Его цепной пес стал яростно грызть Москву. Уже в январе 1986-го (через месяц!) он уволил из МГК всех членов бюро и почти половину аппарата. К лету заменил две трети первых секретарей райкомов и почти весь Мосгорисполком, выгнал прежнее руководство милиции и большую часть московского управления КГБ. Больше восьмисот всевозможных начальников посадил. В итоге к середине 1987-го в Москве стояли закрытыми двести магазинов: люди боялись занимать должности директоров и главных кассиров[210].
Как Мамай прошел…
Ельцин оказался отменным разрушителем, экзамен сдал. Теперь его можно было использовать в более важной роли.
Дело вот в чем. К 1987 году народ начал понимать суть Горбачева. Нет, развала страны мы даже в страшном сне не ждали – но видели, что к какой-то очень неприятной пропасти нас тащат. И тащит лично генсек.
За бугром его облизывали (что понятно), у нас же разлюбили почти все. Того и гляди, отвернемся от самой идеи перестройки, захотим прежней стабильности… Нельзя позволять народу сорваться с крючка!
Значит, нужен второй лидер. Противоположный Горби, его враг – который, однако, потащит страну к той же пропасти. С реальным врагом дело иметь опасно: он непредсказуем. Значит, враг нужен карманный, картонный, понарошку, из своей колоды…
Из Ельцина начали лепить «оппозиционера».
Русский народ талантлив, трудолюбив, добр – но бесхитростен. Не любим мы юлить, лицемерить, притворяться – потому не хотим верить, что к этим гнусным уловкам прибегает другой. И изворотливому дельцу обмануть нас просто.
Оппозиционер из Ельцина получался, как мотоцикл из навоза. Почти двадцать лет в партфункционерах, секретарь ЦК, сыр в масле, спецдачи, спецбольницы… Рискованно: народ может все же раскусить игру. Но уж больно ретивый пес, жаль не использовать! Решили попытаться; не получится – другого найдем.
Раскручивали «Бориса Чегевару» грамотно, с двух сторон, учтя нашу психологию.
Во-первых, он внезапно сделался рубахой-парнем. Своим в доску. Записался в районную поликлинику, как простой русский мужик – и почти никого не смутило, что простые мужики довольно редко делают это перед телекамерами. Раз или два проехался в городском транспорте, причем охрана прятала наганы под бытовым шмотьем и была почти незаметна. Захаживал в магазины и на рынки.
– Ой, Борис Николаич! Боже мой!
– Да, это я, понимаешь. Ну, как тут у вас, э-э-э… с ценами для народа?
Опять же, пьянки. Антиалкогольная афера успела вдолбить нам вранье, якобы «русский – значит пьяный»; многие поверили. И алкаш Ельцин казался еще роднее.
Но это лишь одна сторона пиара.
Одновременно с этим хозяин Москвы страстно ругал власть – будто сам не был ее частью. Привилегии клеймил. Впервые он это сделал на пленуме ЦК 21 октября 1987 года.
Тут вот что любопытно. Его слова толком неизвестны: речь существует в нескольких редакциях. Видимо, кукловоды еще не утвердили окончательно имидж нового статиста и колебались… Материалы пленума тогда не опубликовали, их зачитывали на закрытых партсобраниях. Узнаете приемчик? Точно так же Хрущев вбросил «разоблачение культа» после ХХ съезда. Секретное расползается быстрее всего.
Заодно эти материалы появились в самиздате – причем фразочки Ельцина там звучали гораздо острее, чем на самом деле. А значит, либеральные диссиденты (отцы самиздата) действовали сообща с генсеком; впрочем, это и так давно понятно.
Как бы то ни было, но все-таки Борис критиковал методы ведения перестройки и даже покусился на святое: обвинил Горби в раздувании культа своей личности!! Многие члены ЦК тут же потребовали лишить свердловчанина всех постов и выкинуть на свалку (не знаю уж: раскусили его игру – или просто выслуживались?). Так что был шанс от Ельцина избавиться.
И кто его спас?
Совершенно верно: генсек. Он спустил все на тормозах.
Однако 11 ноября на пленуме МГК Ельцина таки сняли с должности главы Москвы. А зачем он там был нужен? Мавр сделал свое дело, «чистку» провел. Теперь ему лепили ореол мученика. Впрочем, секретарем ЦК и кандидатом в члены политбюро (со всеми привилегиями, конечно) его оставили.
