Туман окончательно рассеялся. Абдуллаева поняла, что это уже не шантаж, а крупная игра, затеянная Гдляном и Ивановым, и не только ими. Путем преступного использования своих полномочий ими была создана цепочка взаимоклеветы, взаимооговоров, захватившая буквально всех, начиная от председателя колхозов, известных в республике и стране людей, депутатов Верховного Совета, Героев Социалистического труда и кончая работниками ЦК КПСС. Они же предлагали Абдуллаевой в качестве взяточников указать секретарей ЦК КПСС А. Яковлева и Разумовского! Этих людей спасло только то, что та никогда не бывала у них в кабинетах, ибо посещение Абдуллаевой кабинетов для Гдляна и Иванова автоматически означало, что находящимся в них работникам давались взятки. Вот так были оклеветаны работники ЦК КПСС Могильниченко, Бессарабов, Пономарев. Так, Гдлян именем Горбачева и некоторых секретарей ЦК КПСС начал сажать узбеков, а потом с помощью узбеков обвинял москвичей. По этой схеме требовали показаний на министра культуры Захарова, других руководителей союзных министерств и ведомств. Такая цепочка взаимоклеветы должна была охватить многих работников аппарата ЦК КПСС, Совмина СССР, чтобы показать, что в Союзе все руководители — взяточники, все кроме Гдляна и Иванова. Причем во всеуслышание заявляли, что они входи в кабинет Горбачева и ставят на его стол узбекские миллионы. Абдуллаева не сидела в 37–38 годах в тюрьме. В 37 году погиб ее отец, он был чекистом. И вот через 50 лет арестовывают ее. Она скажет: «Теперь я поняла, почему те люди, которые делали революцию, вынесли царскую каторгу, царские тюрьмы, почему они при советских следователях были вынуждены оговорить себя и других, почему они не вынесли жестокости советской тюрьмы. Я поняла, что дело не в физических истязаниях, а в тех, которые еще более тяжело переносить — в нравственных пытках. Я никогда раньше не плакала, никто не видел моих слез, считали железной женщиной и вот теперь плачу. Мы должны были признаваться в несодеянном, или же этот меч должен был обрушиться на головы наших родных и близких. Я надеялась на суд. Если бы меня пригласил к себе Генеральный прокурор СССР, я бы ему ни одного слова не сказала. Я уже никому не верю.»
Да, Абдуллаеву вынудили принять условия Гдляна и Иванова. Но они рано торжествовали свою победу. Она оказалась пирровой. Абдуллаева переиграла их. Она видела перед собой двух азартных авантюристов, весьма падких на сенсацию, на первую наживку, которую бросают перед ними. Она поняла систему их доказывания, которая строилась только на показаниях, показаниях противоречивых, не подкрепленных другими объективными доказательствами. Абдуллаева видела, что Гдляну и Иванову нужны в первую очередь показания с упоминаниями больших людей и больших денег переданных нм. Этим они уже упивались, на этом кончался сбор «доказательств».
Рано Хабибовна «перестала» сопротивляться. Она пошла на оговор и себя и других. Однако называла такие обстоятельств а получения и передачи денег, что их абсурдность при более детальном исследовании становилась очевидной. Она называла время и место, в которых объективно не мог быть или взяткодатель, или взяткополучатель. Абдуллаева, например, заявила о получении от Камалова Каллибека в качестве взятки «бриллиантового гарнитура», состоявшего из кольца и сережек. Для правдоподобности своего оговора пояснила, что эти ценности хранятся у нее дома и возможно они изъяты при обыске. Ей предъявляли все, что у нее изъяли из квартиры, и она указала на кольцо и серьги, якобы составлявшие единый гарнитур и, якобы, переданные ей Камаловым К. Следователи ликовали от удачи. С Камаловым долго возиться не пришлось. Он давно сидел под стражей, был сломлен и из него «лепили» все, что хотели. Естественно, он «чистосердечно» рассказал о передаче Абдуллаевой Р. взятки в виде гарнитура из кольца и серег. 18 марта 1988 года Камалову К. предъявили на опознание кольца и серьги, названные Абдуллаевой предметом взятки. Предъявили среди других, аналогичных изделий. Снова удача. Камалов показал, как и Абдуллаева, на одни и те же кольцо и сережки. При опознании в присутствии понятых заявил: «…он слышал о том, что Абдуллаеву P. X. планируется избрать секретарем ЦК по идеологии и пропаганде и решил дать ей взятку в виде указанного гарнитура, чтобы на своей новой должности Абдуллаева уделяла больше внимание подъему культуры, здравоохранению Каракалпакии, оказывала помощь республике в решении вопросов соцкультбыта. С этой целью он взял дома этот гарнитур, который стоил, согласно ценнику 3,5 тыс. рублей, ценник оторвал, как этого требует обычай и указанный гарнитур привез с собой в г. Ташкент в ноябре 1983 года, в этот период было бюро ЦК КП Узбекистана. И после бюро я специально поехал в Совет Министров Уз ССР, пришел в кабинет Абдуллаевой P. X., она была одна, и там лично в руки вручил ей этот гарнитур.»
