– Можно я вас перебью?
– Только, пожалуйста, соблюдайте регламент!
– Ничего, я быстро. У меня «калашников»…
Звучала в этом некая затаенная мечта…
Часть депутатов тут же отделилась в оппозицию, которая назвала себя Межрегиональной депутатской группой (МДГ). Правильно, давно пора было объявиться противникам обвального курса Горбачева, спасителям страны!
Но нет… Эта «оппозиция» критиковала генсека не за разрушительную перестройку, а за то, что она происходит слишком медленно. Быстрей круши, с хрустом, с чавканьем! Бороться же за сохранение Державы стало немодно, «замшелым консерваторам» голоса не давали.
В МДГ громче всех шумели Б. Ельцин, А. Сахаров, А. Собчак, Г. Попов, Г. Бурбулис, Т. Гдлян, Ю. Карякин, М. Полторанин, Ю. Черниченко… Их гордыня была беспредельной, все они жаждали урвать личную власть – хоть никто из них (кроме Ельцина) не управлял ничем крупнее кафедры в институте. С чего они взяли, что способны руководить?!
На съезде прошли выборы № 2: народные депутаты из своего числа выдвигали супердепутатов – членов Верховного Совета. И тут нарисовалась проблемка… То ли избранники были все же умнее «электоральной массы», и пиар на них не подействовал, то ли случилась некая подковерная возня – но Ельцин в супермены не попал!
Горбачеву он там был нужен. И произошел такой финт: некий омский депутат А. Казанник (прошедший в «супер») вдруг уступил строителю свой мандат. Это нарушало закон, но прокатило.
Казанник поступил, конечно, абсолютно бескорыстно. И абсолютно случайно Ельцин в 1993 году сделал его Генеральным прокурором РФ… Между этими событиями нет никакой связи, клянусь пятном Горби!
Вы спросите:
– Да зачем свердловчанина укореняли в Верховном Совете? Какой смысл??
– Смысл тот, что партию генсек готовил к сносу. И нужным ему партфункционерам обеспечивал иной вариант карьеры.
Кстати, лично себя он подстраховал, скользнув на пост президента СССР.
10 июля 1989-го забастовали триста шахтеров Междуреченска. И как-то так вышло, что 12-го стоял уже весь Кузбасс, стачка расползалась, и 21-го замерла вся угольная промышленность СССР. Затем власть выполнила большую часть условий, и через несколько дней шахтеры уже повсеместно трудились.
Это тоже отлично вписалось в «перестройку», то есть во всеобщий развал. Ведь казна от забастовки потеряла несколько миллиардов, а там и так было негусто – после антиалкогольной аферы и Чернобыля. Подрыву экономики шахтерский загул очень помог. И помог развихлять общество. Так что, уж понятно, стихийным он не был.
Кто его организовал?
Бывают лесные ручейки, в которых плывут разные веточки, листья, хвоя. Плывут себе и плывут, чинно, спокойно… Но если две-три палочки зацепятся и встанут, поверх них непременно взгромоздится затор. Поверхность ручья перекроет баррикада, и будет на ней скапливаться всякая муть, которую в спокойном ручье даже не разглядишь.
Так и в обществе. Проблемы есть всегда и везде, но в ровном течении жизни они почти незаметны. Однако если кто-то поднимет бузу, устроит затор из трех веточек – из него может вырасти «волна народного гнева». На ровном месте.
Спросите:
– Кто подначивал шахтеров бунтовать? Агенты Запада или Горбачева?
– А что, они чем-то различались? Горби и был агентом Запада…
В любом случае провокаторам не требовалось организовывать стачку по всей стране: хватало первого толчка, остановки нескольких шахт Кузбасса. Развращенная, расшатанная Горбачевым масса радостно влилась в этот мутный затор.
Нет, требования шахтеров были справедливы: выдавать в срок спецодежду, обеспечить шахты питьевой водой, решить вопросы трудоустройства женщин и подростков, увеличить пособия семьям погибших горняков, увеличить пенсии, подземным рабочим за опасные условия доплачивать 10 процентов…
Но затесались и такие: «предоставить полную экономическую и юридическую самостоятельность шахтам», «отменить шестую статью Конституции» (о руководящей роли КПСС).
То есть – ввести частную собственность на средства производства и изменить (читай – разрушить) систему управления страной. Идейки чисто горбачевские. Интересно: как шахтерам сумели втемяшить убеждение, что частный шахтовладелец будет заботиться о них лучше, чем социалистическое государство? Они что, вообще книжек не читали???
