Мы выходим на улицу, ведущую через мост за Евфрат, в Новый город. Впереди виднеются мачты многочисленных купеческих ладей, Слева от нас зеленеют деревья — здесь, в знаменитой «Роще жизни», и стоит главное святилище Эсагилы, где бог, по мнению вавилонян, является верующим. Среди зелени видны высокие белые стены, украшенные вертикальными желобками над чёрным цоколем, с голубыми зубцами наверху. Входим через окованные медью ворота на двор, где уже полно народа. Сегодня день Нового года. Все обращены лицом к средней арке в глубине двора, перед которой поставлен каменный алтарь. Тонкая льняная ткань, которой была завешена арка, отброшена, ещё ночью, и перед глазами зрителей в глубине на возвышении видна колоссальная статуя Бэла-Мардука в золотой тиаре, одетая в пышные ткани и вря покрытая драгоценными камнями; вставные глаза её как будто устремлены на верующих. В соседней нише видна статуя, богини Сарпанит — жены Мардука, а по сторонам — других богов Шумера и Аккада.
Вечер. Верховный жрец, обернувшись лицом к статуе Бэла, поёт ему длинную поэму о сотворении мира и о победе над злыми силами. По углам двора музыканты отбивают такт на тимпанах и заунывно подыгрывают на флейтах и трубах.
Поэма — она называется «Энума-элиш» — очень длинна; в ней более 1 000 строк. Из неё мы узнаём, как вавилоняне представляли себе создание и устройство мира:
Когда вверху без названия небо,
Суша долу без имени были,
Апсу лишь первый их создатель,
Мумму, Тиамат[57] — родильница всех их.
Воды мешали воедино.
Молодые боги, полные буйных сил, нарушили покой первобытных вод, и Тиамат, Апсу и Мумму задумали истребить их.
Однако в бою бог Эа убивает Апсу и Мумму. Тогда Тиамат и её друг, бог Кингу, созывают ополчение из злых духов.
Своему другу Кингу Тиамат вручила «книгу судеб» — глиняную табличку, на которой записаны все судьбы мира. Ни один из богов не решается выйти на битву с воинством Тиамат. Выходит самый младший из ботов, Мардук, и объявляет, что он готов сразиться с Тиамат, но требует, чтобы его приняли в совет великих богов.
Боги собирают совет, который начинают с пиршества. Упившись вином, они приглашают Мардука занять место в совете. Затем они решают испытать его силу и мудрость; Мардук решает поставленную ему задачу, и боги объявляют его своим царём.
Вооружённый страшным и чудесным оружием, в сопровождении четырёх ветров, Мардук выходит на бой и вызывает Тиамат.
Победив Тиамат, Мардук разрезал её тело на две части и сделал из них небо и землю. Затем на небе он воздвиг подобия будущих земных храмов для богов, установил звёзды и созвездия, пути солнца, луны и планет. Тогда боги потребовали создания людей, чтобы они обслуживали их храмы и приносили им жертвы. Люди были слеплены из глины, замешанной с кровью бога (по некоторым данным, Кингу, по другим — самого Мардука, пожертвовавшего своей жизнью для людей, но затем, конечно, воскресшего).
Смутная вера в то, что мир создался когда-то из воды (этого непременного условия всякой жизни), когда её озарил свет, принадлежащий (как всё непонятное) могучим духам, богам, — существовала и в первобытном обществе. Много веков развития этого мифа, внесло в него множество разнообразных и часто уже непонятных имён — и шумерских и вавилонских, суть же его оставалась прежней. Но жречество внесло в миф свой порядок. Оказывается, вначале боги не справились с тёмными силами, и тогда на помощь был призван специальный покровитель Вавилона Мардук. За свой подвиг он получил царскую власть на небе и на земле. Поэтому — вся власть — от бога, и именно от вавилонского бога Мардука-Бэла; царская власть даруется им и только им. Кто против царя, тот против бога, против всего мирового порядка.
Власть вавилонских жрецов была огромна. Они были тесно связаны с крупными рабовладельцами, купцами, ростовщиками, да и сами владели богатыми угодьями и отдавали серебро в рост. Это могущество жрецов и привело. Вавилон к окончательному и бесславному падению, после которого он уже никогда больше не мог подняться. Это произошло таким образом.
Последний вавилонский царь, Набонид, взошёл на престол уже стариком. Он был родом не из Вавилона; а из северомесопотамского города Харрана. Набонид был очень предан религии, но только не религии вавилонских жрецов, а религии жрецов его родного города. Он пытался переделать вавилонские обряды и ввести более «правильные» и даже, может быть, хотел запретить поклонение богам в ряде вавилонских городов. Он даже не жил в Вавилоне, предпочитая ему далёкий аравийский оазис.
