Ознакомительная версия.
156
Вряд ли когда-нибудь человечество придёт к единому философскому мировоззрению. Различные учения так же необходимы людям, как различные кушанья или лекарства, различные книги и картины. Но какое-то единство философских представлений об основах человеческого мышления, о главных свойствах человеческого сознания существовало издавна, на некотором уровне существует и сейчас, а в будущем должно быть всеми силами развиваемо.
«Философы теряют жизнь оттого, что наука многогранна. Это не означает, что учение в корне различно, что корень у него не один; но это показывает, как далеко расходятся его ветви. Чтобы не погибнуть и обрести утраченное, необходимо возвращение к общему корню, возвращение к единству».70
«Всё то, что заслуживает названия философии, всегда помещало в основание своих учений сознание абсолютного единства того, что рассудком признаётся лишь в его раздельности. Философское понимание состоит в том, что всё то, что кажется ограниченным, взятое самостоятельно, получает свою ценность в силу того, что принадлежит целому».71
«Слова мудрых – как иглы и как вбитые гвозди, и составители их – от единого пастыря».72
Сначала кажется, что иглы и гвозди – это об остроте мысли. Но всё-таки главный смысл образа: сшивающие воедино иглы, сбивающие в единое гвозди…
За чтением подлинно философских книг постепенно привыкаешь повсюду наблюдать проявления единства отдельных идей и общих принципов миросозерцания. Костюмы словесных формулировок и маски предрассудков своего времени уже не обманывают, не побуждают к полемике. Всюду проглядывает тот же человек, с теми же проблемами, ловящий лучи того же света.
Если свести воедино все совпадения мыслей, которыми полны эти книги, картина оказалась бы впечатляющей и неожиданной для тех, кто привык в различных учениях замечать прежде всего разноречие.
Сначала следовало бы представить текстуальные совпадения, вызывающие множество переживаний: от подозрения всех и вся в плагиате – до мистического трепета. Потом сопоставить одинаковые идеи и мысли, лишь по форме выражения отличающиеся для разных эпох и народов. Наконец – дать комментированный указатель общих философских принципов, поясняющий их глубинное единство, не всегда заметное из-за своеобразия индивидуальных подходов, из-за этнических и социальных особенностей мышления, из-за метафоричности образов.
И попытки человеческого разума, не нашедшие места в этом великом и несбыточном труде, оказались бы, наверное, просто черепками неудавшихся сосудов.
И в этом качестве они тоже нашли бы всё-таки здесь своё место.
Истина, в принципе, – едина, единична, как бы ни была она многолика. Её нельзя нарезать на ломтики и разложить по розеточкам авторских свидетельств. Но не надо обольщаться – это единство ярче проявляется не в общении между людьми, а внутри каждого из нас, в наших высших постижениях.
Представление о том, будто «нужно сравнить все религии и выбрать из них то, что в них есть во всех общего, это и будет истина»73, – соблазнительно лишь на первый взгляд. Невозможно осуществить такую процедуру ни с религиями, ни со стихийными мировоззрениями отдельных людей. Большинство явлений такого рода представляют собой органические образования, неподвластные конструированию с помощью анализа и синтеза.
Другое дело – работа интуиции в индивидуальном сознании. Может быть, подобным образом и прорастают иногда в душе побеги её собственных идей. Но удостовериться в этом процессе, а тем более подражать ему рационально – нам не по силам.
Говорить о глубинном единстве философских и религиозных учений получается гораздо бездоказательнее, чем говорить об их различиях – больших и малых. В том и состоит, быть может, существо дела, что различия можно показывать и доказывать, а единство необходимо ощущать.
Пожалуй, правильнее воспитывать чувство единства правдивых учений, чем настаивать на логическом осознании этого явления. Однако почти все усилия человечества до сих пор тратятся на воспитание разнообразнейших чувств различия.
