Самыми актуальными и животрепещущими выглядят рассуждения Р. Люксембург о соотношении демократии и диктатуры, насилия и свободы. Она не была противником революционного насилия вообще. Но ее серьезно беспокоило (и мы теперь ясно видим, что для того были реальные основания), как бы не угасли революционная активность и самодеятельность масс, как бы широкое применение террора против врагов революции не привело к падению морали самих революционеров, как бы диктатура пролетариата не выродилась в диктатуру вождей и даже буржуазную диктатуру. Провидчески звучат ее слова о том, что «свобода всегда есть свобода для инакомыслящих», что от этой ее сути зависит все живительное, целительное и очищающее действие демократии. Надо только иметь в виду, что «инакомыслящими» Роза называла не врагов революции, а многомиллионные народные массы, тогда политически непросвещенные и потому едва ли способные в полном объеме воспринять социалистическую программу партии большевиков.
В рукописи ошибки большевиков неоднократно объясняются труднейшими условиями. Но моральная высота и принципиальность подхода Розы проявилась в убеждении, что ошибка не перестает быть ошибкой и тогда, когда целиком вынуждена обстоятельствами. «Опасность, — считала она, — начинается тогда, когда… нужду выдают за добродетель». И если Ленин при оценке российского опыта и его общезначимости почти всегда был осторожен и самокритичен, то этого никак нельзя сказать о его преемниках, которые, чем дальше, тем самоувереннее и настойчивее толковали о «столбовой дороге» и выше небес превозносили уникальный опыт первопроходцев.
В разделе шестом «Ноябрьская революция 1918 г. в Германии» собраны некоторые материалы самого напряженного и трагического периода жизни Р. Люксембург. В круговороте революции, в нечеловеческих условиях она проявила ясность ума и твердость воли, верность принципам революции и социализма, тактическую гибкость. Почти два месяца она вела напряженнейшую работу, день за днем давая в «Rote Fahne» оценку хода германской революции, ее возможностей и задач, силы ее натиска и слабостей революционного авангарда, действий пришедших в движение трудящихся масс, поведения их вождей.
«За четыре года империалистической бойни кровь лилась ручьями, реками, — писала Роза. — Теперь нужно с благоговением хранить в хрустальных чашах каждую каплю этого драгоценного сока. Самая безоглядная революционная решительность и самая великодушная человечность — только в них истинное дыхание социализма. Мир должен быть перевернут, но каждая пролитая слеза, которую можно осушить, — это обвинение, а каждый человек, который, спеша по важному делу, просто по грубой невнимательности давит бедного червя, совершает преступление»*. Увы, слова эти не были услышаны и восприняты.
По мере развития событий становилось все очевиднее, что кардинальным является, как и в России, вопрос: власть Советов или Национальное собрание? Выдвинутый революционерами лозунг «Вся власть Советам!» хотя и не означал сразу установления действительно революционной власти, имел целью продвижение революции вперед, ее углубление. Лозунг же созыва Национального собрания использовался всеми враждебными революции силами для прикрытия их желания затормозить, остановить нарастание событий.
Еще месяца три назад Роза Люксембург, работая над «Рукописью о русской революции», размышляла о том, нельзя ли соединить Советы с Учредительным собранием. Стремительный ход событий в Германии заставил ее пересмотреть это представление. Теперь она не сомневалась: «Тот, кто ныне хватается за Национальное собрание, сознательно или бессознательно возвращает революцию на пройденную историческую стадию буржуазных революций, он скрытый агент буржуазии или несознательный идеолог мещанства… Не о том идет сейчас речь — демократия или диктатура. Поставленный историей в порядок дня вопрос гласит: буржуазная демократия или социалистическая демократия. Ибо диктатура пролетариата — это демократия в социалистическом смысле. Диктатура пролетариата — это не бомбы, путчи, беспорядки, «анархия», как сознательно фальсифицируют дело агенты капиталистической прибыли, а это — использование всех политических средств власти для осуществления социализма, для экспроприации класса капиталистов — в соответствии с желанием и волей революционного большинства пролетариата, т. е. в духе социалистической демократии. Без сознательной воли и сознательного действия большинства пролетариата социализм невозможен! Чтобы заострить это сознание, закалить эту волю, организовать это действие, нужен классовый орган: всегерманский парламент пролетариев города и деревни»*.
