Естественно, не обошел этот древний руководитель службы безопасности и тему личной гвардии царя. Он пишет: «Как только царь встанет, пусть он будет окружен отрядами женщин с луками, во втором дворе — служащими тюрбаноносцами, евнухами, домашними слугами, в третьем — горбатыми, карликами, горцами, в четвертом — советниками, родственниками и привратниками-копьеносцами». Интересно, что «женщины с луками» составляли, видимо, основу гвардии, потому что помимо них из всего списка охранять царя могли разве что привратники-копьеносцы. А поскольку дело охраны было поставлено Каутильей на широкую ногу, то его «амазонки», безусловно, представляли собой многочисленный и великолепно обученный отряд, пользовавшийся к тому же полным доверием как самого Чандрагупты, так и его предусмотрительного советника.
Непонятно, почему именно в Индии, в стране, где женщины испокон века держались в стороне от воинских упражнений, существование отряда «амазонок» оказалось не только возможным, но и рекомендованным для последующих поколений монархов. Возможно, сказалось влияние Александра, который непосредственно перед Чандрагуптой был властителем значительной части Индии. Предание говорит о том, что будущий император Чандрагупта был лично знаком с великим македонцем. А тот, в свою очередь, опять-таки согласно преданию, общался с амазонкой Талестрис. Вообще говоря, амазонок (если понимать под этим словом воительниц, царство которых на берегах Черного моря описано античными авторами) к этому времени давно уже не существовало. Поэтому трудно с уверенностью сказать, с кем именно общался Александр в Гиркании, — об этом мы уже говорили в главе «Кавказ». Но так или иначе, рассказы о прекрасных лучницах могли быть популярны среди воинов Александра. Не исключено, что это и оказало влияние на формирование личной гвардии Чандрагупты.
Рассказ о женщинах, охраняющих индийских царей, повторяет римский географ и историк Страбон. Правда, он в своем подробном описании Индии ссылается в основном на греческого путешественника Мегасфена, который за три века до него посетил двор императора Чандрагупты с дипломатическим поручением от царя Селевка I Никатора, одного из наследников державы Александра Македонского. Мегасфен описал свои впечатления от диковинной страны в книге «Индика», которая не сохранилась до нашего времени. Но Страбон был с нею знаком и со слов Мегасфена сообщает:
«Уход за особой царя возложен на женщин, также купленных у родителей. Личная охрана царя и остальное войско расположены за воротами. Женщина, убившая пьяного царя, в награду вступает в супружество с его преемником, а их дети наследуют царскую власть. Царь не спит днем и даже ночью вынужден от времени до времени менять ложе из боязни злого умысла. Из невоенных торжественных выходов царя — один выход в суд, где ему приходится слушать дела целый день, и нисколько не меньше, даже если наступает время ухода за его особой. Уход этот состоит в растирании палочками, так как царь одновременно слушает дела и растирается с помощью четырех массажистов, стоящих вокруг. Второй торжественный выход царя — для принесения жертв. Третий — на охоту, некоторым образом вакхический; при этом царь выступает в окружении женщин, а вне круга женщин идут копьеносцы. С обеих сторон путь процессии огражден веревками. Тому, кто зайдет за веревку к женщинам, грозит смерть. Впереди идут барабанщики и несущие колокольчики. Царь охотится в огороженном пространстве, стреляя из лука с помоста (рядом с ним стоят 2 или 3 вооруженные женщины), а в неогороженных местах царь охотится со слона. Женщины же следуют за ним одни на колесницах, другие — на конях, третьи — на слонах со всякого рода оружием, подобно тому как они выступают с царем в поход».
Судя по всему, под «женщиной, убившей пьяного царя», Страбон подразумевает не охрану, а обитательницу гарема (по крайней мере Каутилья в «Артхашастре» поименно называет царей, убитых своими женами). Таким образом, жизнь царя проходила в том, что он спасался от одних женщин с помощью других… Интересно, что индийские амазонки в отличие от амазонок малоазийских освоили не только верховую езду, но и езду на колесницах и боевых слонах. Если верить словам Страбона, то это были уже не просто телохранители, а целое женское войско. Впрочем, при всем уважении авторов настоящей книги как к Страбону, так и к Мегасфену, они не советуют излишне доверчивым читателям принимать сообщаемые ими сведения слишком буквально. Да и сам Страбон предваряет свое описание Индии следующими словами:
«Читателям приходится снисходительно принимать сведения об этой стране, так как она находится дальше всех от нас и только немногим из наших современников удалось ее увидеть. Однако даже и те, кто видели, видели только какие-то части этой страны, а большинство сведений передают по слухам. Более того, даже то, что они видели мимоходом во время военного похода, они узнали, подхватив на лету… Нередко все эти писатели противоречат друг другу. Но если они так расходятся в своих отчетах о виденном, то что же следует думать о том, что они сообщают по слухам?»
