Когда активность мотивированная переживанием, иная, чем просто акт сознательности, и выявляется через подобные увертки, часто получается, что пациент прибегает к окольным путям самовыражения, находясь под воздействием отклонения о г настоящего. Прямое выражение, в свою очередь, способствует большей осознанности.
Т.: Давайте-ка посмотрим, что вы почувствуете, если вот так прямо скажете мне о своей благодарности.
П.: Хочу вас поблагодарить за то, что вы для меня сделали. Чувствую, что хотел бы отблагодарить вас в некотором роде за ваше внимание… Черт! Чувствую, мне так неудобно говорить это. Вы, наверное, можете подумать, что я лицемер и подхалим. Мне как-то чувствуется, что это лицемерное утверждение. Я чувствую не такую благодарность. Хочу, чтобы Вы поверили, какую благодарность я испытываю.
Т.: Очень хорошо. А как вы чувствуете себя, когда хотите, чтобы я поверил в это?
П.: Чувствую себя таким маленьким, незащищенным. Боюсь, что вы обрушитесь на меня, потому хочу, чтобы вы были на моей стороне.
Можно взглянуть на приведенную ситуацию с той позиции, что пациент с самого начала не хочет принимать ответственность за изъявление своей благодарности. Как в дальнейшем станет понятно, это является следствием его противоречивости и нежеланием говорить очевидную ложь (или по крайней мере полуправду). В конце концов когда он на самом деле берет на себя ответственность за то, чтобы хотеть, чтобы терапевт воспринял его благодарность, он признает свой страх в корне всего события. Верно, что его первое утверждение относилось к биению сердца и страху, но теперь, говоря о своих ожиданиях, что доктор может на него «обрушиться», он еще больше ушел в субстанцию своего страха. Возвращаясь вновь к этой ситуации, кажется разумным сделать вывод, что он отклонился от концентрации на настоящем, когда незаметно для себя выбрал манипуляцию, а не переживание. Простая настойчивость на возвращение в настоящее, возможно, могла бы сказать больше о содержании его поверхностного сознания, однако привела бы к неудаче в развитии бессознательного управления его стремлением к избеганию ответственности.
Континуум Осознанности и Свободная Ассоциация
Положение, что сиюминутные переживание не только имеют место в Гештальт-терапии, сравнимо со свободной ассоциацией в психоанализе, однако различие с ней на практике не столь очевидно, как видно из определения.
В принципе, «свободная ассоциация мысли» подчеркивает то, что больше всего избегается Гештальт-терапией: воспоминания, причинность, объяснения, фантазии. На практике между тем пациент психоаналитика может быть предварительно настроен на переживания своего общения, в то время, как пациент Гештальт-терапии часто может отклоняться от поля чувствования, ощущения и действия в настоящем. Кроме наставлений, данных пациенту Гештальт-терапии для того, чтобы повлиять на эффект того, чтобы его общение было ограничено актуальностью и полем непосредственного переживания, существует различие, вносимое в подходах терапевтов этих двух направлений к общению пациента.
Возьмем случай воспоминаний пациентом приятных событий. Аналитик мог бы, во-первых, дать пациенту почувствовать важность вспоминаемых событий. Гештальт-терапевт, наоборот, скорее всего обратил бы внимание на то, что происходит с пациентом сейчас, когда тот выбирает воспоминания, а не живет в настоящем. Он сосредоточился бы на нынешней деятельности, почему всплыли воспоминания, почему пациент ими делится, а не на содержании воспоминаний.
Аналитик также может сфокусироваться на настоящем пациента. В этом случае он скорее всего интерпретирует воспоминания либо как компенсацию и защиту перед лицом чувств данного момента, либо как намек или непрямое указание на его направленные на приятное чувства. Геш-тальт-терапевт, с другой стороны, счел бы интерпретации свидетельством аналитического складе ума пациента, который может шагнуть за пределы реального, чтобы «обдумать» его. Его усилия направлены на сведение к минимуму отчужденности от переживания, вовлеченного в абстракцию и интерпретацию. Он скорее направит усилия пациента как содействующий феноменолог к концу наблюдения, чем станет теоретизировать или навешивать ярлыки на это действие или воспоминание приятных моментов. Осознанность «Я вспоминаю нечто приятное» - это уже само по себе шаг за пределы акта воспоминаний, открывающий широкую дорогу к пониманию актуального мотива или намерения в процессе. К примеру, это может привести к осознанию: «Я хочу, чтобы вы почувствовали, что у меня много добрых друзей, поэтому думайте, что я кое-что значу», или: «Хотел бы чувствовать себя таким же счастливым, как в те дни. Помогите мне, пожалуйста», или: «Сейчас мне хорошо - наверное, потому что я здесь», И т.д.
