Клокол вспоминает: «Должен заметить, что как само заявление Турапова, так и его показания носили схематичный характер, были поверхностны, неубедительны, далеки от правды. Выла заметна его растерянность, когда ставился конкретный вопрос об обстоятельствах получения взяток, он блуждал, терялся, затруднялся назвать простые вещи. Более того, после составления первых протоколов допросов он стал говорить о том, что все его показания не правдивы, что так сейчас ему нужно показывать, об этом он договорился с Ивановым, именно такие показания надо давать в данной ситуации». О поведении Турапова он доложил Иванову, сказав, что Турапов направил следователей по ложному пути. Иванов же предложил начать работу с названными Тураповым взяткодателями и не обращать внимания на его поведение.
Однако работа в Кашкадарьинской области в г. Карши только усилила у Клокола сомнения в объективности заявлений и показаний Турапова. Многие, указанные им, должностные лица привели в оправдание обстоятельства, вообще исключающие дачу ему взяток, и эти факты находили объективное подтверждение. Турапов назвал взяткодателями своих бывших подчиненных, с которыми находился в неприязненных отношениях, кого ранее исключил из партии, освобождал от должности или давал согласие на привлечение к уголовной ответственности. Клокол по телефону доложил результаты работы Иванову, сообщил, что доводы Турапова не находят подтверждения и все названное им — чистая выдумка. В ответ услышал упреки в неумении вести следствие, в «завале» участка, в необходимости исправлять положение и лучше работать.
На заявление Клокола об опасности такого пути Иванов ответил: «Мы говорим на разных языках» и бросил трубку.
«Столкновение с Гдляном и Ивановым убедили в том, — вспоминает Клокол, — что обвиняемый по просьбе следователей (работал с ним первые дни Иванов) указал в своих заявлениях работников ЦК Компартии Узбекистана, ЦК КПСС, которым, якобы, давал взятки и должен был стоять на своих показаниях в любой ситуации. Лично для меня это не явилось неожиданностью. Видимо, все-таки поняв, что ложные показания только усугубят его положение, Турапов решил нарушить договоренность с Ивановым, стал объяснять как родились его показания, какую роль сыграл в этом Иванов».
Рассказ Клокола весьма убедителен. Он, в совокупности с другими фактами, напрочь опрокидывал всю систему ивановского «доказывания». Но в ее выяснении мы пошли дальше.
В ходе расследования нарушений законности в Узбекистане нам много раз приходилось слышать от большинства лиц, арестованных гдляновской группой, что так называемые «явки с повинной», показания, связанные с оговором, они писали под диктовку Гдляна, Иванова, других следователей. Больших сомнений в искренности подобных заявлений у нас не возникало. Разные люди, в разное время, в разных местах, не имея никакой возможности для общения, писали однотипные, почти тождественные заявления. Такими же были и их показания. Из отдельных эпизодов удалось восстановить всю гдляновскую систему произвола и надругательств над личностью.
Только что были приведены показания Турапова о методах принуждения его к оговору и лжи.
Камалов К. рассказал: «Гдлян и Иванов путем запугивания, шантажа, угроз расстрелом добились от меня ложных показаний. Сам Гдлян мне продиктовал текст заявления на имя Генерального прокурора СССР, я механически записывал, мое мнение он не спрашивал».
Каримов Абдувахид пояснил: «Гдлян и Иванов требовали от меня показаний на Смирнова. Я пытался не соглашаться, но ничего не вышло. Я написал заявление о передаче Смирнову 5 тыс. рублей. Это была ложь. Иванова данная сумма не устраивала, и он тут же дописал «О», увеличив размер в 10 раз. Все обстоятельства этих ложных показаний Иванов расписал сам. Я тогда плохо владел русским языком. Поэтому он все написал за меня, я же переписывал с его текстов».
Есин В. П.: «Под диктовку Гдляна написал заявление на имя Генерального прокурора СССР, в котором указал, будто бы получил от Петросяна 7 тыс. рублей, а от Хикматова — 5 тыс. рублей. Ничего этого в действительности не было».
Норов М. С.: «Под диктовку Иванова я написал вновь заявления, датировал их 6, 7, 8, 9, 10 ноября. О том, что заявления я писал под диктовку Иванова свидетельствует стиль изложения мне не присущий… Под диктовку Гдляна я переписал заявления и датировал их одной 8, второе — 11 ноября. Заявления Гдлян диктовал в декларативной форме».