Притихло. Но дальше стачки продолжились, и не только шахтерские. Кукловоды не собирались отключать этот чудный инструмент уничтожения страны.
В сентябре 90-го углекопы налетели в Москву и размайданились возле гостиницы «Россия». Воткнули палатки и занялись демократией. Их пускали во все властные кабинеты, сочувственно кивали, табор взахлеб снимала мировая пресса[213] – но толку от всего этого было ноль. Развал страны близился к итогу, голодала уже и сама Москва, так что помочь горнякам никто не мог, даже если б хотел.
И в огромной степени этого добились сами шахтеры – своими предыдущими стачками…
Из книги Н. Рыжкова
Оперативный документ № 17
Забастовка из Кузбасса перекинулась в Донбасс, в Караганду, в Печорский угольный бассейн. Бастовала практически вся отрасль, и десять дней и ночей шахтерские беды будоражили страну. Да и убытки были огромны. К забастовщикам на переговоры немедленно выехали мои заместители. В самый горячий момент министр угольной промышленности Щадов безвылазно сидел в Кузбассе и Донбассе, вел бесконечные дебаты с горняками, московским начальством и настырными до одури журналистами.
Сам я впервые в истории наших ЧП никуда из Москвы не уехал. Просто не потребовалось. Совет Министров превратился в некий филиал межрегионального забастовочного комитета: такого официально не возникло, может быть, потому, что он стихийно существовал в Москве. Каждый день я встречался с представителями шахтерских движений, спорил с ними до хрипоты. Они, предусмотрительные, все наши совместные решения фиксировали, требовали моей визы на протоколе, все наши беседы на диктофоне писали, потом прокручивали запись через репродукторы: мол, не зря съездили. Коридоры Кремля и приемная Предсовмина превратились в шахтерскую «нарядную».
Иногда, даже поздней ночью, я говорил по телефону с Горбачевым по тому или иному вопросу, который выходил за пределы моей компетенции и должен был решаться в Верховном Совете СССР. Он неизменно отвечал: «Действуй, как считаешь нужным. Я со всем согласен». Он всегда хотел остаться в стороне. Кстати, и шахтеры не очень-то требовали его подписи[214].
* * *
Но вот что интересно: кроме всего прочего, шахтеры поддерживали Ельцина против Горбачева! Кто-то надоумил их вставить и такой пункт.
После горняцких выходок замайданило всю страну. Трепотливые сборища вошли в моду, это считалось «демократией» и «борьбой за свободу». Работать разучились почти все – что добавочно подорвало экономику.
Многие уверовали в реальность «вражды» и митинговали с лозунгами: «Ельцин – да! Горбачев – нет!», «Горбачев – кровавый палач!», «КПСС насилует народ», «Кровавая КПСС и твои ублюдки – руки прочь от нашего Ельцина!», «Красное дерьмо, руки прочь от Ельцина!», «КПСС – партия-людоед», «Господин Горбачев, уходите подобру-поздорову», «Борис, наплюй на крик и визг».
Благими намерениями выстлана дорога в ад…
Вашингтон, округ Колумбия (как пишут в кинобоевиках).
12 сентября 1989 года к Белому дому подкатил лимузин. Из него вылез седой здоровяк – русский конгрессмен мистер Yeltsin. Директор отдела по делам СССР Кондолиза Райс встретила его у бокового входа, и визитер буркнул недовольно:
– Гости президента входят не здесь!
– Простите, но у вас встреча с генералом Скоукрофтом[215], – возразила Кондолиза по-русски. – Президент вас не примет.
Ельцин набычился и сложил руки на груди:
– С места не тронусь, пока не узнаю, что встречусь с президентом, понимаешь!
Сцена получилась патриархальная, историческая: дом с колоннами, черная служанка упрашивает войти, белый господин изображает памятник Крузенштерну… У Кондолизы неприятно шевелилась родовая память… Наконец она не выдержала:
– Генерал Скоукрофт – человек очень занятой. Если мы к нему не идем, я должна отменить встречу, а вам следует удалиться.
– Ладно, пошли, – сразу уступил визитер. Они проследовали в кабинет с окнами до пола. И вот надо ж было такому случиться: почти тотчас туда абсолютно случайно вошел президент Буш! Ну так, мимо проходил – дай, думаю, загляну…
– Wow! Mr. Boris! How are you?
Беседа длилась минут двадцать и показала Ельцину: не дрейфь, парень, карьера тебе обеспечена! Президент тоже сделал для себя некие выводы и ушел, а Скоукрофт задал свердловцу довольно глупый вопрос:
