Ознакомительная версия.
В результате автором совместного проекта Радикальной и Демократической партий, положенного в основу Видовданской конституции, стал не Протич, а другой член НРП – Лазар Маркович. В плане определения государственного облика оба проекта «имели в основе сербскую конституцию 1903 г.» Однако в отличие от Протича Маркович и Пашич не принимали в расчет пожелания католического населения Королевства СХС. Как писал Слободан Йованович, «вместо протичевских девяти больших краев предусмотрено 35 областей с населением от 200 до 600 тысяч жителей. Внутреннее управление, в отличие от варианта Протича, не все находится в руках органов самоуправления, а… поделено между органами государственными и самоуправленческими»15.
Среди других не столь явных причин поворота политики радикалов, в результате которого они, по выражению одного из лидеров ХО Мате Дринковича, приняли «демократическое евангелие», – отсутствие доверия к хорватским участникам ПО, которое было одним из проявлений многолетних противоречий Белграда и Загреба, изначально определявших ход развития югославской политической системы. Логика перерождения хорватских «умеренных» из национально-государственных унитаристов в «конфедера-листов» во многом раскрывает суть этих противоречий.
В череде событий, знаменовавших размывание умеренной политической линии, отказ Народного и Югославянского клубов (ХО и СНП) накануне выборов от своей прежней программы, основанной на принципах государственного и национального унитаризма, был одним из наиболее значимых. Еще в августе 1920 г. обе организации подписали так называемый Протокол соглашения, а уже через несколько месяцев, незадолго до выборов в Конституционное собрание, из политического лексикона и ХО, и СНП исчезли такие слова как «народное единство» и «трехименный народ». В своих обращениях к избирателям они выступали сторонниками «федерализма». В реальности их конституционные проекты были направлены на сохранение границ, отделявших довоенную Сербию от югославянских земель, входивших в состав Австро-Венгрии, и, следовательно, дробивших сербский народ надвое.
По проекту Хорватского объединения, страна должна была быть разделена на шесть частей: «1) Сербия со Старой Сербией и Македонией, 2) Хорватия, Славония и Далмация с Меджимурьем, Истрией и островами, 3) Черногория, 4) Босния и Герцеговина, 5) Воеводина (Бачка, Банат и Бараня), 6) Словения». Основной идеей проекта было максимальное ослабление центральной власти, которая ставилась в полную зависимость от областной администрации. Как писал С. Йованович, «законодательная власть поделена между государством и областями… В спорных случаях приоритет имеет областное законодательство». Государство утрачивало возможности следить за исполнением тех законов и осуществлением тех функций, которые находились в его компетенции. «Определенно сказано, что у него нет ни таможни, ни налоговой службы. Все это находится в ведении областей. Точно также отсутствует и государственная полиция. Если бы государство имело на местах свои собственные органы, в них могли бы работать только «уроженцы этих областей»… государство не имеет никаких прав принудить области к исполнению государственных законов, если они отказываются это делать»16.
Появление подобного проекта, вызвавшего однозначную реакцию у сербских политиков, свидетельствовало о том, что «умеренные хорваты» перестали быть конструктивной оппозицией политике централизации и встали на путь сепаратизма. По словам
Л. Марковича, «эта программа ушла так далеко в разъединении нашего государства, что мы (радикалы. – Л.С.) не могли себе объяснить, как вообще такую программу можно выносить на обсуждение… В том проекте говорится в первой статье, что Югославия неделимое государство, а затем сразу королевство разделяется на 6 государств»17.
В результате, осознав неуспех своей конституционной инициативы, М. Дринкович от имени ХО «отказал Уставотворной скупщине в законности ее деятельности и в праве принимать конституцию для Хорватии и хорватского народа»18. Переориентация ХО последовала как реакция на кризис его взаимоотношений с сербским политическим руководством.
Следует отметить, что отношения хорватских умеренных с сербскими партнерами были изначально отягощены характерными чертами первых. К таковым, в первую очередь, относится ограниченный политический кругозор, сформировавшийся в узких рамках автономии в границах Австро-Венгрии. Поэтому, по мнению обозревателя «Новой Европы» Ивана Херцога, «пречанство» не могло дать Югославии «умов, способных к созидательной организационной деятельности»19. Того же мнения придерживался и Й. Хорват: «Пречанских политиков можно было отчасти сравнить с работниками одного большого предприятия, на котором они приобрели знания и навыки только в отдельных областях государственного управления, в то время как политики из Сербии были на руководящих постах маленького, но зато своего собственного предприятия»20.