Фактически, если бы пациент знал, что он делал во время акта воспоминания, предвкушения, интерпретации, в этом ничего «плохого» бы не было. Обычной же трудностью является то, что подобное действие заменяет, прикрывает, ведет к обыгрыванию текущее переживание, а не его признание и принятие. Плохо то, что оно исходит из вывода, что что-то плохо и что наше сознание само загоняет себя в него до точки забывчивости о себе. Ватте говорил, что после некоторой практики упражнения жить настоящим становится очевидно, что:
…в актуальной реальности невозможно быть вне момента. Наши мысли о прошлом и будущем совершенно отчетливо переходят в настоящее, в этом смысле невозможно концентрироваться на чем-либо, кроме того, что происходит сейчас. Вместе с тем старание жить просто в настоящем, старание культивировать чисто "моментальную" осознанность своей Сущности приводит нас к открытию как на практике, так и в теории, что такие попытки не являются необходимыми. Мы узнаем, что ни на мгновение не имеем времени на обдумывание того, что эго соотносится с вечным и с мгновенным сознанием Сущности. Выделяя воспоминания, предвкушения, тревогу и алчность, у нас всегда есть центровка на чистой, непоколебимой осознанности, которая никогда не уходит от настоящей реальности и поэтому никогда не связана узами грез.
Если это понятно, то обратимся к следующему высказыванию:
…становится возможным еще раз с удовольствием отдаться воспоминаниям и предвкушениям, в то же время оставаясь свободным от их сковывающей силы. В течение всего времени, пока мы способны видеть воспоминания и предвкушения в качестве настоящего, мы превращаем их (и эго, составляющее их) в объективность. Формально они субъективны, поскольку состоят из идентификации с прошлыми или будущими событиями, то есть с временной связью, составляющей эго. Однако, когда возможно относиться к предвкушению как к настоящему, мы больше не идентифицируем себя с будущим и принимаем, таким образом, точку зрения Сущности как отвлечение от эго. Или по-другому: как только действия эго по идентификации себя с будущим видится в чем-то настоящем, на это можно смотреть с точки превосходства над эго, с точки Сущности. Отсюда следует, что центр нашей сознательности сместился к непосредственно настоящему и сиюминутному наблюдению. Сущности, воспоминания и предвкушения приводят к периферийности и объективности действий рассудка, наше бытие больше не доминирует и не идентифицируется с эгоистическим образом мышления. Мы обретаем всю ясность, всю осознанность, всю свободу от временности человека, который полностью живет в настоящем, но без абсурдных ограничений невозможности воспоминаний прошлого и предвидения будущего4.
Упражнение Континуума Осознанности и аскетизм
Несмотря на последнее высказывание, психологически может оказаться верным, что индивид вряд ли сможет достичь концентрации на настоящем, отдавшись воспоминаниям до того, как он почувствует их вкус в более простых ситуациях отрешения от воспоминаний. То же самое в известном смысле может быть сказано в отношение связи «переживаний с мышлением. Обыкновенно мышление рассеивает осознание Сущности как акта мышления и чувства, составляющие основу мышления-мотивации, подобно солнцу, мешающему увидеть звезды днем. Переживание мышления и непогруженности в мысли (то есть, состояние исключительной осознанности значения в целостности значимого основания) является состоянием, вызванным контактированием подобного переживания-основы в моменты бездумности. Здесь техника Гештальт-терапии по отведению воспоминаний, предвкушений и мышления уступает скрытой философии аскетизма в целом: определенные отрешения чреваты контактом, который обычно скрыт психологической активностью, возникающей в соответствующих ситуациях. Таким образом, отрешение от сна, разговоров, социального общения, комфорта, еды или секса предположительно облегчает достижение необычных состояний сознания, однако не конечно и не идеально само по себе - за исключением посредства культурного износа.