Кажется, события могли так развиваться. Круг из доказательств вокруг Абдуллаевой Р. сомкнулся. Он действительно замкнулся бы, если ее дело из гдляновских рук не попало бы потом другим следователям. У них и возникло сомнение: «А надо ли Камалову, свату всемогущего Рашидова Ш., тот еще был жив, передавать взятку какой-то Абдуллаевой Р. из Совета Министров. Для Камалова и так все двери открывались настежь. Это, как говорится, информация к размышлению. Главное заключалось в другом.
Новые следователи, ранее не входившие в группу Гдляна, обратили внимание на заключение геммологической экспертизы ценностей, изъятых у Абдуллаевой. На исследование экспертов представлялось 4 изделия из благородных металлов, в том числе кольцо, сережки, переданные ей, якобы, Камаловым в виде взятки.
Заключение экспертизы поступило 1 сентября 1988 года. В нем категорично указывалось, что опознанное Камаловым кольцо изготовлено в 1970 году, а серьги — в 1983 году, и составлять единый гарнитур они не могли. Кроме того их стоимость в 1983 году была 2 тыс. 250 рублей, а не 3,5 тыс., как заявлял «взяткодатель».
Назревал большой скандал, налицо явная фальсификация и подтасовка доказательств. Следователи, еще не веря в этой, снова допросили Камалова, и тот откровенно признался, что никакой взятки Абдуллаевой он не передавал, оговорил ее под влиянием угроз и давления следователей. Следователь Ревеко, он входил в группу Гдляна, перед опознанием сказал ему, что кольцо и серьги, которые он якобы давал, как взятку Абдуллаевой, будут предъявлены на опознание среди других изделий под номером 3, и он, Камалов, должен опознать их как предмет взятки. Что он и сделал, пойдя на оговор Абдуллаевой. Вряд ли что можно дополнить или отнять от сказанного.
Дополнить разве что словами о несостоятельности гдляновских обвинений в адрес прокуратуры СССР о развале его дел. Разваливали не дела, а гдляновскую фальсификацию и обман, лживые обвинения, наподобие тех, что приведены сейчас в качестве примера.
Среди тех, кто оговорил Абдуллаеву был и Каньязов, бывший первый секретарь Тахтакульского райкома партии. Правда он сам оказался жертвой оговора, из-за чего необоснованно длительное время содержался под стражей. Через три с лишним года с момента ареста суд восстановит истину, оправдает его. Но на следствии у Гдляна он тоже будет сломлен, пойдет на сделку с совестью и станет лгать на других. Не сразу поверит новой следственной группе, не сразу откажется от лжи. Поэтому пришлось приложить не мало усилий, чтобы установить правду.
Выяснили, например, кто сидел вместе с Каньязовым в камере и допросили их. Осужденный Жуперин рассказал, что он содержался с ним длительное время. У Каньязова был налажен хороший контакт с Гдляном, и тот выполнял все просьбы следователя. Гдлян ему обещал за это свободу или самый минимальный срок. Он говорил: «Султан Курбаниязович! На большой суд пойдете в галстуке. Я не мужчина, если этого не будет!» Вот и пишет этот Султан на всех подряд, в том числе и на Абдуллаеву написал, хотя мне он говорил, что Абдуллаевой денег он не давал, а написал о передаче ей взятки по просьбе Гдляна».
С клятвенными словами, которые кстати частенько быстро забывались, кавказским «мужчиной» мы не раз встречались. Сами же показания Жуперина подтверждали версию о невинности Абдуллаевой.
Новая следственная группа, принявшая дело Абдуллаевой к своему производству после отстранения Гдляна от следствия, шаг за шагом перепроверяла и тщательно анализировала собранные материалы, нестыковки, явные противоречия выявлялись по каждому эпизоду, ранее предъявленного Абдуллаевой обвинения, которое трещало по швам, ибо шито оно белыми нитками. Абдуллаева, как и другие арестованные лица, поверили в объективность новых следователей. Постепенно с опаской, до такой степени были запуганы, стали говорить правду, раскрывать весь этот зловещий механизм оговора.
К концу 1989 года следствие по делу Абдуллаевой подошло к завершению, оставалось принять решение. Но какое?
