Например, Чэнь Айлянь, одна из свежеиспеченных китайских миллионерш, член партии и делегат партсъезда, очень живо начала со мной беседу, с огромным удовольствием рассказывала о своем бизнесе. Ее предпринимательская биография кажется одновременно безумной и сказочной, причем подобные истории можно услышать в самых разных уголках Китая. Чэнь поведала мне, что занялась автомобилестроением в начале 90-х, потому как «обожала машины». Объем сбыта комплектующих перевалил за многие миллионы долларов, и в итоге ее частная компания превратилась в крупнейшего в Азии производителя колес из алюминиевых сплавов. В личном автопарке Чэнь есть «Роллс-ройс» (для особых случаев), «Мерседес» (для повседневного использования) и внедорожник «Исудзу» (для загородных поездок). Но стоило нашей беседе свернуть к теме партии, как бизнес-леди превратилась в некое подобие автомата. Даже на невинные вопросы она отвечала благоговейным, «молитвенным» тоном. Сами же ответы стали более сухими, сдержанными, словно заученными с чужих слов. Официальные лозунги, да и только.
На вершине системы восседает товарищ Ху. Будучи Генеральным секретарем Коммунистической партии — титул, превосходящий две другие его должности (Председатель КНР и Главком Вооруженных сил), — он держит в руках колоссальную власть, определяющую параметры государственной политики. Загадочная фигура даже для политических инсайдеров, Ху в течение первого срока правления, начавшегося в 2002 г., предпринял попытку подать себя в образе своего рода благожелательного императора, чьи вмешательства во внутреннюю и внешнюю политику являются мудрыми, широкомасштабными и при этом весьма нечастыми. Некогда его имя ассоциировалось с лагерем реформаторов, однако по мере продвижения к должности «престолонаследника» прежнюю ясность личных взглядов Ху накрыло туманное облако.
Для человека в его положении инструментарий закрепления нужного имиджа всегда под рукой. Старенькая тетя, воспитывавшая Ху с пятилетнего возраста — для горстки западных репортеров уникальный источник неотфильтрованной информации, — была ограждена местными властями от общения с прессой сразу после назначения Ху на пост генсека. Мало того, ответственные работники прошлись по ее дому, убрали детские и юношеские фотографии племянника — не ровен час, попадут в руки журналистов и прочего сброда и вольются в альтернативную, а не надиктованную партией, биографию. Снимки юного Ху, размещенные в Интернете в 2009 г., то есть через семь лет после его назначения, были безобидными и милыми (старшеклассник со свежим цветом лица на школьной экскурсии), однако местные бюрократы в период его восхождения не хотели принимать на себя ответственность за их публикацию.
Ху следил за тем, чтобы его имидж не обрастал подробностями, и за весь первый период своего правления ни разу не дал интервью ни местному, ни зарубежному изданию. В преддверии пекинской Олимпиады в августе 2008 г. Ху все же выступил на коротенькой пресс-конференции перед двадцатью пятью иностранными журналистами, но отвечал лишь на заранее объявленные и тщательно профильтрованные вопросы. Высказывания Ху, регулярно публикуемые на страницах «Жэньминь жибао», не дают почвы для суждений о его личных взглядах. Один китайский политобозреватель уподобил политические заявления Ху утиной походке: одна лапка смотрит вправо, другая влево, и в целом поддерживается неуклюжий баланс, выглядящий надежным лишь со стороны.
Жесткий контроль собственного имиджа мог бы показаться консервативной уступкой былым временам, когда существовал более авторитарный коммунизм. Однако в сравнении со своими предшественниками Ху был совершенно невыразительной фигурой, намеренно лишенной плоти и крови. А вот Дэн Сяопин, напротив, обладал ярким революционным реноме, испещренным боевыми шрамами многолетней борьбы с безумными политкампаниями Мао Цзэдуна. Дэн с гордостью выставлял свое сычуаньское происхождение «от сохи» и отличился, в частности, тем, что громко отхаркивался в плевательницу по ходу назидательной отчитки Маргарет Тэтчер насчет Гонконга («железная» леди посетила Пекин в начале восьмидесятых). Цзян Цзэминь, непосредственный предшественник Ху, обожал петь на публике и на английском языке цитировал пассажи из Геттисбергского послания[1] и других западных канонов. Мао навлек на китайский народ множество бедствий, но сам он был харизматичной личностью, а его прославленные афоризмы до сих пор образуют литературный, политический и деловой стиль Китая.
Ху не продемонстрировал ни бесхитростную напористость Дэна, ни шутовскую общительность Цзяна, ни доморощенную, жутковатую властность Мао. У него нет акцента, который бы выдал его происхождение; в повседневный язык не вошло ни единого его высказывания. Один британский дипломат, который организовывал участие Ху во встрече «Большой восьмерки» в шотландском Глениглсе (2005 г.), где предполагалась неформальное, спонтанное общение мировых лидеров, вспоминает, что ответил его китайский коллега: «Председатель Ху ничего не делает спонтанно». Воплощенный идеал профессионального партийного бюрократа, Ху был осмотрительным и осторожным формирователем консенсуса: хао хайцзы («пай-мальчик»), по словам более язвительных китайских критиков. Однако его скромная манера держаться отнюдь не являлась старомодной; напротив, она идеально подходила для своего времени. Сегодняшние сложности, стоящие перед Китаем, означают, что ни партия, ни окружение Ху, ни даже китайский народ более не в состоянии терпеть «сильную руку» типа Мао или Дэна. В дни Мао и Дэна вождь стоял над партией; Ху, напротив, несмотря на всю свою личную власть, живет в тени партии.
Скромный имидж был продиктован способом возвышения партии за счет своих вождей задолго до вступления Ху на пост генсека. В 1992 году Ху стал кандидатом на высший пост после кооптирования в состав Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК. Отсутствие достаточной поддержки среди членов Политбюро тогда означало, что у Ху нет права на ошибку в ходе борьбы за должность Генерального секретаря. В результате, когда он через десять лет наконец занял этот пост, у него практически не было преданных сторонников или готовой, детализированной политической программы, которую могли бы усвоить и выполнять чиновники. Лишь в ходе второго пятилетнего срока правления, да и то не сразу, Ху начал действительно возвышаться над колоссальным партийным аппаратом как в Пекине, так и на местах. Ближе к концу своего президентства большинство американских лидеров превращаются в «хромых уток», но китайская политическая система перевернута с ног на голову, поэтому Ху — как и его предшественник Цзян Цзэминь — по-настоящему консолидировал власть в своих руках лишь к моменту окончания второго срока полномочий.
Поскольку народ отсечен от формальной политики, мало кто из обычных граждан сумел бы узнать тех девятерых мужчин из внутреннего круга Политбюро, которые выстроились на подиуме при закрытии съезда. Понятное дело, Ху был известен всем и каждому — правда, только в лицо, а не как человек из плоти и крови. Глава законодательной власти У Банго, занимавший «пост № 2», был бесцветным шанхайским функционером, который добрался до политического Олимпа, не оставив сколько-нибудь заметного следа. Премьер Вэнь Цзябао, занимавший третью позицию сверху, искусно культивировал имидж человека из народа в отличие от жены и родного сына, которые заработали себе скандальную известность бизнес-сделками.
Четвертым шел Цзя Цинлинь, крупный, высокий полнокровный мужчина, на котором, казалось, по швам трещит костюм. В отличие от многих своих коллег, Цзя был хорошо известен, в основном, благодаря намекам на коррумпированность. Он возглавлял провинцию Фуцзянь в период одного из крупнейших в истории Китая скандалов со взяточничеством: так называемое дело Юаньхуа о контрабандном ввозе товаров на общую сумму 6 миллиардов долларов. Многие из причастных к делу чиновников угодили в тюрьму или даже были казнены, однако Цзя и его супругу к ответу не призвали — либо за недостатком улик, либо, что более вероятно, благодаря заступничеству политических союзников. Когда Цзя стоял на подиуме и взирал на журналистов, многие из которых ожидали, что в преддверии съезда он будет позорно смещен, его розовощекая физиономия выражала презрительную насмешку хорошо упитанного политического долгожителя-триумфатора.
Остальных членов Постоянного комитета (двоим из них, считающимся преемниками Ху, не исполнилось и шестидесяти) с трудом узнали бы даже в провинциях, которыми они некогда руководили. К моменту принятия в члены Постоянного комитета Си Цзиньпин, «номер шесть», генерал-майор Народно-освободительной армии Китая, был известен куда хуже, нежели его супруга, знаменитая певица. Кое-кто из девятерых успел проявить себя в ряде отраслей, например, в СМИ или в полицейской службе, поскольку они их возглавляли. Однако для большинства китайцев Политбюро было обрюзгшим от власти и могущества, начисто лишенным индивидуальных черт и далеким от народа органом.