Едва ли не самым сложным из вопросов, которые должны были решать в огне борьбы революционеры-спартаковцы, был вопрос о создании самостоятельной пролетарской партии. Преобразовав свою группу в Союз Спартака, они сделали лишь первый шаг: Союз оставался идейно самостоятельной, но организационно не выделившейся частью Независимой социал-демократической партии Германии (НСДПГ). Все старания Розы Люксембург и ее друзей повернуть партию на революционный курс терпели неудачу.
Выступая 15 декабря 1918 г. на берлинской конференции НСДПГ с содокладом, Роза энергично опровергла тезисы Гаазе и Гильфердинга, ориентировавшие партию на отказ от взятия всей власти рабочими и солдатскими Советами. Нам не нужно, говорила она, подражать русским, «но мы должны учиться у них. Большевикам пришлось сначала накапливать опыт. Мы же можем усвоить зрелый плод этого опыта»*. Накануне газета «Rote Fahne» опубликовала написанное ею программное заявление «Чего хочет Союз Спартака?». В нем был очерчен ход германской революции и определены задачи революционеров, убежденных, что только завоеванный революционными методами социализм может принести спасение человечеству.
К концу 1918 г. стало очевидным, что дальше откладывать размежевание стало невозможно. «Буржуазия готовится к гражданской войне, она хочет ее», — предупреждала рабочих «Rote Fahne». Карл Либкнехт считал, что оставаться в НСДПГ — значит солидаризироваться с контрреволюцией, отделение же от нее диктуется верностью революции. На долю Союза Спартака, писала Роза, выпала трудная, но почетная роль — он должен сказать правду: «Революции не терпят половинчатости, компромиссов, нерешительности, трусости. Революциям нужны открытые забрала, ясные принципы, решительные сердца, цельные люди… История — единственный настоящий учитель, революция — лучшая школа пролетариата. Они позаботятся о том, чтобы «маленькая горстка» людей, подвергающаяся непрерывным нападкам и клевете, становилась шаг за шагом тем, чем она должна стать в силу своего мировоззрения: борющейся и побеждающей массой революционного социалистического пролетариата»*.
На Учредительном съезде Коммунистической партии Германии, собравшемся в Берлине, Роза Люксембург выступила 31 декабря 1918 с главным докладом «Наша программа и политическая ситуация» Она выразила радость, что революционеры «снова с Марксом», под его знаменем. Дав глубокий анализ развития событий не смягчая недостатков и слабостей движения, Роза заметила что «нет ничего более вредного для революции, чем иллюзии нет ничего более полезного для нее, чем ясная, откровенная правда».
Разработанный Розой Люксембург проект программы КПГ был принят съездом. Проникнутая духом интернационализма, эта программа ориентировала рабочий класс на проявление максимума собственной инициативы в борьбе за социализм. Не лишенная слабостей и недочетов, она была детищем своего времени, времени первой в истории попытки революционным штурмом сокрушить буржуазный строй, открыть перед человечеством перспективу общества без войн, угнетения и эксплуатации.
Вскоре правительству удалось спровоцировать берлинских рабочих на неподготовленное преждевременное выступление. Январские бои в столице не были «спартаковским восстанием», как утверждали противники.
14 января 1919 г., когда в столицу вступили главные силы вооруженных карателей во главе с социал-демократом Носке, «Rote Fahne» вышла с передовицей, принадлежавшей перу Р. Люксембург. В статье был дан глубокий анализ слабостей и просчетов германской революции. Ее участникам и героическим борцам Роза напоминала, что окончательная победа революции всегда готовится целой цепью поражений…
Как Ленин и другие революционеры той поры, она была глубоко убеждена, что в условиях революционного подъема, связанного с первой мировой войной, победа пролетарской, социалистической революции в Европе не только возможна, но и вероятна. Увы, жизнь не оправдала этих надежд. Все получилось гораздо сложнее: штурм не удался, а путь человечества к идеям социализма оказался непрямым, мучительным и трудным.