Невежество «хорватской интеллигенции, из которой вышел руководящий политический слой 1914–1919 гг.», в вопросах государственной деятельности было предопределено системой Хорватско-венгерского соглашения 1868 г., в соответствии с которой все наиболее важные решения, касавшиеся судьбы Хорватии, «находились вне компетенции местных деятелей» и принимались в Будапеште. В результате, политический взлет «местечковых» лидеров до министерских постов в Загребе и Белграде в конце 1918 г. начале 1919 г. был сродни назначению подсобных рабочих на руководящие должности в крупной компании. Соответствующим был и уровень представлений руководителей ХО о насущных проблемах страны. Свидетельством служат воспоминания Й. Хорвата о том, как создавалось Хорватское объединение. «Разговоры были бесконечными, как болтовня в кафане. Дискуссии по поводу будущей конституции и внутреннего государственного устройства напоминали обсуждение какого-то семинара по истории и были абстрактными и бесцельными. Государственно-правовые понятия были ясны далеко не всем»21.
Наиболее выпукло слабости «пречан» проявились в их контактах с сербскими партнерами в ходе войны и в первое послевоенное время. Руководители эмигрантских организаций, деятели хорватских, формально автономных, органов внутри страны преподносили себя как лиц, по словам А. Трумбича, «ответственных перед народом» – перед всеми югославянами Австро-Венгрии22. Притязания на представительство «областей, в два раза больших Сербии», во взаимоотношениях сначала Югославянского комитета, а позднее Хорватского объединения с сербским правительством принимали форму пренебрежения к его роли в процессе Объединения и строительства Королевства СХС. Как говорил в начале 1920-х годов редактор «Новой Европы» Милан Чурчин от имени югославянски настроенной загребской интеллигенции, «…этому, в самом деле, жалкому сербскому, а теперь югославскому правительству (во главе с Н. Пашичем. – А.С.) мы… ничем решительно не обязаны»23.
В отечественной исторической литературе получила подробное описание борьба Анте Трумбича с Николой Пашичем за признание его организации «в качестве политического органа, равного по значению и весу сербскому правительству»24. Впрочем, равноправием дело не ограничивалось. Программой-максимум политэмигрантов было лишение Сербии, в пользу Хорватии, роли «югославянского Пьемонта». Для Сербии это означало ликвидацию ее государственности, или, по образному выражению одного из авторов «Новой Европы», – «разрушение старого сербского дома и создания нового югославянского, более просторного, удобного, здорового».
Амбициозные планы «пречанских» геополитиков, не способных что-либо противопоставить военному и дипломатическому авторитету сербского правительства, остались без осуществления. Пашич добился «сохранения здания предвоенной Сербии и достройки двух крыльев – хорватского и словенского». «Хотя договоренности на Корфу, в Париже, в Женеве служили залогом построения югославского здания, победила великосербская тенденция. Не получилось пожертвовать… сербской хижиной. Так мы получили не заново основанное государство, а увеличенное старое»25.
Тем не менее, временные неудачи не смогли умерить стремления хорватов занять «подобающее» место в политической иерархии новой страны. Перу М. Чурчина, принадлежит реконструкция размышлений хорватов-югославов: «Может быть, сербы сильнее физически… но при строительстве современного европейского государства не все решает физическая сила… Культурно отсталым сербам следует идти за нами хорватами… Мы должны, опираясь на западную культуру, придать этому государству черты нашей цивилизации»26.
Политическая практика первых месяцев «временного периода» явила продолжение борьбы хорватских деятелей с главным, по их мнению, конкурентом – Радикальной партией, которая воплощала для них все отрицательные черты великосербской политики. В устранении сербиянцев с наиболее главных государственных постов – в этом, по мнению Й. Смодлаки, основа будущего благополучия государства, гарантия от «неограниченной власти Пашича и, вообще, гегемонии Сербии». Заложить эту основу делегация Народного Вече СХС и подававший ей из Франции советы А. Трумбич попытались уже при формировании первого югославского правительства.
Ознакомительная версия.
