питомцев. Вероятно, нам придется попросить перенести пивной ларек в школьный двор, а то мальчики выходят без пальто и могут простудиться.
Взрослые потолковали еще о чем-то о своем, потом учительница забрала своих учеников и увела их. По дороге она говорила им о каких-то классных делах, затем сказала:
– Да, я совсем забыла…
– О пиве? – услужливо напомнили ребята.
– Да нет, ерунда какая. Как там у вас со стенгазетой?
На том они и расстались, больше эта тема не поднималась. Признаюсь, я, как и мальчишки, был восхищен такой педагогикой. Рассказывать здоровенным парням о вреде пива было бы наивно. Объяснять, что распивать пиво рядом со школой, в школьной форме – значит привлекать к школе недоброжелательное внимание, которым она и так не была обижена, было бы неловко. Умные ребята усвоили урок и без нотаций.
Учеба в подобных школах давала мальчикам много, но психологический опыт был для многих из них непростым. Переходя из обычной школы в специализированную, одаренный и честолюбивый подросток вдруг обнаруживал, что раньше он был кум королю, а теперь еле-еле тянет на тройки. Возникали мучительные проблемы с самооценкой, а заодно и с друзьями. Многие ученики жили далеко от школы. Это ограничивало круг свободного общения, в котором сильно нуждается юность, а порой создавало коммуникативные трудности. Поступив в вуз, одаренные мальчики лихорадочно устремлялись на поиск новых друзей, включая девочек, которых они не успели приобрести в школе, но у наиболее застенчивых парней это не всегда получалось. Отдыхая в студенческих спортлагерях, я играл сам с собой в такую игру. Заметив юношу с коммуникативными проблемами, я спрашивал: «Ты учился в физматшколе?» И очень часто ответ был: «Да, откуда вы это знаете?»
Важную роль в формировании чувства личности и социальной активности подростков 1960-70-х годов играли такие внешкольные организации, как созданная И. П. Ивановым и Ф. Я. Шапиро ленинградская Фрунзенская коммуна и Всероссийский пионерский лагерь «Орленок», первая «начальница» которого Алиса Федоровна Дебольская, «орлятская мама», как ее шутливо называли ребята, подобрала удивительный коллектив единомышленников и умела одинаково убедительно общаться и с подростками, и с вожатыми, и, что было самым трудным, с наезжавшим в лагерь партийно-комсомольским начальством.
Прежде всего меня поразил раскованный, гуманный стиль жизни «Орленка», совершенно непохожий на то, что делалось в других местах. По правде говоря, я оценил это не сразу. Приехать в «Орленок» на комсомольскую смену меня сагитировал наш аспирант Сергей Черкасов, рассказав о том, что на территории лагеря нет ни единого лозунга и с ребятами говорят обо всем всерьез. Зная восторженность Черкасова, я сразу же «скостил» треть его впечатлений, но все равно получалось занятно. То, что я увидел в первую неделю, повергло меня в уныние, показалось наивной игрой, в которой молодые взрослые участвуют с большим энтузиазмом, чем подростки. Ребят действительно ни к чему не принуждали, но что из того?
Общий сбор. 500 подростков яростно спорят, носить им пионерские галстуки или нет. С одной стороны, это некий символ, с другой стороны, они из этого уже выросли. Некоторые говорили: будем носить, только пусть галстуки будут не красные, а голубые. А Олег Газман на все отвечает: как вы решите, так и будет, хоть серо-буро-малиновые в крапинку, только таких галстуков у нас нет, придется вам самим их покрасить. Общее решение: галстуки носить, но только по убеждению, кто не согласен – пусть не носит.
Отрядный «голубой огонек». Костер. Ребята мучительно обсуждают итоги дня и план на завтра. Активные девочки всё знают: соседний отряд копал вчера яму, пойдем и мы копать. А вожатый вместо подсказки раздумчиво говорит: может быть, яма – это смысл жизни соседнего отряда, а смысл нашей жизни в чем-то другом? В чем смысл их отрядной жизни, ребята не знают. Тоска и уныние. Но я-то знаю, что в конечном итоге будет то, что заранее спланировано, зачем тянуть резину?
Приятных инфантильных взрослых (среди них было много замечательных людей: 16 аспирантов и кандидатов наук, студенты Физтеха, в том числе будущие знаменитости – артист Александр Филиппенко и космонавт Александр Серебров, в лагере подолгу жили Александра Пахмутова и Николай Добронравов) я по-настоящему зауважал в день парадного открытия смены, когда выяснилось, что мальчик, который должен командовать парадом и отдавать рапорт, на общем сборе выступал против ношения галстуков и сегодня тоже без галстука. Маленькое, но ЧП, ритуалы в лагере любят. Однако никому из взрослых даже в голову не пришло надавить на мальчика, о нем говорили с уважением и любопытством. Так он и не салютовал. А через несколько дней по собственному почину стал носить галстук. Я до сих пор жалею, что в суете орлятской жизни не расспросил парня, почему он это сделал.
Педагогику сотрудничества всячески поддерживали такие замечательные теоретики и пропагандисты педагогики, как С. Л. Соловейчик и В. Ф. Матвеев, и молодежная пресса, включая «Комсомольскую правду». Школьная проблематика занимала важное место в советском кино. Талантливые кинорежиссеры (Ролан Быков, Динара Асанова, Сергей Соловьев, Владимир Меньшов, Владимир Грамматиков, Игорь Масленников, Сергей Потепалов и др.) чутко улавливали за локальными школьными конфликтами серьезные морально-социальные проблемы, становясь на сторону униженных и оскорбленных. Но против них дружно выступала официальная «бездетная педагогика» (выражение С. Л. Соловейчика). Передовые школы закрывались, непослушных учителей-новаторов изгоняли, а «неудобные» фильмы складывали на архивную полку.
В современной российской школе те же самые проблемы стали еще острее, чем раньше. Беда не в том, что развалились комсомол и политизированная пионерия – эти организации давно уже были духовно мертвы и существовали скорее по инерции, за счет государственной поддержки, – а в том, что на их месте образовался огромный идеологический и моральный вакуум, причем нерешенные старые проблемы дополнились новыми.
Появление компьютеров и Интернета, в освоении которых дети сильно опережают взрослых, еще больше обострило проблему соотношения власти и авторитета. Авторитарная школа сегодня столь же архаична, как и авторитарная семья. Если учитель искренне заранее не признает, что в каких-то вопросах ученики могут быть умнее и успешнее его самого, его авторитет будет рушиться едва ли не на каждом уроке.
Школьный учитель не видит за учеником личность. Для учителя главное в школьнике – послушание и отношение к учебе (Реан, 2003а). В учительских характеристиках учащиеся привычно делятся на «сильных», «средних» и «слабых». По данным Л. М. Митиной, лишь четверть учителей не склонны стереотипизировать своих воспитанников. Отсутствие индивидуального подхода особенно отрицательно сказывается на отношении к не совсем обычным учащимся. Проанализировав характеристики, которые учителя дали делинквентным подросткам, Реан нашел, что в 88 % из них такая важная
