Основатели США: 200 лет спустя
Идеи и дела «отцов-основателей» на протяжении вот уже двух столетий неизменно привлекают к себе внимание различных слоев американцев, служат предметом острых идейно-политических дискуссий. Каково истинное место основателей США в американской политической традиции? Однозначный ответ на этот вопрос невозможен: он включает в себя множество самых разнообразных аспектов. Что особенно важно: ответ на этот вопрос требует весьма деликатного синтеза «прошлого» и «настоящего», в котором должны быть отражены по крайней мере три оценки: значение деятельности и принципов «отцов-основателей» для своего времени, изменение общественного звучания их заветов в последующие эпохи, отношение к наследию основателей США современной Америки.
Итоги политической деятельности американских «отцов-основателей», несмотря на всю их классовую ограниченность, имели для своего времени прогрессивное значение. То была эпоха революционной ломки феодально-абсолютистского строя; борьба за буржуазные права и свободы, выразителями которых выступали основатели США, отвечала велению времени и требованиям общественного прогресса. Усилия лидеров молодого североамериканского государства, направленные на ликвидацию колониального гнета, утверждение республиканских принципов, вдохновляли передовые умы Европы, «подталкивали» революционный всемирно-исторический процесс сокрушения феодального миропорядка.
Признавая прогрессивное значение преобразовательных усилий лидеров Американской республики, необходимо вместе с тем со всей решительностью возразить против попыток современных буржуазных историков США представить созданные ими политические институты и документы образцами, которым должны подражать все страны и народы, становящиеся на путь независимого развития. В книге патриарха буржуазно-либеральной исторической мысли США Г. С. Коммаджера, посвященной 200-летию антиколониальной войны в США, Америка изображается как единственная страна мира, где удалось воплотить в полном объеме мечты гигантов Просвещения о «золотом веке» человечества[156]. Используя свои незаурядные литературные способности, Коммаджер создает впечатляющую картину, как гуманистические идеалы просветителей, изгнанные из Старого Света, нашли свою истинную родину в США. Эта версия подкрепляется излюбленной идеей буржуазной американской историографии об «избранности» США, которым-де самой судьбой предопределено осваивать и распространять по миру принципы прогресса и демократии.
В ходе изложения Коммаджер перестает замечать, что, чем дальше, тем больше он обедняет исторический вклад европейских стран в общественный прогресс, а США приписывает такие заслуги, о которых было бы странно услышать даже из уст студента колледжа. Без тени смущения раздает он, например, титулы солонов и ликургов по меньшей мере дюжине американских «отцов-основателей», объявляет их всех философами-просветителями, блестяще исполнившими роль политических деятелей.
Попытка Коммаджера изобразить деяния «отцов-основателей» как триумф идей Просвещения не выдерживает критики. Пытаясь доказать, что они воплотили в жизнь принцип «общественного договора» как основы государственной власти, Коммаджер «забывает» упомянуть, что «отцы-основатели» лишили права избирать и быть избранными на государственные должности всех неимущих американцев, женщин, негров, индейцев. Странным образом Коммаджер «упускает из виду» и то обстоятельство, что «отцы-основатели», осудив в своей идеологии рабство, на практике сохранили его, пошли в решении этого вопроса на компромисс, кощунственный в отношении заветов Просвещения. Заключение Коммаджера, как и всех американских биографов «отцов-основателей», о том, что в результате их деяний в США восторжествовало «царство разума», идеальная общественная модель для всех времен и народов, должно быть отнесено за счет их классовой и национальной ограниченности.
На протяжении всей американской истории духовное наследие «отцов-основателей» использовалось для защиты тех или иных, подчас взаимоисключающих, принципов и программ. В результате искажалось не только его историческое значение, но и его конкретное содержание. Пожалуй, в наибольшей степени пострадали от подобных искажений два «отца-основателя» США — Гамильтон и Джефферсон. «Расплачиваются» они за то, что внесли наибольший вклад в формирование идейно-политических традиций США. И сегодня многим американским авторам свойственно рассматривать всю 200-летнюю историю США сквозь призму борьбы гамильтоновских и джефферсоповских принципов. В XX в. буржуазные идеологи и политики США отдают предпочтение Джефферсону или Гамильтону в зависимости от того, какая из двух тенденций экономического развития эпохи империализма — свободное развитие конкуренции между монополиями или ее государственное регулирование — берет верх в данный исторический период. В условиях утверждения государственно-монополистического капитализма буржуазные лидеры чаще признают превосходство Гамильтона, глашатая сильной федеральной власти с широкими социально-экономическими полномочиями, нежели Джефферсона, приверженца формулы «лучшее правительство то, которое правит меньше».
