этого слова. Ибо во многих случаях хозяин есть собственник и предприниматель, часто крестьянин – собственник и мелкий предприниматель, и даже именно собственник и предприниматель есть хозяин по преимуществу, ибо в случаях собственности и предпринимательства особенно широка сфера действия «хозяйской воли» и особенно много положительных побудительных импульсов для бдительности «хозяйского глаза». Как, представлялось бы, не ополчиться против подобного слова? И, конечно, против него ополчались. Но заряд положительных содержаний, вложенных в народном сознании в слово «хозяин», оказывался до сих пор сильнее направленных к опорочиванию усилий. И сами социальные экспериментаторы склоняются ныне к тому, чтобы делать ставку на «рачительного хозяина» – правда, на «хозяина», чья хозяйская воля подвергнута специфическим ограничениям и в ком «подморожены» импульсы к бдительности хозяйского глаза.
Но слово живет, и в том слове – стихия. Совершенно независимо от только что указанных обстоятельств чисто отвлеченные (научно-философские) соображения заставляют искать понятие, которое в соразмерных формах выразило бы собой идею личного начала в хозяйстве, указало бы на осуществителя хозяйственного лада… И такое понятие обретается в идее «хозяина». В утверждении последней искания отвлеченной мысли встречаются с итогами векового народного наблюдения. Такая встреча – одна из тех, кои способны гарантировать жизненную влиятельность идеи… Таково значение слова «хозяин».
И одна из необходимостей русского будущего в том, чтобы мысль интеллектуальных верхов народа, пользуясь приемами научно-философского строительства понятий, выковала из этого народного слова самостоятельную и центральную категорию для обозначения личного начала в хозяйстве и бросила ее в народ, и чтобы ответила стихия, и народ в категории этой осознал то, что инстинктивно вкладывал в свое исконное словоупотребление.