В Вавилоне же правил его сын Валтасар, а вавилонские жрецы считали, что в стране нет законного Царя. Чем объяснялась такая политика царя Набонида, — кто поддерживал его, нам сейчас ещё не вполне ясно.
Между тем царство мидян, разделявшее с Вавилонией славу победы над ассирийцами, было побеждено и захвачено молодым и энергичным Киром, царём персов. Каждый год приносил Киру новые победы, его воины завоевали весь Иран и Малую Азию и побывали уже в греческих городах на берегу Эгейского моря. В это время Набонид и Валтасар полагали, что за гигантскими, неприступными стенами, построенными вокруг Вавилона Навуходоносором, им не угрожает никакая опасность. Во дворце веселились, пировали и не замечали, что жрецы озлоблены, а купцы мечтают, чтобы открылись караванные дороги от Чёрного и Эгейского морей до Индийского океана; что вся вавилонская знать твердит: лучше чужестранец Кир, чем вавилоняне Набонид и Валтасар.
В 539 г. до н. э. персидские войска под начальством друга Кира, Гобрия, спустились в долину Тигра и Евфрата. Город за городом открывали им свои ворота. Не оказала сопротивления охрана преграждавшей долину «Мидийской стены», и жаркой ночью персы очутились у стен Вавилона.
По преданию, Валтасар пировал в эту ночь во дворце. В зале на столах громоздилась золотая и серебряная утварь, похищенная Навуходоносором в храмах покорённых земель. И вдруг на противоположной белёной стене появилась, будто бы, рука, начертившая огненные буквы: МН’ТКЛВПРСИН. Эту надпись можно было прочесть так: «мене, текал, вепарсин», и это значило: «исчислен, взвешен и (отдан) персам»[58]. И в ту же ночь Валтасар погиб от оружия персов.
Такие рассказы ходили в народе, так об этом рассказывали в позднейших веках, так описано это, между прочим, и в стихотворении поэта Гейне. В огненную руку мы, понятно, неверии; здесь дело не обошлось без махинаций жречества. Известно, что неожиданно для Валтасара и Набонида ночью были открыты ворота и отряды персов вступили в город. Гобрий приказал взять под охрану храмы, и в них совершались обычные богослужения. Летописец говорит: «щиты персов охраняли ворота Эсагилы»; очевидно, жрецы Эсагилы помогли персам взять город. Город жил обычной жизнью, хотя в закоулках царского дворца ещё шли бои с телохранителями Валтасара. Набонид не стал сопротивляться и сдался победителю.
И вот на улицах города стали появляться купцы и воины отдалённейших стран. Их привлекала богатая торговля, рынки, куда свозились товары со всего известного тогда света. Звучала разноплеменная речь. Можно было увидеть и бритого египтянина в полотняной одежде, и темнокожего индийца, и бородатого скифа в широких шароварах, и урарта в остроконечной шапочке с кистью, и грека в тунике, плаще и широкополой шляпе. Но вавилоняне обманулись в своих надеждах. Персы наложили на них тяжёлые подати, поставили своих чиновников и откупщиков и нисколько не думали делиться доходами с вавилонским жречеством и купечеством. А когда царской казне понадобилось золото, царь Ксеркс приказал вывезти из Эсагилы золотую статую Мардука и переплавить её. Это было неслыханное дело: даже когда Синахериб, царь Ассирии, решил до основания разрушить Вавилон, он вывез бога вавилонян с почётом к себе на родину.
Но пройдёт несколько десятилетий, и Вавилон замрёт. Дворцы его будут наполняться пёстрой толпой лишь в те дни, когда здесь будут останавливаться проездом по своему необъятному царству цари Персии.
Пройдёт ещё лет сто, и Вавилон увидит иное зрелище. Во дворце будет резиденция завоевателя мира, объединителя Запада и Востока, молодого Александра Македонского. До войска дойдёт слух, что великий полководец умер и приближённые скрывают его смерть. Откроются большие ворота главного дворца, и сквозь боковую арку царского зала вольются ряды македонских ветеранов. В глубоком молчании, торжественным шагом пройдут они, сверкая оружием, мимо возвышения, не отрывая от него глаз. А там, на тронном возвышении, будет выставлено ложе. Умирающий Александр молча проводит глазами проходящих бойцов — победителей персов, жестоких усмирителей согдийцев, покорителей Индии, товарищей долгих походов.