Интересно, что Ельцин еще не понимал, как именно им играют. Испугался он всерьез. И на том заседании униженно просил прощения: «Я нанес ущерб Московской партийной организации, я нанес ей рану, которую надо залечить как можно быстрее. Я успел полюбить Москву и старался все сделать на пользу Москве и москвичам. Я виновен лично перед Михаилом Сергеевичем Горбачевым, авторитет которого так высок и в нашей организации, и во всем мире»[211].
Зря на пузе елозил. Никто не собирался этого статиста наказывать: его ведь так удачно вбросили!
Пиар продолжался.
Тогда раскручивали некое общество «Память», вроде как патриотическое. Крику о нем в прессе было много, в основном клеймили за «шовинизм» и «черносотенство». Именовавшие себя демократами демонстративно боялись его, визжали об угрозе «русского фашизма» – отчего народ невольно начал этому обществу симпатизировать. Хоть кто-то за нас вступился!
Так вот, Ельцин однажды встретился с руководством «Памяти». Зачем? Как же – теперь он прослыл «русским патриотом»!
Однако есть нюансик: это общество тогда насчитывало около 400 человек на всю страну – и не могло представлять ни опасности, ни какого бы то ни было значения. Обоснованной мне кажется версия, что Горби создал его специально: чтоб было о чем визжать и чтоб занять «патриотическую нишу», а настоящие патриоты остались не у дел. Эту версию косвенно доказывает вот что: после развала СССР «Память» куда-то испарилась – а ведь именно тогда начался геноцид русских, и патриотические силы стали особенно нужны!
Забавно, что в разгар перестройки появилась и вторая «Память», только с названием, переведенным на импортный язык: «Мемориал». Этой второй рулили неприкрытые либералы-диссиденты, в том числе Сахаров. Занимался «Мемориал» в основном тем, что огульно, не глядя, объявлял невиновными поголовно всех, кто сидел при Сталине, – чем «доказывал преступность советского строя». А финансировали его в основном Фонд Сороса и американское агентство USAID[212] (то самое, сотрудники которого в девяностых писали Конституцию и прочие законы РФ – короче, напрямую управляли ельцинской Россией). Вроде бы две диаметрально противоположные «Памяти»: либерально-русофобская – и патриотическая. Но суть одна: они с двух сторон рушили Советский Союз.
Пиар Ельцина велся еще и так. На него якобы покушались злые вороги: сбросили под мост с мешком на голове; чудом спасся. От русской тоски он якобы покончил с собой, ударив в грудь тупыми ножницами. Потерял две капли крови, выжил чудом… Сердобольный наш народ, душевный, любит страдальцев – манипуляторы это учли.
Впрочем, уже 14 января 1988-го (через два месяца после жуткой опалы) специально для Ельцина Горби выдумал новую должность: «первый заместитель председателя Госстроя, в ранге министра». Сами понимаете: если б действительно хотел избавиться от «смелого критика», то просто уволил бы его – или отправил послом в далекую страну. Нет! «Оппозиционер» нужен был тут, под боком.
И его продолжали раскручивать, как эстрадную певичку. Уже в июле на XIX партконференции свердловчанин опять клеймил – а телевидение транслировало его чегеварево на всю страну. И дважды повторило.
Тут началась шумиха с выборами в Верховный Совет СССР – номинально высший орган власти. Раньше он был чисто декоративным, ничего не решал, лишь подмахивал решения политбюро; и депутатство в нем означало лишь некоторые привилегии, но никак не власть. Кстати, Ельцин давным-давно уже был депутатом и даже членом президиума: это бесплатно прилагалось к обкомовской должности.
Теперь закричали, что выборы впервые пройдут реально, честно, демократически, а Совет вернет себе руководящее значение. Пост депутата внезапно стал чертовски престижным, выборы сделались самой модной новостью.
Мало кто догадывался, что из чисто декоративного этот орган станет грязно-декоративным. Только и всего…
Пиар помог: в марте 1989-го 91 процент избирателей выкликнул Ельцина депутатом. Так он стал коллегой наших свидетелей Сахарова, Роя Медведева, Бориса Олейника… Они красочно показали нам, в какой дом-2 выродилось телешоу «Съезд Верховного Совета». Болтовня, скандалы – а толку ноль. Торжество демократии.
Налюбовавшись междусобойчком, народ выдумал анекдот. На трибуну съезда поднимается мужик:
– Можно я вас перебью?
– Только, пожалуйста, соблюдайте регламент!
– Ничего, я быстро. У меня «калашников»…
Звучала в этом некая затаенная мечта…