Один из распространенных в современной американской литературе подходов к Гамильтону и Джефферсону состоит в противопоставлении их как реалиста и идеалиста.
Такое противопоставление основано на чрезмерном увлечении ретроспективной оценкой прошлого. В этой оценке в первую очередь в расчет принимается то, что развитие США пошло по пути промышленного капитализма, за который ратовал Гамильтон, а мечты Джефферсона об аграрной, фермерской Америке потерпели крах. Нельзя, однако, упускать из виду, что выяснилось это через несколько десятилетий после образования США. В эпоху же, когда жили сами Гамильтон и Джефферсон, как раз более реалистичным казалось развитие нации на путях не промышленного, а аграрного капитализма. США тогда оставались глубоко сельскохозяйственной страной, а наличие огромного количества неосвоенных земель являлось, с точки зрения многих просвещенных умов, залогом того, что в стране и в дальнейшем будут развиваться не мануфактуры и города, а фермы и сельские округа. Джефферсон не витал в облаках и тогда, когда противопоставлял проанглийской внешнеполитической ориентации Гамильтона профранцузскую. Другое дело, что в ряде случаев Гамильтон оказался более прозорливым, но это еще не дает оснований для того, чтобы изображать его оппонента как утописта и идеалиста.
Критикуя модернизаторские трактовки образов «отцов-основателей», необходимо учитывать, что их заветы меняли окраску и звучание в ходе исторической эволюции капитализма, прошедшего мануфактурную, промышленную, монополистическую и государственно-монополистическую стадии. Так, доктрина экономического либерализма, свободы конкуренции, отвечала в условиях антифеодальных революций требованиям общественного прогресса, была, как отмечал Ф. Энгельс, неотъемлемой частью Просвещения: «…освобождение, как его понимает буржуазия, — т. е. конкуренция, — являлось для XVIII века единственным возможным способом открыть перед индивидами новое поприще более свободного развития. Теоретическое провозглашение сознания, соответствующего этой буржуазной практике, — сознания взаимной эксплуатации — всеобщим взаимоотношением между всеми индивидами, было также смелым и открытым шагом вперед, было просвещением, раскрывающим земной смысл политического, патриархального, религиозного и идиллического облачения эксплуатации при феодализме…»[157]. Однако с переходом капитализма в монополистическую стадию доктрина свободной конкуренции приобретает реакционное звучание, берется на вооружение наиболее консервативными буржуазными идеологами и политиками, стремящимися воспрепятствовать даже умеренным социально-экономическим реформам. Поэтому, раскрывая преемственную связь между принципами «отцов-основателей» и установками современной американской буржуазии, мы не вправе закрывать глаза на ту глубокую метаморфозу, которую претерпели заветы Гамильтона и Джефферсона, Мэдисона и Вашингтона под воздействием как партийнополитической борьбы в США, так и эволюции самого капитализма.
Говоря об отношении современной буржуазии США к наследию «отцов-основателей», необходимо также подчеркнуть, что передовые идеалы Американской республики XVIII в. оказались не по плечу капиталистическим лидерам XX в., более того, явно тяготят их. Первый президент США Джордж Вашингтон в своем политическом завещании отстаивал право каждого народа на выбор собственного развития и национальное самоопределение:: «Я желаю благополучия всем нациям и всем людям. Мои политические принципы просты и справедливы. Я верю, что каждый народ имеет право установить ту форму правления, которая, по его убеждению, обеспечивает ему наибольшее счастье и не создает угрозы правам других, что ни одно правительство не имеет права вмешиваться во внутренние дела другого, если в них не заключена угроза для него самого»[158]. Об этом важно напомнить сегодня, когда из столицы США, нареченной именем Вашингтона, раздаются совсем иные призывы.
