Здесь герои встретили чудовище и в жестоком бою убили его. Когда же они возвратились в Урук, в Гильгамеша влюбилась богиня Иштар. Но Гильгамеш отверг любовь богини, упрекая её в коварстве. Разгневанная богиня улетела на небо и уговорила богов бросить в Урук грозного быка, умерщвляющего сотни людей каждым своим огненным дыханьем. Однако и бык был сражён героями. Иштар со своими жрицами на городской стене стала оплакивать его гибель. Тогда необузданный Энкиду
Вырвал ногу быка, в лицо ей бросил:
— А тебя, когда б достал, как с ним, с тобой, бы сделал,
Кишки бы его на тебя намотал я!
Пока герои праздновали свою победу, на небе на совете богов было решено, что Энкиду в наказание за свою дерзость должен умереть. И вот он заболевает, его охватывают тревожные и страшные сны. Гильгамеш не отходит от его постели:
«Энкиду, гонитель онагров горных, пантер пустыни,
Энкиду, друг мой, гонитель онагров горных, пантер пустыни,
С кем мы всё побеждали, подымались в горы,
Схвативши, быка убили,
Что за сон тепёрь овладел тобою?
Стал ты тёмен и меня не слышишь».
А тот уже глаз поднять не может.
Тронул он сердце, а оно не бьётся.
Закрыл он друга, как невесту, нежно,
Как орёл закричал о своей орлице…
Горько оплакав друга и предав его тело почётному погребенью, Гильгамеш задался мыслью: неужели смерть неизбежна? Он решает разыскать своего предка Ут-Напишти, пережившего всемирный потоп и гибель человечества, и теперь сопричисленного к богам. От него он надеется узнать, как избавить людей от смерти.
Гильгамеш об Энкиду, своём друге,
Горько плача, бежит пустыней:
— Не так ли умру и я, как Энкиду?
Отчаянье в сердце моё проникло,
Смерти страшусь и бегу пустыней.
Перед лицо Ут-Напишти, сына Убур-Туту.
Путь я предпринял, иду поспешно.
Преодолев множество трудностей, — миновав людей-скорпионов, пройдя через подземелье, через волшебный сад богов, переправившись с кормчим Ур-Шанаби через воды смерти, пренебрегая предупреждениями богов и людей о бесполезности его предприятия, — Гильгамеш, наконец, прибывает на остров блаженных, где встречает Ут-Напишти и задаёт ему вопрос о возможности вечной жизни. Но Ут-Напишти отвечает ему:
«Разве навеки мы строим дом?
Разве навеки ставим печати?
Разве навеки делятся братья?
Разве навеки ненависть в людях?
Разве навеки река несёт половодье.
Стрекоза над осокой навсегда ли реет
И лицо её видит сияние солнца?
С давних времён ничто не вечно, —
Спящий и мёртвый друг с другом схожи —
Не смерти ли образ они являют?..
Боги назначили смерть и жизнь,
Смерти дня они ведать не дали!»
Гильгамеш возражает, что Ут-Напишти ничем не отличается от него; почему же он, Ут-Напишти, оказался бессмертным? В ответ Ут-Напишти, рассказывает ему историю потопа.
Боги однажды решили погубить человечество и дали клятву, что ни один из людей не останется в живых. Но добрый бог Эа открыл это Ут-Напишти, для вида обращаясь не к нему, а к стене его хижины, и посоветовал ему построить ковчег. Ут-Напишти так и сделал.
Нагрузил его всем, что имел,
Нагрузил его всем, что имел серебра я,
Нагрузил его всем, что имел я злата.
Нагрузил его всем, что имел живой я твари,
Поднял на корабль всю семью и род мой,
Скот поля, зверей поля, всех мастеров я поднял.
Срок мой Шамаш[50] определил мне:
«Сумрак утром, перед ночью прольёт погибельный ливень, —
Взойди на корабль твой и дверь затвори ты».
За закрытие судна кормчему Пузур-Амурри
Я отдал чертог и его богатства.
Едва занялось сияние утра,
От основания небес поднялася Чёрная туча.
Адад[51] гремит в её середине,
Шуллат и Ханиш[52] идут перед нею,
Идут гонцы горой и равниной.
Мачту Иррагаль[53] вырывает,
Нинурта[54] прорывает гати
Подняли факелы Ануннаки
От их сиянья земля озарилась.
Адада ярость небес достигает,
Что было светлым, во тьму обратилось.
Земля, как чаша, черпает воду.
Первый день бушует буря,
Быстро налетела, водой заливая,
Словно войною людей постигла.