Можно предположить, что сильно разнящиеся между собой учения начинают своё мироописание на различных логических уровнях. Соотношение между этими начальными уровнями можно было бы представить себе по количеству явных или неявных аксиом и связи их друг с другом (внутри каждого учения и между ними). Можно попытаться, наконец, выделив всюду эти аксиомы и придав им более или менее единообразный вид, допускающий сопоставление, отыскать некий абсолютный нулевой уровень, начинать с которого стало бы очевидной необходимостью.
Поисков такого общего, обязательного для всех начала было, наверное, не меньше, чем проектов вечного двигателя или расчётов квадратуры круга – с тем же неблагополучным исходом. Видимо, универсальной точки отсчёта не существует. Слишком плохо поддаются окончательной формализации те образы и понятия, которыми пользуется сознание, – и тем хуже, чем меньше их остаётся неформализованными, не переведёнными на логический язык. Само сопоставление начальных уровней достаточно развитых учений возможно лишь при определённой общности их подхода к задаче постижения мира, их метода, языка их рассуждений.
Позже мне и самому не удалось избежать поисков общего начала. Они привели меня к представлению об ориентировании как основном инстинкте человека, который определяет и его философские потребности. Мы можем уйти от задачи философоведческого сравнения учений. Но у живого человека всегда остаётся потребность в выборе средств и способов мировоззренческой ориентации. Эта потребность и может послужить основой для общего языка.
«Общение в философском познании предполагает большую духовную близость, чем общение в познании научном. В философском познании чужие и далёкие уже друг друга убедить не могут, не могут обязать друг друга к признанию единой истины. Тут нужна общность интуиций, единство созерцаний духа».74
Однако не обязательно дожидаться взаимности, равноправия, круглого ооновского стола, выходить навстречу с непременным условием сойтись посредине. Главное – самому стремиться к пониманию, пусть даже встреча произойдёт только там, в чужих владениях. Туда меньше донесёшь своего, зато с большей добычей вернёшься обратно.
Исходя из того, что дело философии заключается в поисках путей к счастью, нельзя вместе с тем не заметить, что эти поиски осуществляются по-разному, под предводительством различных чувств. Существует рациональная философия, основанная на чувстве логики, религиозная философия, порождённая чувством веры, и другие крупные потоки мышления, дробящиеся в свою очередь на множество конкретных способов жизневосприятия. Возможно ли между ними взаимопонимание? Наверняка – только бы хватило духа признать, что свой взгляд – всего лишь свой, порадоваться разносторонности исканий, увидеть общность намерений, направленных в одну сторону, хотя и не сходящихся в единственной точке. Только бы хватило смирения не величаться перед другими искателями.
Языки философии разнообразны – и каждый достаточно самостоятельный мыслитель постепенно создаёт собственное наречие, хочет он того или нет. Ведь философское постижение – прежде всего дело личности. Общность мировоззренческих понятий, которую обретает в конце концов та или иная часть человечества, – может оказаться всего лишь общностью словаря, если не алфавита.
Невозможно глубоко понимать мир, следуя какой-то одной, надменной и замкнутой, претендующей на исключительность научно-философской системе. Это всё равно что изучать поверхность, следуя единственной аналитически заданной линии. Линии могут быть проще и сложнее, короче и длиннее, прямее и извилистее. Но любая из них опасна, если отрицает существование других.
Нужна не траектория, а способ восприятия, позволяющий человеку вобрать весь мир в своё сознание. И даже бесконечность – причём её в самый центр, в средоточие веры.
«Когда кто-нибудь привязывается к одной какой-нибудь, хотя бы и верной, идее, то он, в сущности, попадает в то же положение, в каком находился бы человек, привязавший себя к столбу, чтобы не заблудиться. То, что может быть желанной истиной на известной степени духовного роста, может быть помехой этому росту и заблуждением на другой, более высокой ступени».75
Метод личного усвоения нужно культивировать в себе и (не менее важно!) уважать в других. Последнее труднее: развивать приходится своё усилие, а признавать – чужое.
Ознакомительная версия.