О написании показаний и заявлений под диктовку Гдляна и Иванова сообщили также Усманходжаев, Абдуллаева, Кахраманов, Бегельман и многие другие.
Если скептики сомневаются в этом, то можно сослаться на ряд следователей гдляновской группы, которые говорят о тех же «диктантах» на допросах.
Следователь Ковеленов, например, рассказал нам: «Меня, как следователя, очень удивляла работа Иванова. Он мог допускать и такое. Ходит, ходит, по кабинету, а затем садится и печатает протоколы допросов в отсутствии допрашиваемого лица, после чего вызывает это лицо и предлагает подписать такой протокол. Такое он проделывал в основном с обвиняемыми».
Ну и чтобы вовсе развеять сомнения, нами было назначено несколько служебно-автороведческих экспертиз, производство которых поручалось разным экспертным учреждениям в Советском Союзе.
На исследование экспертов представлялись как раз те заявления, «явки с повинной», протоколы допросов, о которых говорилось, что они написаны под диктовку следователей.
30 июля 1991 года Всесоюзный научно-исследовательский институт судебных экспертиз представил нам свое мнение по результатам исследования ряда интересующих нас заявлений Турапова, Кахраманова, Бегельмана, Камалова и Норова.
Выводы кратко таковы.
— Тексты чистосердечного признания от имени Кахраманова Т. X., заявления на имя Генерального прокурора СССР от имени Бегельмана, Норова, явки с повинной от имени Камалова Генеральному прокурору СССР, заявления от имени Турапова Н. на имя Генерального секретаря ЦК КПСС, протоколы допроса Турапов — составлены при активном участии со стороны одного и того же лица или одних и тех же лиц.
И второе, лицо или лица, принимавшие участие в их составлении имеют специальную юридическую подготовку.
Сейчас мы смело можем сказать, что этим лицам со специальной юридической подготовкой были Гдлян и Иванов.
Чуть раньше, 12 августа 1990 года была назначена автороведческая экспертиза текстов ряда заявлений и протоколов допроса Усманходжаева и Камалова, Есина и Камалова, потом Усманходжаева — Есина — Камалова. Эти экспертизы проводились уже в Харьковском научно-исследовательском институте судебных экспертиз. Однако выводы всех экспертиз были совпадающими. Заявления, протоколы допросов писались по диктовку, с активным участием других лиц. Эксперты наряду со многим обратили внимание на повторение во всех заявлениях протоколах разных обвиняемых одних и тех же словесных оборотов, фраз целых текстов. Многие из них носили юридический характер.
Приведу некоторые из них.
Из заявления Норова М. от 06.11.85 года:
«В то же время я хочу объяснить мотивы своего поведения: как я встал на преступный путь».
Из заявления Бегельмана от 04.08.85 г.:
«В то же время мне хотелось бы изложить мотивы, в силу которых я встал на путь совершения преступления».
Из того же заявления Норова:
«Подчиненные по своей инициативе приносили мне взятки».
Из приведенного выше заявления Бегельмана:
«Следует отметить, что как правило подчиненные по собственной инициативе приносили взятки».
И такие совпадения по всему тексту заявлений.
А вот, что установили эксперты при исследовании текстов заявлений, «явок с повинной» и протоколов допросов Усманходжаева, Есина, Камалова.
Исследуемые тексты выполнены с использованием средств бытового, официально-делового и публицистического стилей речи. Они характеризуются:
• в смысловом плане — структурной оформленностью, завершенностью, логически оправданным разбиением на абзацы;
• в лексико-фразеологическом плане — соответствием нормам словоупотребления, обилием фразеологических стереотипов, «клише» официально-делового, газетно-публицистического характера.
При сравнительном исследовании описанных текстов установлены совпадения общих и частных признаков письменной речи.
Кроме того установлены совпадения в особенностях общей структуры изложения заявлений. Все они начинаются констатацией факта, даты и причин ареста. Затем следует признание вины, объяснение причин своих преступлений (обстановка в Узб. ССР), сообщается от кого конкретно были получены и кому конкретно давались взятки.
Четко, по порядку указываются фамилия, инициалы (или полностью имя и отчество), должность лица, сумма взятки или ее характер; в ряде случаев указывается, где, при каких обстоятельствах это происходило.