Те не видят друг друга больше,
И с небес не узнать человеков.
Боги потопа устрашились,
Поднялись, удалились на небо Ану,
Свернулись, как псы, растянулись снаружи…
Ходит ветер шесть дней и ночей,
Потоп и буря покрывают землю,
При наступленьи дня седьмого
Буря и потоп войну прекратили,
Те, что сражались, подобно войску.
Утих ураган, успокоилось море, потоп прекратился.
Я взглянул на море, — тишь настала,
И всё человечество стало глиной!
Я открыл окно — свет упал на лицо мне,
Я пал на колени, сел и заплакал;
По лицу моему побежали слёзы.
Я взглянул На море во все пределы —
В двенадцати милях поднялася область.
У горы Нисир корабль остановился.
Гора Нисир корабль удержала, не дала качаться.
Один день, два дня держит корабль гора Нисир, не даёт качаться,
Три дня, четыре дня держит корабль гора Нисир, не даёт качаться.
Пять и шесть держит корабль гора Нисир, не даёт качаться.
При наступленьи седьмого дня
Вынес я голубя и отпустил я:
Пустился голубь и назад вернулся —
Не было места, прилетел обратно.
Вынес ласточку и отпустил я:
Пустилась ласточка и назад вернулась —
Не было места, прилетела обратно.
Вынес ворона и отпустил я:
Пустился ворон, спад воды увидел,
Не вернулся: каркает, ест и гадит.
Умилостивленные жертвами Ут-Напишти и раскаиваясь в содеянном, боги решили сохранить жизнь спасшемуся герою; но, чтобы не нарушить своей клятвы — истребить всех смертных, — они даровали ему бессмертие и причислили к богам.
«Кто же из богов совершит то же самое для тебя?» — говорит Ут-Напишти и предлагает Гильгамешу одолеть хотя бы сон — может быть, тогда он одолеет и смерть. Но человеческая природа берёт своё, и утомлённый походом Гильгамеш сидя засыпает тяжёлым сном. Наконец, Ут-Напишти открывает ему, что, нырнув на дно океана, Гильгамеш сможет найти растение, дающее, правда, не вечную жизнь, но постоянную молодость.
Достав с превеликим трудом растение молодости, Гильгамеш отправился на родину, решив разделить его со своим народом. Но в пустыне, когда он со своим спутником Ур-Шанаби пошёл купаться в водоём, змея похитила чудесное растение. С тех пор змей сбрасывают кожу и молодеют, а людям суждена старость без обновления.
Между тем Гильгамеш сидит и плачет,
По лицу его побежали слёзы:
— Для кого же, Ур-Шанаби, трудились мои руки,
Для кого же кровью истекает сердце?
Но, приближаясь к стенам родного города, Гильгамеш утешается при мысли о бессмертии славных дел человека в памяти потомства:
«Подымись, Ур-Шанаби, и пройди по стенам Урука,
Обозри основанье, кирпичи исследуй:
Его кирпичи не обожжены ли[55]
И заложены стены не семью ль мудрецами?»
В поэме о Гильгамеше вавилонский поэт говорит: всякому человеку суждена в жизни любовь, дружба, мужественные делано суждена ему и неотвратимая смерть. Человек бессилен против природы, которая для вавилонян олицетворялась в виде воли богов. Но герои поэмы бросают вызов богам, смело устремляются в борьбу с мировым порядком — и правыми оказываются они, а не несправедливые, хотя и побеждающие боги, И вопрос о смерти и бессмертии, так волновавший мысль человека в древности, решается мужественно и, по существу, правильно: человек смертен, но бессмертны его дела.
Поезд, бегущий через плоские, как скатерть, сухие равнины нынешнего Ирака, проходит близ станций и городка Хилле недалеко от низких холмов, как будто изрытых гигантскими оспинами. Если подойти поближе, то эти низкие холмы покажутся Исковерканными подобием глубоких окопов, рвами, ямами, среди Которых возвышается лабиринт полуразрушенных; выветрившихся глиняных стен. С начала нашего века здесь велись грандиозные раскопки, раскрывшие нам древний город Вавилон — город, умерший около 2000 лет назад, но слава которого намного пережила его.
И вот перед нами траншеи археологов. В глубине этих траншей осыпающиеся стены из сырцового кирпича, да кое-где среди скудной степной травки большие квадратные обожжённые кирпичи с оттиснутыми на ’ них клинописными надписями — ими некогда были вымощены дворы чертога знаменитого Навуходоносора…