И поскольку наряду с рассказом о войске индийских амазонок Страбон передает сообщения греческих авторов о живущих здесь же муравьях «величиной не меньше лисиц», которые вырывают из земли золото и охраняют его от людей, преследуя похитителей и убивая их «вместе с вьючными животными», об одноглазых людях с собачьими ушами и о прочих сомнительных диковинках, то к сообщению о женщинах «на слонах со всякого рода оружием» тоже стоит отнестись с осторожностью.
В начале второго тысячелетия нашей эры в Южной Индии, на территории Керала, возникло боевое искусство, получившее название «калари паятту». Оно предусматривало как рукопашный бой, так и владение оружием: от простой палки до такого экзотического устройства, как гибкий меч «уруми». Новый вид боя немедленно получил огромное распространение в регионе. Позднее первые европейские колониальные историки писали, что в Керале калари паятту изучали почти все жители, независимо от пола, касты и социального положения, и что знание этого искусства было так же распространено, как умение читать и писать. Полагалось изучать калари паятту и девочкам, правда, они обычно занимались искусством боя лишь до достижения половой зрелости и, видимо, смотрели на него скорее как на гимнастику. Тем более что калари паятту действительно включает огромное количество гимнастических упражнений и массаж.
Но индийские средневековые баллады Северного Мала-бара донесли до нас истории о знаменитых женщинах-воительницах, которые продолжали заниматься калари паятту многие годы и достигли в нем значительных высот. Среди этих женщин была некая Унниярха. Она была мастером гибкого меча «уруми» и, как и положено воительнице из средневековой баллады, славилась замечательной красотой. Правда, красота ее привела к гибельным последствиям: отвергнутый поклонник Унниярхи погубил ее брата, тоже замечательного бойца, Аромала Чекавара. Как ни странно, ни брат, ни сестра, несмотря на все свои воинские доблести, не справились со злокозненным женихом. Но это сумел сделать подросший сын воительницы, и справедливость восторжествовала. Сама же Унниярха хотя и не смогла одолеть несчастного поклонника, но сумела спасти женщин своей деревни от пленения во время вражеского набега.
О том, что индийские женщины нередко владели по крайней мере приемами самообороны, косвенно говорят традиционные женские украшения. Ручные и ножные женские браслеты было принято остро затачивать по внешнему краю, и они превращались в прекрасное оружие, равно пригодное для метания и для удара. А широко распространенная модель браслета «швадамштра», что в переводе означает «собачий клык», имела снаружи острые шипы и делалась хотя и из серебра, но из самого прочного.
Владеть оружием — не заточенными браслетами, а настоящими мечами — часто умели женщины раджпутов — военного сословия, живущего в Северной Индии, на территории нынешнего штата Раджастхан. В фольклоре раджпутов встречаются образы женщин, которые поражают воображение героев не столько красотой, сколько храбростью и силой. Так, в созданной в двенадцатом веке Алха-кханде — цикле баллад, объединенных общими героями, — рассказывается о том, как две юные девушки-пастушки растащили за рога диких буйволов, готовых наброситься на людей. Присутствовавшие при этом два раджпутских воина решили, что у таких женщин должны родиться могучие сыновья, и, презрев кастовые предрассудки, немедленно женились на силачках. Молодые мужья не раскаялись в своем поступке — пастушки действительно родили знаменитых героев индийского эпоса.
Еще одно предание говорит о знаменитой раджпутской принцессе Хари Рани. Ее супруг ушел на войну, страдая от грядущей разлуки, и молодая жена понимала, что любовь к ней занимает его мысли значительно больше, чем воинские подвиги. Свято блюдущая раджпутскую воинскую честь принцесса считала это недопустимым позором. И когда супруг отправил к жене посыльного с просьбой передать что-нибудь на память о ней, принцесса схватила меч и собственными руками отсекла себе голову, предварительно заручившись обещанием, что эта голова будет передана любящему мужу… Муж прекрасно понял символику жениного подарка. Он устыдился собственной слабости, приторочил голову к седлу и отправился воевать, более не томясь по семейным радостям.
